Шрамы заживают хорошо, головные боли Эммалайн не мучают, а вот неуемный, как у типичной рейвенкло, интерес к тому, как все это было возможно, имеется. И ради возможности узнать что-то, а, возможно, и научится чему-то, Вэнс готова прийти в Ставку и побеспокоить Антонина Долохова, рискнув даже вызвать его неудовольствие.
К тому же, это нужно было Рабастану, она это видела,  а значит, важно и для нее. 
Трио, может быть, и распалось, остался только дуэт, но и это уже было много, куда больше того, что было у Эммалайн раньше.  Иногда ей очень хотелось поговорить об этом с Бастом, но как-то не случалось подходящего момента, да и не было у них привычки устраивать вечера воспоминаний с чаепитием и тыквенным печеньем.

Уже знакомая тропинка ведет к помпезному крыльцу, и  все это уже если и не привычно, то как-то буднично. Вэнс не волнуется, не боится и не впадает  в священный трепет. Она знает свое место, делает свое дело, и, как ей кажется – делает хорошо. А значит, ей нечего бояться. Опасаться – да, но это совсем другое.
- Я спрошу про деда, - кивает она Рабастану. -  Он пропал без вести, ты же помнишь, и, возможно, еще жив. Мне кажется, это вполне убедительный предлог.
К тому же, кто знает, может быть Долохов и правда поможет ей найти мистера Вэнса.
В детстве она мечтала об этом. Сначала о том, что дедуля появится на пороге их дома, и в ее жизни снова все будет хорошо, потом – что она повзрослеет и отправится на его поиски, и, конечно, найдет. И снова все будет хорошо.
Эммалайн приглаживает темные волосы, на этот раз она – сама аккуратность во всем. Воспоминания о том, какой ее видел Антонин Долохов в прошлый раз, немного коробят чопорную Вэнс, но что было, то было.
- Если он не захочет говорить со мной об этом, мы найдем другой способ, Баст. Мы найдем Итон.

Конечно, найдут. Эммалайн не сомневается в этом, но, как и Рабастан, предпочитает попробовать для начала самый простой и короткий путь.
По только что проклюнувшейся зеленой траве газона ветер увлеченно катит скомканную газету. Небо, наконец-то, вспомнило, что на дворе конец марта и порадовало синевой, проглядывающей сквозь привычную уже серость.
Или это только над Бедламом вечные тучи и туман?

Антонин узнает о том, что в Ставке гости, сразу же, едва они пересекают первые защитные барьеры.
Это неудивительно, учитывая, что он вложил в тот октябрьский ритуал, замкнув родовую связь на этом месте. Уолден и Рудольфус, будь он здесь, узнали бы тоже, но не с такой четкостью, как Антонин - в конце концов, ради этого он почти разорвал узы, связывающие его с тем заброшенным домом в Румынии, а ни Лестрейндж, ни Макнейр не пошли на подобное, привязанные к родовой земле не только магией, но и семьей.
Одиночка Долохов мог позволить себе куда больше - и получить куда больше взамен: первый принцип магии, о котором ему рассказывал отец, это равновесие. Сколько отдал - столько и получаешь, хоть и в другом эквиваленте.
Антонин играть по-крупному любит - он азартен до куража, везуч как дьявол, и даже сейчас, когда Хель подкралась совсем близко, снова поднимает ставки.
На столе перед ним - небрежные наброски, схемы, пентаграммы, в которых традиционные начертания и направления отражены и изменены - он сверяется с теми книгами, которые смог найти, но знает: где-то здесь кроется ответ на его вопросы.
Где-то здесь есть дверь, которая отправит Хель обратно, обнулит долг Антонина - и он обязательно нащупает эту дверь, а затем использует Араминту как приманку.
Со всех сторон отличная партия - беспроигрышная, но азартная.
Откладывая перо, Долохов поднимается на ноги, когда слышит шаги по лестнице.
Это, разумеется, свои - никто без знака избранности не смог бы преодолеть защиту, выставленную Милордом с помощью трех сильных магов, глав своих родов, но Антонин все равно хочет встретить визитеров на ногах и как подобает.
Пламя свечей в массивном канделябре отражается в хрустале снифтера, тянется за Антонином, когда он обходит стол, чтобы открыть дверь.
На пороге - его новая знакомая, Эммалайн Вэнс. На сей раз в одиночестве, хотя явно не могла прийти сюда сама - и в более собранном, приличном виде.
Ей шла растрепанность, с удовольствием констатирует Долохов, не пряча острый интерес к цели прихода лестрейджевской няньки за зубастой ухмылкой.
- Мисс Вэнс, и снова сюрприз. Пришли повидать мистера Макнейра? Или?.. - он намеренно не заканчивает предположение, оставляя ей возможность предложить более лестный для него вариант, и, не собираясь держать целительницу на пороге, распахивает дверь шире и сторонится, намекая, что ей лучше войти. - Наша прошлая встреча закончилась скомканно, я не успел сказать, что всегда буду рад вашему визиту - друзья Рудольфуса - мои друзья. Отрадно, что ваши приключения с мистером Лестрейнджем окончились благополучно.
Он и не скрывает интереса к этому приключению, как не скрывает и иронии - их с Рудольфусом никто не смог бы назвать друзьями, и Эммалайн наверняка не заблуждается на этот счет, однако вновь появилась в Ставке - целительница играет куда более важную роль в том, что происходит у Лестрейнджей, и ему стоит быть начеку. Или перевербовать ее, заставив играть по своим правилам - и ради своих интересов.
- Выпьете? - что бы ее сюда не привело, ему всегда удавалась роль радушного хозяина.

- Мистер Макнейр почти не успел насладиться полным спектром азкабанского гостеприимства, - тем же радушным и светски-небрежным тоном отвечает Долохов на слова целительцы. - Он крепкий мужчина и скоро оправится. И не станет таить на меня обиду, если я задержу вас. Мне приятен ваш визит, хотя, не скрою, цель его так же вызывает любопытство. Вы мне не мешаете, мисс Вэнс. Здесь не слишком много развлечений, а прошлый ваш приход меня изрядно развлек. На сей раз вы пришли не с Рудольфусом. С его братом? Мадам Лестрейндж, наша Валькирия, не стала бы стоять за дверями. - Ему не требуются ответы -
Удовлетворившись вежливым отказом мисс Вэнс, он наливает себе, походя собирая разложенные на столе пергаменты и книги, прикрывая рисунки неудачными схемами - она наблюдательна и достаточно умна, чтобы делать вид, будто ей не интересно, чем он занят.
И она благодарит его - очень воспитанно, без тени фальши, упоминая о шрамах якобы между прочим.
Антонин улыбается в ответ. Какая забавная девочка. Храбрая или так хорошо владеет собой?
Он мог выяснить это за минуту, поймав ее взгляд, но не хочет - интереснее дать мисс Вэнс разыграть свою партию целиком.
В то, что она явилась только ради благодарности, он не верит - и ребенок бы не поверил, но это не повод легиллементить новую фаворитку Рудольфуса, если он не ошибся в ее статусе.
К тому же, благодарность всегда приятна - и, что намного важнее, подтверждает, что у Лестрейнджа перед ним должок, даже если благодарить пришла мисс Вэнс, а не сам Рудольфус.
Антонин салютует ей коньяком - подбадривающе, гостеприимно.
- Мне жаль, что пришлось оставить вам шрамы. У вас красивые руки. Будь другой вариант или будь у нас больше времени, я нашел бы какой-нибудь другой способ, менее разрушительный. Более подходящий.
Впрочем, ему нравится, что она так легко упоминает свой весьма болезненный опыт. Крепкие нервы - это достоинство, которое и у мужчин встречается не так часто, как хотелось бы, а мисс Вэнс, видимо, обладает им в достатке.
Как, впрочем, и другим достоинством, куда более сомнительным - прямолинейностью.
- Пришли поблагодарить и тут же просите о новой услуге? - усмехается Долохов, но приятно удивленный - в большей степенью дерзостью девочки, осмелившейся здесь говорить о делах Ставки так, будто имеет на это право. В чуть меньшей - тем, что она в самом деле хочет от него личной услуги.
Не торопясь с ответом, он отпивает, наслаждаясь вкусом коньяка - Нарцисса была так любезна, что подобрала для него бутылку получше, и воспоминание об этом незначительном знаке внимания от взысканницы его настраивает на добродушный лад.
- Присаживайтесь, мисс Вэнс. Если вы просите времени, значит, разговор может затянуться.
В комнате, которую он облюбовал для себя, не слишком много мебели - но для двоих даже с избытком: помимо стула у стола, за которым он сидел, когда его отвлекли, два одинаковых кресла, явно исполненных под чиппендейл, возле зашторенного окна, и софа, заваленная книгами, вдоль другой стены.
Указав на кресла, Долохов первым оказывается возле них и кладет руку на спинку того, который находится в большей тени - она наблюдательна, но не стоит усердствовать с этим. Ожидая, пока Эммалайн сядет, все также светски улыбается - будто сопроводил утомившуюся танцами даму к месту отдыха.
- Мне нет резона отказывать вам, мисс Вэнс, - садясь следом, он удобно устраивается в кресле, ставит бокал на подлокотник. - Но и нет резона соглашаться. Вы понимаете, Prinzessin? Мое время стоит дорого - а услуги еще дороже.
Времени у него вовсе нет - Хель бродит совсем рядом, но эта девочка вполне может стать ему полезной: она знает о Хель, она имела с ней дело напрямую, видела, как Мелифлуа пыталась избавиться от преследовательницы. Она может знать, насколько глубоко увяз Лестрейндж - и может стать орудием, которое его уничтожит, уберет наиболее сильного и молодого соперника.
А потому Антонин ждет - что она ему предложит взамен.

- Антонин, -  приветливо усмехается Долохов, оценивший и улыбку гостьи, и ее чистосердечное признание его заслуг. - Зовите меня Антонин.
Если он собирается сойтись накоротке с мисс Вэнс, чтобы использовать ее в своих интересах, ему стоит заставить ее себе доверять. Жаль, что ее пребывание у Лестрейнджей, как он успел понять, далеко от невыносимости тюремного заключения - это сыграло бы ему на руку. Женщины падки до тех, кто выступает в роли спасителя, и склонны идеализировать того, кто пришел на помощь в трудную минуту, но Эммалайн все же нужно от него что-то, и Долохов не торопится, дает ей высказаться.
Кивает понимающе, когда ее голос прерывается - магия, практикуемая в Британии, оскоплена и оскоплена давно, где такой молодой женщине, как Эммалайн Вэнс, знать, на что еще способны маги его возраста, прошедшие его школу, с его опытом.
Ему приятны ее слова, даже если это всего лишь лесть - Долохов высоко себя ценит, зная, что достиг этого благодаря своим талантам. Ему доверят даже Том - советуется с ним, открывает много больше, чем прочим, и то, что мисс Вэнс сумела верно оценить то, чему стала свидетельницей, характеризует ее с наилучшей стороны - как умную, наблюдательную ведьму.
И весьма, весьма осторожную.
Долохов тоже не упускает из вида, что их первые встречи происходили при живейшем участии Лестрейнджей - вот братьям он нисколько не доверяет, как и не сомневается, что старший с радостью отправил бы его к Хель, если бы знал, как. Мотивы младшего менее прозрачны, но то, что тот подчиняется воле Рудольфуса, вне сомнений.
Он вздергивает бровь, но ничего не отвечает на открытое предложение сделки, пряча ухмылку в бокале. Во времена его молодости такое предложение считалось непристойным, но в мисс Вэнс непристойности нет и в помине - по крайней мере, сейчас, когда ее волосы причесаны, а одежда в порядке.
- Мне приятно, что вы удостоили меня своей дружбой, - так же насмешливо произносит Антонин, отставляя бокал. Она хорошо подбирает слова, но в самом ли деле умеет играть в эту игру? Он тянет с ответом, решая, хочет ли послушать другие доводы, но быстро остывает к этому развлечению. Он хочет конкретики - хочет знать, что конкретно Эммалайн Вэнс пришла ему предложить.
Ее слова о том, что она не может позволить услугу, но может позволить консультацию, его изрядно заинтересовали.
- Я подумаю над тем, как вы можете быть мне полезны. Но для этого вы должны быть живой. Позвольте на правах друга дать вам совет, Prinzessin. Не давайте леди Лестрейндж повода для злости, - намекает он на дурной нрав Беллатрисы, своей очаровательной Валькирии, чей характер Азкабан только испортил. - От нее вас никто не сможет спасти - ни Рабастан, ни даже Рудольфус.
Его улыбка - насмешливая, понимающая - идет вразрез с намеренно-ровным тоном, и Антонин снова отпивает из бокала, поудобнее устраиваясь в кресле.
- Не отвечайте, не нужно. Просто примите мой дружеский совет. - Спать с Рудольфусом Лестрейнджем опасно для здоровья, причем даже больше, чем мисс Вэнс себе представляет, считая, возможно, что опасность исходит только от него самого. - Итак, консультация. Кого вы хотите найти?
Ритуалы требуют многого - и сейчас Антонин уже не может прибегнуть к помощи Хель, чтобы почерпнуть ее мощи, как не может и позволить себе выложиться магически, вкачивая в магию жизненные силы, но Вэнс пришла не за услугой, а за консультацией, и Долохов, любящий делиться собственными знаниями с пытливыми умами, не может устоять перед соблазном.

А Эммалайн Вэнс в самом деле не разменивается по пустякам - и за ее просьбой скрываются целых две, пусть и имеющие схожую проблематику.
Долохов улыбается ласково, даже понимающе - "вероятнее всего жив" означает, что Десмонд Вэнс не просто жив, а предпринял кое-какие меры, чтобы его местонахождение не было обнаружено. Или предприняли те, кто его забрал.
Антонин, бывший работник Министерства Магии Румынии, знает, что уж с такой мелочью, как определение, жив ли чистокровный маг, сведения о семье которого содержатся в архивах Министерства, справилась бы даже убогая магия, дозволяемая в Британии.
Наверняка, заинтересуйся Скримджер, как поживают его старые знакомые, сбежавшие из Азкабана, получил такой же ответ: Лестрейнджи живы. Но не больше.
Рассказ Эммалайн дает Антонину даже больше, чем она сама, вероятно, думает - например, раз ее семья удовлетворилась расплывчатым ответом из Министерства, это значит, что к помощи родовой магии они не прибегали. Это довольно занимательно в свете того, что мисс Вэнс хотела бы исчезнуть и сама - потому что наилучшие, эффективнейшие системы поиска, которые только знает Долохов, завязаны на родовой магии. И на магических контрактах любого свойства, лишь бы их срок действия не истек к тому моменту, как возникла потребность найти одного из участников.
- Ваша семья не предпринимала никаких самостоятельных попыток найти мистера Десмонда? - уточняет Антонин, собирая информацию - он заинтересовался проблемой, обрисованной Эммалайн, причем совершенно искренне. - Родовая магия нередко оказывается очень полезной в этом случае, особенно если маг пропал вследствие каких-то природных аномалий или катастрофы, а не прибегал к специальным средствам, чтобы сбить со следа магию.
Он снова улыбается - чуть ли не мечтательно, отставляя бокал. По привычке тянется к карману, где должен был лежать портсигар, но обрывает движение на половине, складывает пальцы домиков перед собой.
- Родовая магия и все действующие магические контракты, заключенные тем, кто хочет исчезнуть, - теперь он говорит о самой Эммалайн. - Для того, чтобы вас нельзя было найти вашим родителям, вам нужно разорвать магические связи с родом, если они есть. И разорвать все контракты - клятвы, непреложные обеты, связь с чужими детьми, если вы оказали кому-либо честь быть крестной - или такую честь оказали вам. Побратимства, помолвки - все.
Улыбаться он не перестает, но насмешки нет больше ни в его голосе, ни в улыбке - то, что они обсуждают, не тема для иронии.
- Это считается невозможным, но это слишком категоричное утверждение. Кое-что в самом деле возможно разорвать - вопрос лишь в том, на что вы ради этого готовы, какую цену готовы заплатить. Чем меньше связей, подтвержденных магией, останется в распоряжении тех, кто захочет вас разыскать, тем больше у вас шансов остаться числиться пропавшей. И вы совершенно правы - подобный розыск едва ли будет санкционирован Министерством, он требует обращений к магии, которая считается недопустимой, но частные лица все еще могут вас найти, если готовы пойти на риски. Так что поройтесь в памяти и семейных архивах, Prinzessin. Составьте список тех, с кем вы и ваш дед связаны магически, и как именно связаны. И я расскажу вам, что можно будет сделать - если, конечно, вы в самом деле хотите найти его и исчезнуть сами.

В прошлые их встречи, даже ту, двухнедельной давности, Эммалайн Вэнс держалась суше, отмечает Антонин, чувствительный к настроениям женщины рядом, выпестовавший эту свою чувствительность, настраивающий ее будто камертон.
В прошлые встречи она берегла эмоции, особенно негативные, для себя, не позволяла им отражаться на лице, а сейчас не так следит за собой - не то больше не придает значения этому факту, не то сочла, что он ей не враг.
Это опасное заблуждение, но Долохов может быть не только врагом. Он может быть и другом, хорошим другом - особенно если в основу дружбы будет положена взаимная выгода.
- В таких вещах не существует неважных мелочей, Prinzessin. Любой нюанс может дать необходимую ниточку, и если исчезновение вашего деда было на руку кому-то в вашей семье или в британском Министерстве, вы должны понимать, что этот кто-то мог позаботиться и о том, чтобы уничтожить очевидные пути поиска, - помимо желания расположить к себе Эммалайн, использовав ее позже в его партии с Рудольфусом, Антонин высоко оценивает и возможность сунуть нос в дела Министерства, обрекшего его на смерть в азкабанской камере, а потому не торопится заканчивать беседу.
Впрочем, Эммалайн и сама не удовлетворила любопытство, и при ее следующем вопросе - доскональном, очень практичном - он удивленно обегает взглядом ее фигуру, задерживаясь на талии, пытаясь различить следы беременности.
- Да, узы, связывающие чистокровных магов с их детьми, как рожденными, так и еще не рожденными, вне зависимости от того, приняты и признаны ли они родом, вернее всего приведут отца к ребенку, и следовательно, и к матери - родовая магия опирается на магию крови, а последнюю невозможно обмануть. - Эммалайн Вэнс с Лестрейнджами чуть ли не с самого побега, подсчитывает он. Полных семь месяцев. - Вы говорите о себе, Prinzessin? Учитывая, как давно вы приступили к исполнению своих обязанностей колдомедика при наших общих друзьях, то если вы и оставили безутешного возлюбленного, то едва ли будучи в положении - я допускаю, что на первых порах беременность можно скрывать под одеждой или корсетами, но не на более поздних сроках. Если эта неприятность случилась с вами недавно, избавьтесь от ребенка, моя дорогая. Это будет милосерднее по отношению к нему и избавит вас от серьезных проблем. Разве что вы будете готовы отдать ребенка Хель, чтобы выкупить у нее его отца.
Разумеется, Антонин подозревает в отцовстве Рудольфуса - и если этот безумный кобель в самом деле обрюхатил колдомедичку в то время, когда Беллатриса уже понесла, то даже Долохов уже не поручится, чем обернется проведенный в январе ритуал.
- Эммалайн, я хочу, чтобы мы с вами стали друзьями, - касается Антонин того, что интересует его больше всего. - Мистер Лестрейндж, конечно, не лишен своеобразного очарования и я уверен, что вы привязались к взбаломошной мадам Лестрейндж, но, боюсь, это не та компания, которая вам нужна. Те, кому вы, быть может, слепо храните лояльность - кстати, моя доргая, вам знаком термин "стокгольмский синдром"? - не лучшая огранка для вашего таланта. Латать переломы и синяки, тратя на это время, которое вы могли бы посвятить по-настоящему важным исследованиям, - какое растрачивание ресурсов! Но, боюсь, для Рудольфуса все это лишь белый шум - то, что вы демонстрировали мне в январе. Он не оценит ваших успехов - а я оценю. Я дам вам больше времени, больше средств, больше возможностей, вы займете место не пленницы, но нашего друга, не зависящего от милости Лестрейнджей - а взамен я попрошу сущую мелочь: информацию.

Хель умеет это - предлагать заманчивые вещи, и Антонин кивает подбадривающе, рассчитывая на откровения. которые сможет использовать, но мисс Вэнс не так проста и только в ее глазах появляется едва ли не мечтательное выражение, которое менее внимательный собеседник мог бы отнести на свой счет.
Долохов наклоняет голову в знак того, что оценил комплимент. Мисс Вэнс не только не проста, но и умна - а у Антонина слабость к умным молодым женщинам, которые хотят и любят учиться. Так сложилось, что он любит учить - и считает, что достиг на этом поприще немалых успехов, хоть и не оцененных широкой общественностью. Впрочем, в этом есть свои плюсы - его знания не тиражируются, а своих учеников  - и учениц - он выбирает сам.
Эммалайн Вэнс продолжает - и Антонин снова кивает. Он уже слышал о Непреложном обете, разумеется, иначе кто стал бы терпеть целительницу так долго совсем рядом с Ближним кругом, и теперь легко отмахивается от этого факта, небрежно откидываясь в кресле. У него сегодня хороший день - аритмии почти нет, он не часто прибегает к магии, а потому чувствует себя на редкость хорошо для конца дня. Он осознавал, что эффект ритуала, проведенного Томом на острове, долго не продлится, а потом старался расходовать силы медленнее, и все же прошло едва две недели, чтобы вернулись первые признаки его приговора.
Ему в самом деле нужно спешить - но дракклов Рудольфус Лестрейндж не нашел Дженис Итон, а полноценный ритуал поиска лишит Долохова остатков сил, если не убьет. Ему нужен ассистент - и к Алекто обратиться он в кои-то веки не может.
Быть может, потенциал Эммалайн Вэнс окажется достаточным, чтобы она оказалась ему полезна - но пока Антонин не торопится приступать к каким-то конкретным предложениям.
Устраиваясь в кресле поудобнее, откидываясь на спинку, чтобы лицо оказалось в тени - он знает, что выглядит не особенно здоровым. наверняка и целительница этого не пропустит - Долохов возвращает руку на подлокотники.
- Я уважаю ваш обет. Будучи вашим другом, я не стану заставлять вас нарушить его - вашей смерти я не желаю, - в его исполнении это практически признание в искренней симпатии. - Но поверьте, я знаю десятки способов получить от вас информацию, обойдя формальные требования обета, каким бы он не был. Магию нельзя обмануть, но мага - можно, однако мне не хотелось бы, чтобы вы руководствовались ложными мотивами, принимая мое предложение дружбы.
Снова отпивая коньяка, он ставит бокал на стол, заботясь, чтобы рука не дрогнула, и вежливо улыбается Эммалайн из тени.
- Стокгольмским синдромом называется поведение жертвы - пленника, заложника - при котором тот оправдывает своих похитителей, проникается их целями, точкой зрения, проникается сочувствием и перенимает систему ценностей, обращаясь против своей прежней жизни. Ценности мистера Лестрейнджа не для вас, Prinzessin, и вы не должны заблуждаться на этот счет лишь по той причине, что провели с ними немало времени или оказались в фокусе его интереса. Наш общий друг Рудольфус слишком импульсивен, и сейчас эта импульсивность может стоит многого не только ему, но и нам всем. Зачем он искал того ребенка? - задает прямой вопрос Долохов, наклоняясь над столом и отбрасывая витиеватость. - В девочке ни капли его крови - это разобрал бы любой ритуалист, однако он искал ее так отчаянно, что позволил Араминте Мелифлуа обратить к Хель. Почему он считал, что девочка приведет его к Дженис Итон? Если это так, почему Дженис еще жива? И, наконец, Prinzessin, почему вы помогали ему, а не его брат?

Между ними лишь стол, и то, как они оба наклонились друг другу, как будто стремясь преодолеть и эту преграду, со стороны, должно быть, напоминая заговорщиков, веселит Долохова, но куда сильнее его веселит то, что он слышит.
То, что девочка, так страстно разыскиваемая Рудольфусом, была у Дженис, догадался бы и флоббер-червь, так что эту правду Антонин пропускает, но не торопит, не прерывает Эммалайн - пусть расскажет то, что считает нужным, и так, как считает нужным. А вот затем, если он еще будет неудовлетворен, он всегда сможет откорректировать ее манеру изложения.
Впрочем, нужды в этом нет - мисс Вэнс рассказывает основательно, но и не затягивая. Услышав о доме в Баварии Антонин задумчиво принимается постукивать пальцами по столу, чуть отпуская вниманием рассказчицу - дом в Баварии наверняка принадлежит Мейерам, и с его стороны было глупо предполагать, что Дженис в поисках покоя - или себя - не обратится к дому отца. Сколько бы она не отрицала свою принадлежность к Мейерам, цепляясь за фамилию давно мертвого мужа, ее желания здесь не имели значения - и Антонин мог бы рассказать ей и об этом, будь у них больше времени для разговоров.
Ее желания никогда не имели значения - в конце концов, об этом ей могла бы рассказать и Джейн.
Благодарность, на которой Эммалайн останавливается отдельно, ему приятна - приятна настолько, что он задается вопросом, а не играет ли на его тщеславии эта милая умная женщина, приручившая - насколько и если это вообще возможно - Рудольфуса Лестрейнджа, его очаровательно-вздорную жену и склонного к мизантропии брата. Прищурившись, он ничем не отвечает на эту благодарность, хотя запоминает, что промелькнуло на лице мисс Вэнс в этот момент - не жадность ли? Не жажда нового опыта ли?
Но это ждет, а пока он все еще внимательно слушает, чтобы получить полную картину - и в конце концов паззлы складываются в нечто целое.
Некоторое время после того, как Эммалайн замолкает, Антонин тоже молчит - и его лицо выражает лишь вежливый интерес к услышанному, но постепенно ему становится все сложнее удержать эту светскую маску и смех, разбирающий его изнутри, находит лазейку. Сперва он просто фыркает, как будто припомнив нечто забавное, но затем фырканье перерастает в настоящее веселье, и Долохов откидывается обратно в своем кресле, и только отсмеявшись, улыбается Эммалайн прежней тщательно отмерянной благодушной улыбкой.
- Ну что вы, я прекрасно понимаю, как такое могло получиться, - ухмыляется он, позволяя двусмысленности проникнуть и в его улыбку. - Когда миссис Итон... гостила в Ставке, с ней многие хотели провести время. Вы можете знать, она была неподражаема в преследовании и поимке.
Он не думал, что Рабастан Лестрейндж имеет склонность к таким развлечениям, но ведь говорят, что яблоко от яблоньки недалеко падает, а о привычках и пристрастиях Рудольфуса не слышал разве что глухой. Впрочем, даже предполагай он нечто подобное, едва ли стал бы останавливать младшего Лестрейнджа - иной раз вербовка предполагала жесткую аргументацию, чтобы щедрые предложения и ласка выгодно играли на контрасте.
Забавно, однако, как оба Лестрейнджа повернуты на размножении.
Долохов возвращает улыбке пристойность, но веселье никуда не уходит - он уже оценил и другую часть информации: ту, согласно которой это Дженис подала Лестрейнджу эту нелепую мысль.
Если бы он был менее самоуверен, его бы это могло задеть - но сейчас больше развлекает.
- Как ни печально это признавать, но, боюсь, миссис Итон поступила некрасиво, обманув чаяния Рабастана Лестрейнджа. Видите ли, Prinzessin, она в самом деле беременна - но ни один из Лестрейнджей не имеет к этому ни малейшего отношения. Как джентльмен, я не хотел бы вдаваться в подробности, - Долохова все еще веселит упоминание Вэнс о ее некомпетентности, и он отвечает в тон, едва ли действуя намеренно. - И даже реши Рудольфус использовать кровную связь своего брата с еще нерожденным ребенком Дженис, это не помогло бы в поисках. Или, - внезапная догадка нравится Долохову еще сильнее, - он попытался, но у него ничего не вышло?
Рудольфус не был специалистом в этой области магии, несмотря на старшинство - и если он попытался, но безуспешно, он вполне мог не принять простейшей причины этого провала.
Самонадеянные, упрямые Лестрейнджи.
- Благодарю, что были откровенны, мисс Вэнс, и видите, как сильно нам всем, включая наших общих друзей, помогла ваша откровенность? Вы можете успокоить Рудольфуса - и Рабастана, разумеется, - заверив их, что ублюдок не появится в роду.
Последние слова Антонин проговаривает не без издевки - не в нынешнем положении Рудольфуса разбрасываться потомством от крови Лестрейнджей, кем бы ни была мать.
Помимо этого, Долохова интересует эта обмолвка насчет непредвиденного - неужели Рудольфус опасался, что его брат... Поставит выше Дженис и предполагаемого ребенка?
Такое погружение в милые семейные тайны Лестрейнджей Долохова ничуть не раздражает - ему нравилось знать больше, нравится обладать информацией, тщательно просеивать слухи и светские сплетни, выуживая крупицы истины, а сейчас, во время вынужденной изоляции, и вовсе приходится довольствоваться малым.
- Если хотите, Prinzessin, - принимает решение Долохов, - я покажу вам, как это работает - отслеживание связи по крови. Но мне понадобится ваша помощь. В обмен вы получите знание - и сможете применить его в собственных поисках.
Ему нужно поставить точку в этом затяжном романе с Дженис, и он тоже не хочет ничего непредвиденного - а потому кандидатура Эммалайн Вэнс кажется сейчас наилучшей.