[nick]Molly Weasley[/nick][status]Мать-героиня[/status][icon]https://d.radikal.ru/d25/1803/41/495076070b0b.png[/icon][sign]Лучшие пироги Британии![/sign][info]<b>Молли Уизли, 46^y.o.</a></b><br><i>домохозяйка</i>[/info]Каждый вечер, ложась в супружескую постель, Молли с мрачным отчаянием думала, что утром она не встанет. Не сможет. Не хватит сил. Но утро наступало в свой срок, вместе с ним под дверь супружеской спальни приходили повседневные дела и вставали в очередь, требуя внимания Молли. Она сама установила порядок, по которому жила Нора, она гордилась им, она, не жалея сил, много лет поддерживала его, стараясь, чтобы всем здесь было хорошо, уютно, спокойно. Чтобы каждого из их с Артуром выводка ждал горячий чай, пироги, теплый свитер и материнские объятия. Но теперь ей кажется, что она здесь чужая.
Наверное, найди она в себе смелость поговорить об этом с Артуром, он бы нашел слова, чтобы убедить ее в том, что ничего между ними не изменилось. Но Молли боялась. Боялась увидеть в глазах Артура жалость, а не любовь.  И, быть может, сожаление…

Пасха ворвалась в Нору с запахом первой травы, такой прозрачно-зеленой, как будто она была сделана из мятных леденцов. С пением птиц, которых вполне устраивала ее крыша, как временный насест. К этому следовало бы добавить запах творожного пудинга, который Молли обычно пекла на Пасху, но в этом году она никак не могла заставить себя за него взяться. Так и сидела на кухне, вяло передвигая плошку с мукой, поглядывая в чашку с изюмом и сухими сливами, которые давным-давно был готовы. Пасхальный заяц даже сумел безнаказанно украсть несколько штук, и спрятать за щеку, отчего она раздулась, как у хомяка. Надо ли говорить, что раньше подобная наглость не осталась бы безнаказанной?
Ласковое прикосновение Артура зажгло было в Молли искру прежней хозяйственности и любви к кухонным хлопотам, она даже потянулась к бутылочке с ванильной эссенцией, чтобы добавить ее в творог, но муж отошел, чтобы впустить сову, и искра погасла, так и не принеся каких-то ощутимых перемен в судьбе пудинга.

- Пирсон? И что он пишет?
Молли вздохнула. Лучше бы он написал завтра. Или нет, лучше после пасхальных каникул. Может быть, тогда ей бы удалось сделать вид, будто эта Пасха такая же, как все прочие. Хотя, вряд ли. Молли была уверена – стоит ей увидеть младшего сына, обнять его, и она расплачется. А плакать нельзя. Мальчик не должен ничего знать, не должен догадываться, что старые тени не только поднялись из прошлого и набрали силу, но и сумели разрушить покой их семьи. Вернее, их с Артуром покой. Но, может быть, если они постараются, то никто ничего не заметит…
И, решительно встав, Молли принялась за яйца, разбивая их, отделяя белки и желтки, заставляя себя думать только о том, что происходит здесь и сейчас, а не о том, что случилось давно…

Отредактировано Emmeline Vance (11 марта, 2018г. 18:00)

На эту Пасху Рона особенно тянуло домой. С Рождества, когда он в последний раз был в «Норе», столько всего успело произойти – и, говоря откровенно, большинство этих событий наверняка добавили родителям седых волос, так что было бы неплохо показаться им на глаза и подтвердить на деле, что он жив, здоров, и даже Тому-Кого-Нельзя-Называть его не взять. Да и сам Рон хотел получить от родных стен своего рода подпитку. С недавних пор, особенно после гибели родителей Гермионы, он начал особенно ценить тепло и уют «Норы».
Но все как-то сразу пошло не так – едва он только порог переступил. Родители приветствовали их как-то неуверенно и холодно –  Рон даже отметил, что мать толком не обняла его, спрятавшись за суетливым перечислением домашних новостей. Выглядела она неважно – будто не спит по ночам, из глаз, кажется, вот-вот слезы брызнут. А отец шутит тревожно и натянуто и тоже избегает на него смотреть.
Однажды вечером, когда в их с Гарри комнате погасили свет, Рон спросил друга, заметил ли тот что-то необычное. Но Гарри ничем ему не помог: сказал только, что у его родителей много поводов для тревог, и это неудивительно, если вспомнить, что пугающие сообщения появляются в «Пророке» едва ли не каждую неделю. Рон выдавил из себя неопределенное «Угу»: он не был уверен, что дело только в этом.
Но тогда что? Может быть, мама больна? Серьезно больна? Она писала ему как-то, что ее головные боли снова вернулись, но Рон никогда не придавал этому большого значения: мигрени – это же не драконья оспа, а родители всегда кажутся нам бессмертными. Но в последнее время Рон уже так не думал.
Он бродил по родному дому, чувствуя себя непрошеным гостем, и ужасно злился на то, что его до сих пор считают малым ребенком и ничего не рассказывают. Сколько еще раз ему надо вырваться живым после встречи с Пожирателями, чтобы родители посчитали, что он достаточно созрел для того, чтобы с ним можно было поговорить о семейных проблемах?
На счастье, как и всегда накануне праздников, в «Норе» не набиралось много времени, чтобы оставаться с собой один на один. Дом нужно было подготовить к весне, и Рон без вопросов закатывал рукава: хоть так он точно мог помочь. А после ужина приходила пора садиться за учебники. Уизли никак не мог сосредоточиться на параграфах по Истории магии, и Гермиона только недовольно качала головой.
Копящаяся гора несделанной домашней работы заставила Рона остаться дома, пока друзья отправились в соседнюю деревню за какими-то продуктами к столу. Подперев рукой голову, Рон сидел над учебником и лениво бросал Сычику крошки совиного корма, а тот со звонким писком взлетал над подоконником, чтобы их поймать. Учеба в голову не шла. В общем-то, ничего удивительного.
Рон выглянул в окно: Джинни копалась в огороде среди едва-едва пробившихся зеленых ростков. Сравнив перспективы: возиться в грязи под предлогом помощи сестре или все-таки добить главу про образование Визенгамота, Рон с тоской остановился на последнем и снова перевел взгляд на страницу. Может быть, после сэндвича дело пойдет быстрее?..
Он закрыл книгу и тихо выскользнул на лестничную клетку. В «Норе» он теперь старался ходить тихо – как будто она вся превратилась в палату больного. Умирающего, подумал Рон. И тут же отогнал от себя эту мысль.
Он уже протянул руку, чтобы открыть дверь кухни, когда вдруг услышал голос отца:
- Он же не знает?
Это могло быть сказано о чем угодно, но так остро резонировало с Роновой тревогой и обидой, что он замер у двери и прислушался, надеясь, что еще не успел как-то себя выдать. «Ерунда какая», - билась в голове раздраженная мысль. – «Еще и за предками подслушивать. Это, небось, про работу. Или решают, куда эти яйца пасхальные спрятать».
А потом Рона будто толкнуло в грудь: в безопасности? Добраться? Кому добраться? О чем они вообще? Что происходит?
О том, что опасность может грозить ему самому, Рон и подумать не мог. Да еще чтобы родители знали о ней, а он – нет. Это что, снова о хоркруксе? Он не до конца излечился? Он опасен? Поэтому все молчат?
Рон толкнул дверь и вошел в кухню. Солнечный свет, льющийся из окна, в первую секунду ударил его по глазам, и Рон беспомощно заморгал, пока темные неясные пятна не превратились в его родителей с тем же нервирующим выражением тревоги на лицах.
- Кому – ему? Кто пытается до меня добраться? – потребовал он ответа. – Это что, из-за того, что было у меня в голове? Я все еще болен? Мам? Пап? – он переводил упрямый взгляд с одного на другого, стараясь не обращать внимания на то, как разливается по венам холодная волна страха. Он был не готов снова обнаружить у себя внутри чудовище. Хватит с него.
[icon]https://image.ibb.co/mXBSYG/Ron_Weasley_harry_potter_6953695_1024.jpg[/icon]

[nick]Arthur Weasley[/nick][status]предатель крови[/status][icon]http://s3.uploads.ru/UGban.jpg[/icon][sign]Воспитал собственную квиддичную команду.[/sign][info]<b>Артур Уизли, 46^y.o.</a></b><br><i>начальник Отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов (и к самим магглам)</i>[/info]
Ответ жены звучит не менее фальшиво, чем его собственные слова. Артур знает, что нужно что-то сказать, что-то сделать, не позволять этой наступившей тишине, полной недосказанности, фальши, страха, угнездиться на кухне, которая прежде была оплотом безопасности, зримым свидетельством счастье, наполняющего "Нору" - но что сказать, что сделать?
Появление Рона - будто гром среди ясного неба.
Молли, побледневшая так, будто хочет посоперничать с чистейшими полотенцами, хватается за мисочку с белками, а Артур, напротив, отшатывается от стола - будто застигнутый врасплох преступник.
Их рукопожатие размыкается, и Артур, пряча руки, случайно сталкивает со стола другую чашку. Припасенные сливы рассыпаются под ноги, оставляют на сверкающем чистотой кухонном полу жирные следы.
- Нет! - вторит Артур жене, пряча от Рона глаза, прячась от него за необходимостью собрать сливы и откатившуюся к самой стене чашку.
И, выпрямляясь, ссыпая сливы обратно в чашку, все же смотрит на Рона - так, как мог бы смотреть на незнакомца. Изучающе. Требовательно. Не зная, чего ждать - и ждать ли чего.
Артуру стыдно за эти чувства - настолько стыдно, что он не может рассказать об этом даже Молли.
Он размышлял о том, что чувствует, так часто, что уже, кажется, может на одном этом построить мощнейший окклюментный щит, и он уверен, что любит Рона, знает его, считает родным - и все же рослый, по-подростковому бывающий мрачным или капризным, Рон теперь будто шкатулка с двойным дном.
И от этих мыслей, от этого последнего образа Артур никак не может избавиться - и старательное изображение безмятежности тут только вредит.
Вот и сейчас он улыбается слишком поспешно, слишком широко - вместо того, чтобы указать Рону на оставшиеся несобранными сливы, а то и укорить беззлобно за то, что так напугал их с матерью, Артур притворяется, будто они тут едва ли не ждали сына.
Хлопает его по плечу, ставит чашку с собранными сливами под воду, отмалчивается.

[nick]Molly Weasley[/nick][status]Мать-героиня[/status][icon]https://d.radikal.ru/d25/1803/41/495076070b0b.png[/icon][sign]Лучшие пироги Британии![/sign][info]<b>Молли Уизли, 46^y.o.</a></b><br><i>домохозяйка</i>[/info]Невероятным усилием Молли удается сдержать слезы.
«Если со мной что-то не в порядке».
Но она хорошо знает – только разреши себе один раз истерику, и ее уже будет не остановить. Не может она позволить такую роскошь, нянчиться со своей бедой, запершись в спальне. У нее дети и муж. Семья.
- Раз уж ты здесь, Рон, подай мне миску с творогом, он на подоконнике, под полотенцем… даже не знаю, что у тебя за привычка подкрадываться.
Это звучит уже почти нормально, и Молли приободряется. Лучше ворчать, чем плакать, к первому в Норе все же привычные.
- Если с тобой что-то будет не в порядке, Рональд, ты узнаешь, даю тебе слово. Более, того, если ты не приберешься, наконец, в своей комнате  - я видела, как твой носок тащил садовый гном – это случится уже сегодня.
А сегодня ночью она дождется, когда Артур уснет, или сделает вид, что уснет, чтобы не смущать ее, и будет долго и беззвучно изливать свое горе в подушку.
Но это ночью.
Да, кошмары тоже ушли, вернее, на их место пришли другие, но уже самые обыкновенные, не имеющие отношения к прошлому, а только к настоящему и будущему. Вчера ей снилось, что проклятый Лестрейндж пришел в Нору за Роном, требуя его отдать, сегодня, что Артур выгоняет ее мальчика из дома.
- Рон, мы с папой волнуемся о тебе, - мягче добавила она, надеясь, что напоминание об уборке отвлечет его от опасных расспросов. – Мы за всех вас волнуемся, это нормально. Не придавай этому такое большое значение. Повзрослеешь, обзаведешься своими детьми, поймешь нас.
И в этих детях не будет течь кровь Артура. Только кровь Прюэттов, Лестрейнджей и той девочки, которая станет матерью ее, Молли, внуков. Как это несправедливо!

Отредактировано Emmeline Vance (2 июля, 2018г. 19:29)

Рон послушно идет за миской с творогом. Хозяйственный, деловитый тон матери успокаивает его. В «Норе» привыкли слушаться Молли Уизли, следовать за Молли Уизли, верить Молли Уизли – и ее младший сын сейчас почти готов убедить себя, что все действительно в порядке. Даже закрыть глаза на поведение отца, который, без сомнений, сердит – а он очень редко сердится, едва ли чаще, чем лжет. Но ведь сложно представить, чтобы Артур Уизли злился на своего ребенка, когда тот действительно в опасности - а значит, и опасности никакой нет.
И Рон идет на попятную. Он, конечно, не верит, что они на самом деле не говорили про него. Но, может быть, мама права – и это обычное беспокойство. В конце концов, Рон и правда доставляет им больше хлопот, чем все остальные дети, вместе взятые.
- Ладно-ладно, - Рон примирительно поднимает руки. – Не говорили, так не говорили. Не обо мне, так не обо мне. У нас же завались знакомых Рональдов, о которых можно побеседовать на кухне. Я вообще за сэндвичем пришел, можно, мам? Я видел, после завтрака оставались.
Он роется в шкафчиках, грохоча дверцами, и оправдывается, не глядя на родителей:
- А в комнате у меня порядок. Ты уверена, что это не был носок Гарри? Он страшный неряха, наш Гарри – Мерлин свидетель, видела бы ты спальню в школе! И, пап, помогать на кухне очередь Джорджа, моя – только посуду мыть после ужина. Вот где их с Фредом дракклы носят? – распорядок дежурств на кухне – вечная причина раздора между детьми Уизли, очередности вымениваются, закладываются, проигрываются в квиддич – не уследишь... Рону как-то спокойнее говорить о таких привычных, домашних вещах, и в его веселости почти не чувствуется фальшь, пока уже на выходе из кухни он не спрашивает, пряча серьезность за смущенным, почти грубоватым тоном:
- Ма, а как голова? Ничего? – впрочем, он не сомневается, что и здесь родители ему соврут.
Наверху его ждет учебник, раскрытый на той же странице, и Сычик, успевший задремать, но Рону не сидится за столом. Он ходит по комнате, то и дело натыкаясь на чью-нибудь кровать – с переездом к нему Гарри места тут стало совсем немного, да и вообще он уже вырос из этой комнаты, и даже, потолок кажется ему каким-то низковатым, но никогда еще ему не бывало тут настолько неуютно. Рон крутит все произошедшее в кухне и так, и этак, но ничего путного у него не выходит. Он пытается сесть за Историю магии – бесполезно: на второй странице он уже забывает, что было на первой. Его тянет вернуться - насесть на родителей, а может, исподволь выпытать у них правду, но он никак не может придумать, как это провернуть.
Наконец Рон слышит внизу смех Гарри и Гермионы. Ему не нравится, когда друзья веселятся без него, и Рон бросает бесполезную книжку и торопится в гостиную. Если он что-то и решил сейчас, то это вести себя как обычно и никому ничего не рассказывать, пока ситуация не станет хоть чуть-чуть яснее.
[icon]https://image.ibb.co/mXBSYG/Ron_Weasley_harry_potter_6953695_1024.jpg[/icon]

[nick]Molly Weasley[/nick][status]Мать-героиня[/status][icon]https://d.radikal.ru/d25/1803/41/495076070b0b.png[/icon][sign]Лучшие пироги Британии![/sign][info]<b>Молли Уизли, 46^y.o.</a></b><br><i>домохозяйка</i>[/info]
Больше всего Молли хочет, чтобы не было больше никаких разговоров – прежде всего о Роне. Ее сын ни в чем не виноват, и, хотя Артур и слова плохого о мальчике не сказал, Молли мерещится молчаливый упрек в каждом слове мужа.
Она измучена. Измучена каждой минутой, что ей приходится улыбаться и делать вид, будто в их доме все хорошо. Все как раньше. Измучена бессонницей и бесконечными обвинениями себя в том, что случилось.
Если бы она не была так измучена, то увидела бы в ловах мужа резон. Поняла бы, что он заботится о них всех, о всей своей большой семье, как заботился всегда.
Но сейчас Молли раздражена и несчастна, поэтому прячет взгляд от Артура, старательно разглядывая домашнюю вышивку на уголке наволочки. Кажется, она занималась этим, когда ждала Рона. Или Джинни?
- Рон никому не опасен, - твердо говорит она, не поднимая глаз на мужа. – Он такой же, как все остальные дети.
Раньше она сказала бы «наши дети», но сейчас не могла.
- Что нам нужно выяснять о Рональде, Артур? Разве мы не знаем его всю жизнь, разве не я родила его? Что еще нужно знать, кроме этого?

Отредактировано Emmeline Vance (10 июля, 2018г. 16:33)

Сцена на кухне не дает ему покоя, и весь день идет насмарку. Только после ужина, когда младшие члены семьи Уизли вместе с Гарри и Гермионой оккупируют гостиную, раздраженный, издерганный Рон успокаивается и даже вызывается сгонять на чердак за старым альбомом с каточками от шоколадных лягушек: Джинни клянется, что в коллекции Чарли была Моргана с роскошными черными усами – известная редкость, возникшая то ли по недосмотру, то ли по прихоти какого-то шутника в партии карточек октября 91-го года.
Дверь родительской спальни приоткрыта – на пол ложится тонкая косая полоска света, и Рон проскальзывает мимо как можно тише, зная, что, стоит им увидеть кого-то из своих отпрысков, они тут же вспомнят, что всю ватагу давно пора отправлять по постелям. И замирает на одной ноге, когда в какой-то момент через идеальную тишину прорывается отрывистое, искаженное «...о Роне». Ему не нужна подсказка Гермионы, чтобы сообразить: родители наложили на комнату заглушающие чары, но плохо, и он случайно отыскал брешь в стене тишины, окутавшей спальню. Они стали осторожнее, но и Рона разговор на кухне многому научил: он больше не врывается в комнату с требованием объяснений, а осторожно опускает ногу – так, чтобы ни на миллиметр не сдвинуться с места, и вслушивается в тихие голоса, раздающиеся из-за двери.
И ничего не может понять.
Что значит «его отца»? Папа что, умом тронулся – говорить о себе в третьем лице? И опять эта родовая магия, будь она неладна...
Голос матери звучит холодно и твердо – но недостаточно твердо. Так не говорят об очевидных вещах, вроде той, что твой сын – просто твой сын. Ничего больше.
Какие в этом вообще могут быть сомнения?!
В горле сухо, страшно хочется кашлянуть – может, еще и для того, чтобы выдать себя, заставить их прекратить этот разговор. Рон не хочет слышать о том, что опасен, что с ним снова что-то не так, хоть и говорил недавно совсем другое. Он хочет, чтобы его обнаружили, успокоили, объяснили...
И Артур объясняет. Артур говорит то, что в одну секунду ставит все на свои места.
И одновременно окончательно выбивает у Рона почву из-под ног.
Он – не Уизли. Он – Лестрейндж.
Ему всю жизнь врали.
Так не бывает. Не может быть.
«Сын Лестрейнджа». Не Уизли. Не Уизли.
Эта мысль стучит в его мозгу издевательским маятником, вытесняя все остальные. Рон еще не может осмыслить тот факт, что его мать спала с пожирателем, что сам он – отродье убийцы и действительно представляет угрозу. В его голове помещается сейчас только одна мысль, затягивающая его, как бездонная пропасть.
Он – не Уизли.
Не его фамилия. Не его род.
Он разворачивается и, осторожно ступая, идет к лестнице, ведя рукой по обшарпанным, знакомым с детства стенам.
Не его дом.
- Эй, что это с тобой? – Джинни замечает его первой, отсветы камина пляшут на ее веснушчатом улыбающемся лице.
Не его семья.
- Живот прихватило, - Рон врет легко и непринужденно, кажется, впервые при этом не краснея. На каминной полке – колдографии в ряд.
Не его предки.
- А альбом принес? Нет? Вот дуралей! – Джинни огревает его по затылку спортивным журналом и вскакивает, намереваясь убежать, если братец кинется в погоню. Но Рон остается на месте, садится в кресло и глядит на каминную полку.
Не его фамилия. Не его род. Не его дом. Не его семья. Не его предки. Не его дом. Не его дом.
Он глядит в эту пропасть, и постепенно из глубины к нему приходит ответ. Рону потребуется всего несколько часов, чтобы превратить его из отчаянного порыва в полноценный план.
До рассвета его здесь не будет.
[icon]https://image.ibb.co/mXBSYG/Ron_Weasley_harry_potter_6953695_1024.jpg[/icon]

[nick]Arthur Weasley[/nick][status]предатель крови[/status][icon]http://s3.uploads.ru/UGban.jpg[/icon][sign]Воспитал собственную квиддичную команду.[/sign][info]<b>Артур Уизли, 46^y.o.</a></b><br><i>начальник Отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов (и к самим магглам)</i>[/info]
Молли, его мудрая Молли, озвучивает то, до чего Артур сам бы не додумался, и он качает головой, не убежденный, но принявший к размышлению ее опасения о том, что обращение к родовой магии Лестрейнджей может стать роковой ошибкой.
Артур, никогда не интересовавшийся ни родовой магией, ни тем, какие возможности она предоставляет, пожалуй, в самом деле не знает, с какого конца браться за дело - и он не слишком удивился бы, если бы узнал, что Молли совершено права. Да, этот вариант - совсем уж на крайний случай, и лучше бы к нему не прибегать, но родовая магия Уизли - она-то никому не может причинить вреда, и уж точно не может дать лишнюю информацию Лестрейнджу.
- Ты права. Он не должен узнать, - соглашается Артур, приободренный тем, что Молли отвечает а рукопожатие - сейчас между ними слишком много тревожного, чего-то темного, им совсем не свойственного, и Артур чувствует это всем телом, несмотря на привычный гул детских голосов снизу, несмотря на уют и покой их с Молли спальни. Сейчас что-то не на месте, и Артур только надеется, что Молли не чувствует этого так остро, как чувствует он сам, но это надежда разбивается, стоит ему только взглянуть на ее подавленный вид.
Все его желание переубедить жену, напомнить, что родовая магия есть не только у Лестрейнджей, что они могут не устанавливать, что Рон - сын Рудольфуса, а могут просто установить, что Рон - не его, не Артура, сын (мысль о том, что Молли могла быть ему неверна, в голову Артура даже не приходит), и что Билл как раз в Англии и наверняка мог бы помочь, тут же стихает. Артур не считает себя подкаблучником, но видеть жену расстроенной ему и больно, и непривычно, и еще тяжелее осознавать, что он сам отчасти и служит причиной этого расстройства, а потому он не продолжает - только снова пожимает Молли пальцы.
- Никто не заслуживает такого, родная. И мы защитим нашего мальчика.
Если родовая магия существует, если она может защищать, то самое время вспомнить, что он чистокровный волшебник.
Рудольфусу Лестрейнджу не заполучить Рона Уизли.
Артур наклоняется к жене и целует ее в висок.
- Поговорим об этом, когда каникулы закончатся и Рон будет в Хогвартсе. Я не буду ничего предпринимать, не посоветовавшись с тобой, - Артур Уизли не считает себя подкаблучником, но мнение Молли для него очень важно, как важно и ее одобрение, ее поддержка. Несмотря на то, что она посвятила себя дому, для многих, узнавших ее за последние годы навсегда став видимым воплощением идеальной домохозяйки, Артур жену не недооценивает - и все решения они принимают сообща.
Это ли не причина их семейного счастья, которое, как хочется ему думать, уцелеет и сейчас, несмотря на все, что они узнали от Энгуса, и на все, что еще узнают.