- Так не сражайся, - огрызнулся вполголоса Рабастан.
Он научился прекрасно распознавать накатывающие  на брата приступы желчного настроения, и знал  бы, что стоило промолчать, особенно чтобы не накручивать Рудольфуса перед предстоящей встречей, однако возмущение оказалось сильнее.
Унизительно, оскорбление, плевок в лицо... Пора бы брату уже понять, что то, чем они занимаются - это не гарцевание на белом жеребце с копьем на перевес.  Настоящая война, даже преимущественно позиционная, это грязь, муторность, тоска. Но убеждать Рудольфуса в том, что кажется Рабастану самоочевидным, пустая трата драгоценного времени.
Однако сильнее идиотского пренебрежения братом элементарной адекватностью Рабастана раздражает то, как Рудольфус отказывается внимать рациональным доводам.
Он, Баст, готов руку поставить, что Питер Петтигрю после окончания Хогвартса не потерял связи со своими школьными приятелями и скорее всего имеет непосредственное отношение к Ордену Феникса, если Поттер, Блэк и Люпин состоят в  нем - и доказывал это брату миллион раз - но Лестрейндж-старший все еще считает, что тихий полукровка не может иметь отношения к противостоянию.
Тихий чистокровный - сколько угодно, если он Лестрейндж, но только не полукровка.
Впрочем, доводы Рабастана, изрядно подкрепленные объективными свидетельствами близкой дружбы Петтигрю с вышеупомянутыми противниками, были по достоинству оценены Долоховым, так что решение было принято:  вербовке  быть.
Или правильно говорить "перевербовке"?  Рабастан мельком пожалел, что не удосужился выяснить досконально этот  нюанс.
Отвернувшись, чтобы Рудольфус не заметил гримасу, появившуюся при озвучивании возможности ошибки, Младший одернул мантию и вышел на простор улицы, направляясь на встречу появившемуся Питеру.
- Спасибо, что пришел, - чуть быстрее, чем обычно, начал говорить, когда до Петтигрю оставалась еще пара футов и поспешил стянуть перчатку, заметив неуклюжий жест того. - Я писал  многим с нашего курса, но из вашей четверки откликнулся только ты... Ну, Сириус Блэк, наверное, покоряет материк, а Джеймса Поттера сова будто и найти не смогла...
Заткнулся и вопросительно уставился на Питера  - а ну тот прямо сейчас скажет, что, дескать, Поттер скрывается от происков врага вместе со своей грязнокровной женушкой там-то и там - и, поняв, что так сразу нужную информацию не получит, стащил вторую перчатку и переложил обе из  одной руки в другую.
Через пару мгновений рядом материализовался уловивший сигнал Рудольфус, непривычно спокойный и на первый взгляд доброжелательный.
- Мой брат, Рудольфус, - представил новое действующее лицо Рабастан, заметив заминку Питера. - Если ты не против, конечно... Может быть, пройдем подальше? Там аллея и в это время года она приятно пустынна.
Братья обступили Питера с обеих сторон и дружно зашагали в сторону малолюдной аллеи, увлекая его за собой.
- Как поживаешь, Питер? Чем занимаешься? - неспешно завел светскую беседу Баст, несмотря на то, что информации, собранной Рудольфусом  в преддверии встречи, хватило бы, чтобы ответить на такие вопросы, как "какую зубную пасту предпочитает Петтигрю и как именно завязывает шнурки".

- Ааа.... - понимающе протянул Петтигрю, хотя на самом деле от пояснений Лестрейнджа старшего мало что прояснилось.
Тем не менее, почти дружеский жест Рудольфуса и его речи окончательно усыпили бдительность Питера. Он с радостью отозвался на предложение обращаться к нему по имени, и похоже был так счастлив тому, что тот обратил на него свое внимание, что едва сдерживал рвавшееся наружу довольство.
С одной стороны, конечно, даже такому простофиле, как Петтигрю, было ясно, что Лестрейндж неприкрыто льстит, с другой – он и в самом деле был не так уж и плох. Не столь блестящ, как его друзья, на которых, наверное, Рабастан рассчитывал в большей степени, но и не тупица, как многие думали о нем в школе. При должном старании Питер делал успехи в том, что было ему по душе и, между прочим, приложил руку к созданию артефакта, способного показать местонахождение любого волшебника, присутствующего на территории Хогвартса. А ведь это весьма непростая магия, не каждый школьник способен сотворить подобное. Про успешно изученную возможность обращаться и говорить не стоит. За последнее столетие овладевших анимагией волшебников  насчитали всего семь. Питер не знал, сколько таких уникумов на самом деле, но мысль о том, что их таких единицы, несомненно, грела его самолюбие. 
- Что за дело? – возвращаясь к сути их беседы, Петтигрю вдруг демонстрирует чудеса метаморфозы. С забавной деловитостью он весь обращается во внимание и даже как-то выглядит иначе, когда Рабастан перехватывает у брата инициативу. Более напряженно, собранно, с осмысленностью во взгляде, доселе мечтательном и отсутствующем. В его мозгу уже зреет мысль о том, как бы слупить с Лестрейнджей побольше и не подавиться. Мерлин знает, что они там хотят предложить, возможно, всё не так просто, как кажется. 
В отличие от Рудольфуса Рабастан изъясняется даже менее понятно. Меж бровей Питера залегает складка сомнений. Ему больше нравится, когда говорят напрямую, а не путано и иносказательно.
- Пересмотреть убеждения... – зачарованно повторяет он запавшие в память слова. Тягостные раздумья неожиданно разрешаются пришедшим на ум вопросом:
- И какая же у нас цель?
Этим «у нас» он сам того не ведая, как бы подсознательно объединяет себя и Лестрейнджей. Ему интересно, он любит интриги и слово «игра», сорвавшееся с уст Рабастана - именно то, чем себе всё это воображает Питер. Игра, которую можно просто прервать, если вдруг захочется встать и уйти.

Отредактировано Peter Pettigrew (5 ноября, 2014г. 16:09)

Попытка Рабастана вернуться к хрестоматийному сценарию вербовки, который только что не с помощью чертежей и  графиков расписывал в прошлом месяце Долохов, бесславно погибает, столкнувшись со мчащемся на всех парах Рудольфусом.
Но Петтигрю заинтересовался - это видно и по его напряженному, внимательному взгляду, и по невольному вопросу.
С ума сойти, заинтересовался.
Рабастан, которому улыбающийся и излучающий дружелюбие как стоваттная лампочка Рудольфус казался ночным кошмаром, поверить не мог, что бывший однокурсник добровольно отдастся в руки волшебнику, о котором уже  начинали ходить разные мрачные слухи.
Гриффиндор - это диагноз, повторил про себя несмешную слизеринскую шутку младший Лестрейндж, начиная смутно понимать ее соль и сожалеть о том, что Шляпа отправила его на Рейвенкло. Неужели только он видит всю фарсовость происходящего? И даже предложение Рудольфуса обсудить деловой вопрос не по пояс в сугробе, а по пояс в... хммм, в другом антураже, никого, кроме Рабастана, не смутило?
- Конечно, - ворчливо бросает Рабастан в спину удаляющемуся Рудольфусу. Тот утаскивает Петтигрю как гиппогриф добычу, зато Младший неожиданно для самого себя преисполняется поистине слизеринским коварством.
Наскоро уничтожив остатки чар развеивания внимания на обоих входах в аллею, Рабастан с уже готовым планом мести Рудольфусу отправляется за давно исчезнувшим из вида братом.
На входе в излюбленный Рудольфусом бордель у Рабастана возникают проблемы - сначала мордоворот-охранник, больше похожий на горного тролля, нежели на мага, долго отказывается спускать Баста на том основании, что он "молодого господина Лестрейнджа прекрасно знает, и вы не они, сееер", коверкая слух незадачливого посетителя ужасающим произношением, а затем даже вышедшая мадам Жизель не признает урожденного Лестрейнджа. Мотивы ее примерно совпадают с озвученными мордоворотом.
Словом, попав внутрь после предъявления фамильного перстня и нескольких фамильных же выражений недовольства, Рабастан чувствует, как вечер, который должен был быть его первым шагом на пути служения Лорду, превращается имп знает во что. Но четко следует намеченному плану.
Мадам Жизель всячески пытается теперь загладить свою вину перед братом мистера Лестрейнджа, и того уже несколько мутит от обилия вокруг себя напудренной женской плоти, принадлежащей - что поистине загадочно!  - одной-единственной особи, зато так ему намного проще получить доступ к камину.
Едва хозяйка деликатно выходит из собственного кабинета, чтобы Лестрейндж мог спокойно воспользоваться средством связи, Рабастан кидает в камин Летучий Порох и встает на колени у каминной решетки, собираясь обойтись без посещения Холла.
- Беллатриса? - зовет он, когда срабатывает вызов по семейному паролю, открывающему камины, и в пламени появляется малая гостиная Лестрейндж-Холла, которую Беллатриса использует как свой кабинет. Гостиная почему-то освещена лишь парой тусклых свечей, спит Белла, что ли?
- Беллатриса! - уже громче зовет Рабастан и взъерошенная голова жены Рудольфуса появляется из-за темного вороха на кушетке. - Дело идет на лад, но Рудольфус  велел передать тебе присоединиться. Мы в борделе "Французская булочка", на углу Лютного переулка, поторопись.
И на этом прерывает связь.
С сознанием исполненного долга Рабастан выходит из кабинета, вежливо кивает хозяйке и идет в сторону Рудольфуса и Питера, окруженных толпой гомонящих дам.

У Барти Крауча очаровательная улыбка, и Беллатриса наслаждается ей, сидя на кожаном диване в гостиной Лестрейндж-холла. Они пьют вино, едят вишни и смеются. Если бы в поместье был Рудольфус, все было бы иначе, но он с самого утра ушел куда-то, прихватив Рабастана, поэтому Беллатриса в полной мере пользуется свободным поместьем и временем.
Еще немного, и любовники пьют на брудершафт, потом Беллатриса ставит свой бокал на тумбочку, толкает Барти на диван. Он прекрасно понимает намек, откидывается, Лестрейндж спускается к нему...
Голос Рабастана заставляет её резко чертыхнуться, пока она наконец не понимает, что голос доносится со стороны камина. Барти быстро помогает ей зашнуровать распустившийся корсет. За невысокой спинкой дивана это делать неудобно, но секретность есть секретность. Под третий или четвертый окрик Беллатриса выглядывает на зов деверя, соображая, как много он слышал и что ему надо.
Какое, к Мерлину, дело идет на лад? У Лестрейнджей есть какое-то дело? Задание Лорда? Она что-то пропустила? Кажется, в этот раз все обходится относительно благополучно - Рабастан спешит скрыться в недрах "Французской булочки" - интересно, насколько ситуация критична, раз Рудольфус согласен выдать жене местоположение собственного райского уголка - а Беллатриса остается в некотором замешательстве, постепенно наполняясь решимостью действовать.
Лестрейндж извиняется перед Барти, спроваживая его домой. Вины за собой она никакой не чувствует - любовники у неё всегда числились не на первом месте в списке приоритетов. Однако в аппарировать в бордель Лестрейндж не спешит. Вернутся они с Рудольфусом, скорее всего, вместе, а значит, в поместье должен быть к возвращения супруга порядок. И никаких следов пребывания Крауча, в том числе, на самой мадам Лестрейндж. Поэтому Беллатриса несмотря на просьбу Рабастана поспешить, укладывает кудри. И только потом, наконец, аппарирует.
Охранников борделей Беллатриса никогда не любила. Этих выскочек нельзя соблазнить, и к тому же у них предубеждения против всего женского рода. Закатив скандал на входе, Лестрейндж заходит в бордель практически штурмуя его. Местной хозяйке приходится угрожать круцио. Две разбитые лампы, совет отправить счет мужу, и нервная полуголая девица из числа рядовых ведет её наверх. Интересно, все девушки в борделе такие истерички, или эта просто боится непростительных.
За тяжелыми портьерами сидят трое мужчин, двоих из которых она видит каждый день. Беллатриса пользуется тем, что кресло мужа повернуто к ней спинкой, и тихо подходит сзади. Опускает руки на плечи, смерив пристальным взглядом сначала рыжую - опять рыжую! - стерву на коленях у мужа, потом невзрачного паренька в кресле напротив, потом снова девушку легкого поведения. Она, кажется, начинает волноваться, но виду не подает, улыбается. Лестрейндж скалится в ответ, нежно проводит по плечам мужа, словно заигрывая, а потом резко дергает его за волосы, заставляя пролить коньяк на себя. Краем глаза она замечает Рабастана. Странно, она думала, что Младший будет девственником ещё лет десять.

Кажется, самые сокровенные желания Питера, наконец, получили возможность воплотиться в реальность.
От прикосновений ведьмы, снимающей с него мантию, он чувствует волнение, а затем оно усиливается, когда уже другая усаживает его в кресло, заигрывает и улыбается так, что нет сомнений – она из тех, кто легко считывает желания своих визави.
Рудольфус разливает по бокалам коньяк и Питер пьет, надеясь, что алкоголь придаст ему храбрости. Кокотка тоже не теряется, просит шампанского, но подметивший замешательство своего гостя Лестрейндж снова приходит на выручку. О, как благодарен ему сейчас слегка захмелевший Петтигрю! Тот не смеется над ним, не смотрит с пренебрежением или как там обычно смотрят на таких как он аристократы, напротив – угощает, беседует с ним, как с равным и даже оплачивает услуги понятливой жрицы любви, так и льнущей к бывшему гриффиндорцу. И если Рабастан не стремится сближаться со своею дамой, то Питер очень даже не против.
Пользуясь тем, что пока его единственный собеседник не слишком занят, Лестрейндж старший заводит разговор о магглах и их влиянии на магический мир и Петтигрю слушает, слушает, слушает, испытывая очевидно приступ благодарного уважения к своему покровителю. Кажется, слушает даже кокотка, не прекращающая ласковых попыток отработать свою плату за вечер и расслабить клиента. Алкоголь и внимание красавицы делают своё дело – Питер может лишь задумчиво кивать в ответ на некоторые реплики Лестрейнджа, которые выглядят не лишенными смысла. В конце концов, его блондинистая пассия не выдерживает и мягко разрушает магию очарования Рудольфуса, вовлекая заслушавшегося Питера в поцелуй. Тот неловко отводит руку с бокалом, позволяя ей соскользнуть с подлокотника к нему на колени, затем расстегнуть несколько пуговиц на рубашке... Продолжение вечера могло бы быть таким волшебным, если бы не нечто, совершенно не вписывающееся в их уютную и интимную атмосферу взаимопонимания.
Услышав недовольные нотки в тоне Рудольфуса, Питер прерывается и удивленно смотрит на незнакомую даму в черном, объявившуюся с явным намерением испортить Лестрейнджу удовольствие.
У неё это выходит настолько хорошо, что удовольствие перестают получать практически все находящиеся в комнате люди.

Отредактировано Peter Pettigrew (12 ноября, 2014г. 00:49)

- Я крайне удивлена, что ты здесь делаешь? - передразнивает Беллатриса Рудольфуса, не замечая затаившейся опасности, - каким образом тебя вообще сюда занесло? - вот только у Беллатрисы чуть больше вопросов, - и кто эта очаровательная юная леди, что раза в два младше тебя? Решил удочерить? - Лестрейндж бросает презрительный взгляд на рыжеволосую девушку, по всей видимости недовольную её появлением.
- Как и не лучшее место для мистера Лестрейнджа. Мы вернемся вдвоем - Беллатриса, не чувствуя сопротивления со стороны Рудольфуса, начинает наглеть более, чем слишком. Но она слишком возмущена происходящим, чтобы задуматься, а не перегибает ли она палку, а не пора ли остановиться, пока Рудольфус не утратил контроль над собой и не перешел к привычному решению всех возникающих семейных конфликтов.
- Она всегда так вопит, или только когда жены её клиентов появляются в борделе? - язвительно интересуется Беллатриса у Рудольфуса, а потом пощечиной затыкает вопящую девицу. Судя по тому, где она находится, родители этой истерички не позаботились научить её хорошим манерам, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Внимание Лестрейндж привлекает человечек, сидящий в кресле напротив, и наблюдающий за разгорающейся семейной ссорой. Ноздри Беллатрисы чуть раздуваются, когда она теряет интерес к подопечной мужа и поворачивается к незнакомцу.
Первое впечатление? Абсолютно никакого. Беллатриса не испытывает никакого притяжения к знакомому Рудольфуса, но и неприязни у неё тоже не возникает. И этим можно пользоваться, вызывая раздражение у мужа, но не уходя в собственные эмоции с головой. Беллатриса снова поворачивается к Рудольфусу.
- Ах, да. Ты, кажется, забыл представить меня своему другу, - она делает неопределенный жест в сторону сидящего в кресле и его блондинистой протеже, - я надеюсь, я Вас не сильно отвлекаю, - эта фраза вместе с приторной улыбкой летит уже не в адрес мужа.

Не обращать внимание на происходящее невозможно.
Взгляд Питера затуманен, выпивка уже ударила в голову и он как будто слегка теряет связь с реальностью. Чувство опасности притупляется, он знает, что всё это лично его не коснется, не должно, но ему всё равно неуютно потому, что он не любит беседы на повышенных тонах, громки ссоры и насилие. А ещё он ощущает себя лишним, совсем как в детстве, когда мать и отец выясняли отношения. У них были разные взгляды на то, как следует воспитывать единственного сына и Питеру неприятно и горько об этом вспоминать.
Он сидит тихо, девушка на его коленях тоже безучастна, но в какой-то момент, поглощенная препирательством с Лестрейнджем дама, всё же обращает на них внимание.
На него - вернее будет сказать.
Питер в растерянности, но выдерживает её взгляд на удивление спокойно. Он уже понял, что перед ним супруга Рудольфуса, чей магнетизм и внутренняя сила едва ли уступают её мужу. Это чувствуется, напряжение витает в воздухе и, конечно, теперь совсем не до приятностей. Их зрительный контакт давно исчерпал лимит времени, дозволенного приличиями, но Питер, словно загипнотизированный - не может оборвать его первым.
- Не сильно, - просто отвечает он, не думая даже, машинально. Он так часто во всем поддакивал своим друзьям, что это вошло в привычку и он просто не умеет, не знает, как возражать.
Рычание Рудольфуса, наконец, отрезвляет захмелевшего гостя и взгляд его приобретает тревожное и немного виноватое выражение. Рабастан спокоен и взирает на разгорающуюся сцену с непроницаемым лицом. Так, словно для него в порядке вещей подобные скандалы.

- Как, ты не рад меня видеть? - возмущается Беллатриса, сильнее прижимаясь к Рудольфусу, чтобы не вывихнуть руку. Хватка мужа настолько сильная, что Беллатриса уверена - останется синяк, но ей же не привыкать, поэтому, пусть Рудольфус продолжает демонстрировать окружающим их чудную семейную жизнь, - а Баст сказал, что ты просил меня присоединиться, - Беллатриса смеется. Нет, она не настолько глупа, чтобы полагать, будто Рудольфус добровольно открыл ей местонахождение своего притона, тем более, что вокруг не наблюдалось никакой чрезывычайной ситуации. Свободная ладонь Беллатрисы скользит к запястью Рудольфуса, чуть выше того места где его пальцы болезненно сжимают кожу. Беллатриса чуть давит пальцами на вены мужа, пока она старается высвободить руку из его хватки, потом её рука скользит чуть дальше, под рубашку, пока края манжета туго не впиваются к ней в ладонь.
- Я никуда не пойду, - упрямо повторяет Беллатриса, - я хочу знать, что тут происходит. Не хочешь мне в этом помочь - хотя бы не мешай, ну, - Лестрейндж наконец освобождается от тисков супруга, моментально оказывается у кресла Питера, кажется, так назвал Рудольфус мужчину в кресле, которому уже что-то втолковывал Рабастан. Что братьям надо от него?
- Молодой человек, к сожалению, я не знаю Вашего имени, как и того, что нужно от Вас этим двоим, но мне это интересно, - Беллатриса находит на столике рядом бутылку шампанского и несколько фужеров, наливает себе до краев, салютует Питеру, - расскажите мне, - потом отпивает, чувствуя, как на языке лопаются пузырики, - не лучшее, что я когда-либо пробовала. Руди, мог бы и ликер заказать для меня.

Что сделали для него друзья?
Питер хмурится, пытаясь вспомнить. Вообще-то он никогда не задумывался об этом. Ему было довольно комфортно с мародерами в школе, ему помогали, его защищали, хотя порой шуточки Блэка и пренебрежение Джеймса казалось до слез обидным.
Теперь же он чувствовал себя практически изолированным. У Поттера появилась семья, а Сириус и Люпин никогда не обладали той значимостью, которую в его глазах имел Джеймс.
- Я не ... я не думал, - как взаправдашний неудачник честно мямлит он в ответ на вопрос Рабастана. Вечер до появления госпожи Лестрейндж был ему вполне по душе, так может быть закрыть глаза на то, что в каждой бочке меда есть своя горькая ложка?
Он хотел что-то ещё сказать Рабастану, но всё внимание снова поглотила неугомонная дама.
Питер смотрит на неё снизу вверх, не зная, чем так прогневал Моргану и отчего его скромное присутствие никак не дает покоя жене Рудольфуса.
- Питер. Меня зовут Питер, - робко отвечает он, и девица на его коленях демонстративно поджимает губки, показывая своё разочарование тем, что он потерял к ней всякий интерес.
Петтигрю же чувствует себя жалким и когда Лестрейндж в гневном порыве прерывает их, он хочет провалиться вместе с креслом прямо под землю, чтобы не видеть того, что сейчас начнется.

Беллатриса испускает крик, похожий на нечто среднее между боевым кличем северо-африканских воинов и воплем банши, когда её заливает не самым лучшим шампанским. Впрочем, шампанское хотя бы не липкое, в отличие от ликера.
Лестрейндж чувствует, как под мокрым слоем ткани леденеет кожа, собирая на спине неприятный хоровод из мурашек. Ей становится холодно в этом неуютном помещении, но в горле у неё собирается комок пламени ярости и недовольства, разрастается, превращаясь в пожар.
Беллатриса, никогда не склонная к рациональному мышлению, утрачивает способность мыслить и хоть немного оценивать ситуацию полностью. Она вскакивает и, игнорируя разницу в весе, в положении и в обязательствах бросается на Рудольфуса, стараясь расцарапать ему лицо. ей все равно, что где-то в кармане у неё лежит палочка, ей все равно, что Рабастан потом ещё неделю будет многозначительно поднимать брови, чудом пересекаясь с ней в коридоре, ей все равно, что сейчас это видит Питер, и, быть может, она только что срывает планы Рудольфуса.
Лестрейндж отталкивает супруга, игнорируя, что её толчки для тушки Рудольфуса все равно что легкий бриз для огромных скал.
- Все меня касается! И вообще! Знаешь что! Следи за собственным поместьем, и тех кто в него ходит! Вот придешь домой, и увидишь чужие следы аппарации, и подумаешь, стоит ли просвещать в свои планы меня, - кричит Беллатриса, запуская хрустальный бокал в Лестрейнджа. И плевать, что она говорит то, о чем стоит молчать. Пусть Рудольфус ревнует. Пусть не думает, что его жена кто-то, чьим мнением можно пренебречь. Кого модно заставить подчиняться.
- У тебя передо мной обязательств не меньше, и я не собираюсь выполнять свои, пока ты ошиваешься в борделях.
На счет Лестрейнджей уверенно капает штраф за поломку собственности борделя, но Беллатрису это волнует мало. Расплачиваться все равно придется Рудольфусу.