За последние несколько часов Дженис Мейер узнала о себе — и о своей неудавшейся версии — немало интересного. Приятным сюрпризом стало обилие нор, прорытых ей для себя по всему Лондону, и небольшом запасе, уложенном в конце каждой на голодную зиму. Небольшого запаса из каждой хватило бы, чтобы полгода кормить до отвала свору доберманов и кормить их человеческим мясом.
— Это раз, — сообщила Мейер, вытаскивая на стойку увестистый бархатный мешок. — И два.
Радости в глазах Араминты не появилось даже на счёт "три", и Дженис, поморщившись, высыпала к галлеонам ещё кое-что — маленькие, сверкающие как свежий снег под луной, камушки.
Камушки были настоящие — Мейер честно вычистила знакомого ювелира, оставив его труп где-то в течении Темзы.
— Больше не дам — задачка довольно простая.
Но срочная.
Очень.
— Нужно закрыть одно поместье на выход и на вход для всех, кроме кровных родственников. Моих родственников, и сделать это нужно сейчас.
Уж на это ей сил должно было хватить — все затраты Мейер готова была взять на себя. Её кровь, её сила — всё, что потребуется, Араминте нужно лишь направлять.
— Берёшься?
Если да, она лично докатит её в инвалидном кресле до дома — и даже обратно.
Впрочем, нет: только туда.

— Потрать их в каком-нибудь салоне, — тон-в-тон осклабилась Мейер и безмятежно пожала плечами, в точности копируя типичный для миссис Итон жест. — Годы тебе не к лицу.
Впрочем, ей как ритуалисту они даже придавали солидности. Становилось не так жалко денег, уплаченных человеку с очевидным опытом — если не знать, что это лишь иллюзия.
Очередная иллюзия, вроде той, в которой никто не хотел крови Дженис Итон, потому что уже пролил её с избытком.
— Я хочу залечь на дно. Подальше от этой вечеринки на костях, вот и всё.
Это базовое желание каждого — выжить. Мелифлуа должна понимать.
— Ты, наверное, не поняла: все, в ком течёт моя кровь, должны будут иметь свободный доступ. Я, мои дети — и больше никого.
Телеграфная манера общения Итон начинала раздражать. Мейер поморщилась собственному голосу и, привалившись бедром к прилавку, махнула: валяй.
С ножами так с ножами. У неё у самой с собой была пара.
Бережно, как брала, обернув рукавом тёмного серебра цепочку, Мейер выложила её обратно на витрину и с невинным видом пожала плечами.
— Она на меня смотрела.
Итон сказала бы, что компенсирует, но Мейер виноватой себя не чувствовала. Мейер, стянув зубами перчатку, обхватывала старчески сухое запястье Араминты под пальто и крепче сжимала пальцы.
— Тут недалеко. Nach Hause.
Порт-ключ вынес их в холл, уже лишившийся паутины, но ещё не вернувший былой лоск.
— Ганс! — Дженис сбросила мантию на руки домовика и жестом предложила Араминте сделать то же самое. — Выпьешь чего-нибудь, или сразу к делу?

Падла так падла.
Мейер равнодушно пожимает плечами и ждёт, пока Мелифлуа придёт в себя. Итон бы уже суетилась, но Мейер — не Итон, и плевать она хотела и на дурное настроение Мелифлуа, и на её дурное самочувствие. Мелифлуа — тёртый калач, и простым порт-ключом её не пронять.
— Оклемалась? Ну и славно.
У них ещё полно работы. Родовая магия по щелчку не отзывается, не домовой эльф. Мейер просит у Ганса воды — для себя, чтобы разбавить вкус витаминного зелья, которое ей принимать по часам, и этот час как раз подошёл, — и наклоняет голову на плечо.
— Не смотри так, Горгона. Пока работа не будет сделана, травить тебя бессмысленно.
Но отметочку о паранойе (в случае с Мейер — благоразумии) Мейер поставила. Плюс один балл Слизерину — или где она там училась?
И минус балл Дженис Мейер.
— Мы в нужном поместье, — язвительно копирует Дженис интонации Араминты и ныряет вместе с ней под лестницу. Дверь поддаётся легко — петли заботливо смазаны Гансом, и спилен разбухший от времени порог. — И мы начнём сразу с мертвецов.
С мертвецами Итон ладила лучше, чем с живыми, и в этом они с Мейер были похожи.

Крипта, недавно разбуженная ото сна, холоднее обычного. Оказавшись в центре, Мейер приветственно раскидывает руки, а затем ухмыляется:
— Добро пожаловать.
Мейер указывает взглядом под ноги Араминте, вставшей на первый заложенный камень, точно на выбитое в нём "Первый камень".
— Кстати, ты стоишь на алтаре. Сделай мне одолжение, сойди со святыни.

Даже в тёплом как свежая кровь освещении леди Мейер мертвецки бледна. Мрачная, холодная, она молча смотрит, как причудливо дрожат на камнях тени, и ищет среди них свою, но той здесь нет, и никто не оборачивается вместе с ней и не следует за ней, как когда-то она следовала за Дженис Итон.
— Hören meinen Schrei, Vorfahren! — запоздалым эхом повторяет она.
Für Sie zu weinen.
Кровь сочится с ладони на запястье, с запястья на плиты.
Кровь впитывается в камни, и холод становится лишь сильнее.
Дженис смотрит Араминте в глаза.
— Я, леди Мейер, по праву имени и по праву крови требую защиты.
Она, леди Мейер, не собирается просить — ни у кого. Мейеры не просят.
Магия, разбуженная ещё Дженис Итон, распускает щупальца теней из пересечения света, и иней расползается под ногами.
— От Вольфганга до Дитриха, — чеканит Дженис, и в голосе её вызов, и предкам, и миру, — все, уснувшие здесь... Я жертвую вам своей кровью: вступитесь за своё последнее истинное дитя.
Проснитесь и защитите свою дочь, ублюдки.
Время пришло.
С запястья стучит капелью. На щеках леди Мейер появляется горячечный румянец, и дыхание паром вырывается изо рта.
— Я, наследница, жертвую вам своей кровью и требую восстановить границы нашей земли.