Он отправляет эльфа за братом около десяти, накачиваясь спиртным.
После прогулки к Арну у Рудольфуса слишком много мыслей - намного больше, чем ему нужно для комфорта.
Полученная информация никак не желает укладываться, и он прибегает к испытанному, проверенному временем средству - все дерьмо лучше свалить на Баста, тот разгребет.
Брат является очень быстро и выглядит весьма довольным собой. Впрочем, Рудольфус не обращает на эту деталь внимания и, хоть и понимает причины подобного несвойственного его младшему брату сияния, ему вообще не до того.
Он сидит в привольной позе за кухонным столом, который они совсем недавно ломали и чинили, и, едва хлопает дверь и раздаются приближающиеся шаги, наполняет второй стакан.
- Выпей со мной. Надо поговорить.
Обычно с этой фразы - с того, что им нужно поговорить, - начинает Рабастан, но сегодня очередь Рудольфуса.
Он отпивает из своего стакана, снова кивает на стул напротив - он не потерпит упрямства. Не сегодня.
И каково же его удивление, когда Рабастан без лишних слов усаживается на указанное место и даже поднимает стакан.
Рудольфус салютует своим, допивая, и подливает себя - а затем и брату, который все же отдает должное виски.
- Арн прислал мне утром патронуса. Передал сообщение от суки-Итон. Она предлагает перемирие. Я оставляю в покое ее, она оставляет в покое меня, - пересказывает Рудольфус часть актуальных новостей и смеется - резко, лающе. Хрипло. - Хорошее предложение?

Отредактировано Rodolphus Lestrange (23 сентября, 2017г. 21:38)

Рудольфус опрокидывает в глотку сразу пол стакана, выдыхает. Виски горит, но этот огонь не чета тому, что наполняет вены Рудольфуса, содержится в его чистой крови.
Достаточно неплохо?
Он с презрением смотрит на младшего брата.
Тот трус, всегда был трусом - всегда избегал возможности выйти на врага лицом к лицу, предпочитал осторожничать, тянуть, продумывать варианты. В том числе, варианты отступления.
Рудольфус забывает, сколько раз осмотрительность и осторожность Рабастана, которые он называет трусостью, спасала им обоим и не только им жизни. Забывает, что тогда, в феврале, после ритуала, проведенного на землях рода, они с Беллатрисой отправились вдвоем - и чем это закончилось.
Игнорирует тот факт, что рядом всегда должен быть кто-то с холодной головой, расчетливый и, задери его Фенрир, осторожный.
Все это в глазах Рудольфуса не достоинства, а недостатки. Причины для презрения.
Благодарности в нем ни на кнат.
- Я решил, что она спятила. Послала ко мне Арна, как своего гребанного домовика. Послала ко мне гонца,  - он выделяет последнее слово таким ядом, что приходится запивать.
Грохнув о стол пустым стаканом, Рудольфус жестом велит брату подлить, и неторопливо, основательно закуривает.
Вот это - с Арном - смутно угадывается им как оскорбление.
Как плевок в лицо.
Эта сука знает, все знает - и все равно посылает к нему Арна, а не бежит в ужасе из Англии, не забивается в какую-нибудь щель.
Надо было убить ее в доках. Зря он решил, что веселее будет оставить ей жизнь.
- Она предлагает перемирие, но готова обсуждать мои условия.
Как будто у него есть какие-то условия. Как будто он в самом деле позволит ей уйти, снимет с нее мишень.
- Я передал, что хочу личной встречи.
Он снова затягивается и резко меняет тему разговора.
- Твоя аврорша понесла. Выпьем за это, - и первым поднимает стакан.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (23 сентября, 2017г. 21:54)

- Перед тем, как все пошло хером, она начала что-то подозревать. Следила за Арном. И выследила, - Рудольфус снова пьет, опускает тяжелые веки, как бы смакуя проносящиеся в памяти картины: беспомощная, униженная Итон, ее белые бедра, механические, грубые, но уверенные движения Арна. - А я выследил ее.
Он ухмыляется, запрокидывает голову, допивая, сцеживая последние капли из стакана.
- Он стер ей память, но теперь она вспомнила. И забрала его дочь.
Он не силен в пояснениях, да и история эта такой глубокой давности, что не заслуживает красноречивого рассказа. Может, для кого-то из них, Арна или Итон - а скорее всего, для обоих - то, что произошло в доках, стало неким откровением, вехой на жизненном пути, для Рудольфуса это был лишь фрагмент: еще одна грязная, упрямая сука, получившая по заслугам, возомнившая себя самой умной и самой везучей.
Не первое изнасилование в его жизни, не первая расплата.
Он затягивается, выпускает дым.
К чему говорить о прошлом.
Пьет и следит, что Рабастан тоже пьет.
Благосклонно кивает, когда тот подливает без напоминания - и себе, и ему.
И ухмыляется, широко, сумасшедше.
- Нет. Пойти в самом деле собираешься ты.
Теперь, когда младенец уже в утробе рыжей аврорши, нет причин трястись над Рабастаном. И если у Итон в самом деле есть что-то стоящее, то он это и добудет.
А если ничего нет, то просто убьет ее. Убьет ее за то, что та перешла дорогу Лестрейнджам.
- И ты убьешь ее. Или узнаешь, есть ли у нее для меня что-то ценное, а потом убьешь.
Он щедр - он предлагает Рабастану тот кусок, который с удовольствием сожрал бы сам.
- Можешь трахнуть ее перед смертью. Ей не привыкать.
И одним большим глотком снова ополовинивает стакан, хлеща виски как воду.

Рудольфус пропускает шутку брата мимо ушей. Его чувство юмора просыпается в другие моменты, и он только пьет, взглядом предлагая Рабастану не будить лихо. Его мирный настрой может смениться яростью в любой момент, и младший бат знает об этом не понаслышке.
- Она может предложить мне Скримджера, - скалится Рудольфус, допивая виски залпом и со стуком ставя стакан на стол. - Мертвого или живого сукиного сына Скримджера. И тогда я пообещаю, что отпущу ее на все четыре стороны и забуду о ее угрозах Беллатрисе. А может быть, забуду о ней вообще.
Он ухмыляется Рабастану еще шире.
- И вот когда она притащит мне Скримджера, я убью их обоих. Но, так и быть, она будет мучиться меньше. 

На Рабастана его угрозы и мечты едва ли производят впечатление. Его брат лишен жизни, лишен азарта - снулая рыбина, какой-то дурной прихотью крови носящий одну с ним фамилию.
Рудольфус толкает стакан к бутылке, кивает, приказывая наполнить, и наваливается на стол, резким движением загребая в кулак воротник Рабастана, подтягивая его к себе, не обращая внимания, как огневиски расплескивается на кисть, на манжету.
- Пять дней назад она ушла из Аврората. Она хочет перемирия - со мной и с Долоховым. Она хочет быть уверенной, что мы не будем ее искать. И взамен пообещала не искать нас.
Его лицо искажается - ухмылка теряет последние признаки веселья.
- Она не в себе, сказал Арн. Она боится.
В его голосе слышно ликование. Он хотел, чтобы Итон боялась - и она боится. Она вспомнила доки, знает о доках, и знает, что ей ни за что его не переиграть.
- Она знает, что у нее нет шансов. И хочет жить, - он выплевывает последние слова, отпуская ткань воротника брата, возвращается на место. - И я переиграю ее снова.
Ей никогда не расплатиться с ним за Азкабан. Даже Скримджер не будет достаточной ценой.
-