Он сносит дверь с петель еще с середины коридора, едва аппарировав по известному адресу. Если это ловушка, ему плевать - он не думает об этом, слишком взбешенный содержанием переданного сообщения. Слишком взбешенный тем, что ему, будто подачку, посылают это предложение, больше похожее на издевательство.
В бешенстве спускает с цепи Режущие, оставляя глубокие зарубки на стенах, уже на ходу, и, едва завидев Арна, отправляет в него Секо, поддерживая тут же Костеломом.
Скалится, ничего не слыша, видя только, как его проклятия разбиваются о щиты Арна, искрясь, вышибая в окрестностях дракклово маггловское электричество.
Вспышки принятых на щит чар сводят его с ума. Сукин сын, ублюдок Арн, считает, что может посылать за ним патронуса, будто за домовым эльфом. Считает, что может передавать послания от суки, которая не стоит больше гнутого сикля, которая все никак не уймется, поднимая голову с маниакальной одержимостью.
Маниакальная одержимость Рудольфусу хорошо знакома, да вот только он не терпит ее в других - и уж точно не собирается терпеть в Дженис Итон.
Он наступает, продолжая атаковать, зная, что рано или поздно пробьет щит, не размениваясь на аппарацию за спину или подобные фокусы, не давая ответить. По дороге отпихивает в сторону стул, скалится и постоянно вытирает рот свободной рукой.
- Я. Вобью. Слова. О. Перемирии. Тебе. В. Глотку. - Это очень длинное предложение в его состоянии, и каждое слово он произносит независимо от других, подтверждая Ступефаями. И нет ему ни малейшего дела до того, что Арн всего лишь посланник - пока нет. Наглость Итон, совсем недавно валяющейся сломанной куклой на полу в Ставке, истекающей кровью, носящей его метку, угрожающей его жене и сыну, заставляет мир выцветать, выворачиваться наизнанку. Заставляет Рудольфуса хотеть крови - любой крови, неважно, чьей.

Вокруг Рудольфуса - кокон из его бешенства, и он почти ничего не слышит, отдавшись ярости.
Эта ярость приглушает все, и слова Арна остаются где-то там, за гранью восприятия.
Но - и это, кажется, общая черта всех этих умников с Рэйвенкло - Арн продолжает говорить, говорить и говорить, и каждое слов будто гвоздь вонзается в стену, отделяющую взбешенного Рудольфуса от остального мира.
И когда этих гвоздей становится достаточно, по стене ползет трещина - она становится все шире и шире, и Рудольфус останавливает очередной замах, смотрит на Арна непонимающе.
Что он несет, какое еще послание на спине?
Это сука-Итон носит на себе его отметину, так о чем говорит Арн?
- Я оставлю ей твою голову в качестве ответа, - рычит Рудольфус, но что-то вроде интереса медленно вскипает среди ярости и гнева. - С каких пор ты решил, что можешь поворачиваться к ней спиной?
Арн не был идиотом - Арн вышел сухим из воды в восемьдесят первом, сумел удержаться в Министерстве до сих пор - и должен был понимать, что Дженис Итон ему не друг.
Она подозревала его еще тогда, после МакКиннонов, и хотя с этим они разобрались, ему стоило бы не спускать с нее глаз, и уж точно не подставлять ей спину.
И есть еще кое-что, что его напрягает. То, что она выбрала на роль посланника Арна.
- Я не спрашиваю, почему ты. Это очевидно - она знала, что я тебя убью. - Медленно говорит Рудольфус, по-прежнему не опуская палочку. - Но какого хера ты согласился передать это, Арн? Так хочешь сдохнуть?
Какого хера он не убил ее - и не закончил то, что нужно было закончить еще в доках? Неужели поверил ее обещанию, что останется жив?
Рудольфус оскорблен и ему, обычно мало к чему проявляющему интерес, в самом деле интересно, откуда в Арне столько стремления к смерти.

А это что-то новенькое.
Лестрейндж моментально вскидывается вновь - оказывается, Арн не просто повернулся к Итон спиной после всего, но еще и за каким-то дракклам позволил себе заглотить крючок.
И теперь еще требует у Рудольфуса ответа, как гребаная итоновская сова.
Слова о половине Лондона Лестрейнджа не цепляют, но вот тон. Тон совсем другое дело. Тон у Арна такой, как будто еще минута - и он обвинит Рудольфуса во всех своих напастях.
Между ними не такое уж большое расстояние, и поэтому, пока Арн, не то одумавшись, не то просто утомившись, сбавляет обороты и разводит руками, Рудольфус оказывается рядом и молча, коротко бьет его в лицо - кулак скользит по подбородку, костяшки ноют.
- Заткнись.
Тупица Арн. Как и в прошлый раз, позволил упрямой суке взять верх. Как и в прошлый раз, она его обыграла.
Она всех обыграла, эта живучая тварь.
Кончила Трэверса, а теперь смеет торговаться с ним, с Рудольфусом, как будто ей есть, что ему предложить.
Эта мысль бесит Рудольфуса побольше прочих - он не хочет думать о том, как много потерял, и что теперь любая сука может предлагать ему мир.
Мир.
Обсуждать с ним условия.
Ему нужно подумать. Нужно подумать как следует - о том, как он убьет навязчивую суку. О том, как она будет визжать, пока он будет ее убивать.
Рудольфус тяжело шагает мимо Арна, наступает на осколки горшка у подоконника, кроша их в пыль.
Помимо ярости, он все еще чувствует удивление.
Он замирает ненадолго у окна, смотрит сквозь стекло, на стекло, следит за отражением Арна, и когда оборачивается, то опускает палочку.
- Как ты должен передать ей ответ? - спрашивает безразлично, но за этим безразличием куда больше всего. В голове снова прокручиваются слова брата: Беллатриса рядом с ним не в безопасности.
Арн не смог защитить свою дочь, а у Рудольфуса просто нет такого варианта, он не может рисковать родом.
- Какого ответа она ждет? - орет он, снова приходя в бешенство только от того факта, что итон в самом деле может считать, что между ними возможны договоры. Что она может ему хоть что-то предложить.

- Не ищет меня? - он сплевывает эти слова с языка, уточняя, и смеется - хрипло, без веселья.
Лучше бы ей в самом деле никогда не искать его - и никогда не находить.
Если она рассчитывала, что он вцепится в это предложение с восторгом, то ошиблась адресатом. Он даже хочет, чтобы она его нашла - и получила уже по заслугам.
Он долго смотрит на Арна, но так и не спрашивает о Беллатрисе.
Его не пугает, не волнует и не интересует, будет ли Итон искать его, но Рабастан прав, он теперь уязвим.
Уязвим настолько, что это сбивает его с толку сейчас, мешает поднять палочку и убить Арна, ответив Итон раз и навсегда.
Он хочет знать, что она задумает еще. И Арн, раз уж дело так обернулось, ему нужен.
- Она мне больше не нужна, - скалится Рудольфус, задвигая подальше мысль о жене. - Я поимел с этой суки все, что хотел. Как и ты.
Он даже моргать перестает, смотрит прямо и пусто, воскрешая в памяти доки, возбуждение, сознание победы, обернувшееся позже поражением.
- Назначь встречу. Сейчас же. Соври, что нужно обсуждение. Я убью ее, - он обещал Беллатрисе коврик для детской. - А ты получишь обратно свою дочь.
Дженис Итон не оценила своего счастья, когда ей была дарована жизнь в обмен на Скримджера. Напомнив о себе, убив Треверса, послав к нему Арна, она сама выкопала себе могилу.

Дракклова сука.
Арн не отправляет Патронуса, медлит, и серебристый зверь - что-то вроде волка, но мельче - терпеливо выжидает, помахивая хвостом.
Что она стерла. Чего она хочет.
На последнюю фразу Арна Рудольфус не обращает внимания, хотя в ней-то и кроется разгадка, но и без того он настораживается.
Он абсолютно уверен в том, что с Итон сталось бы устроить ловушку. Желай она мира в самом деле - ее бы уже не было в Англии, а значит, дело в чем-то другом.
- Подожди, - отрезает он.
Он думает. Думает не в привычных для себя категориях, нет, а пытается охватить ситуацию в целом. Пытается просчитывать разные варианты, шаги противника. Без должной практики - в последние разы он делал нечто подобное в Хогвартсе, будучи капитаном команды, а затем все было в разы проще, в разы понятнее - думать выходит так себе, но он все равно заставляет себя. И в этом ему нужна помощь гребанного рэйвенкло.
Он не удосужился прихватить Рабастана - да что там, он даже не подумал об этом - и теперь хочет, чтобы Арн исполнил для него эту роль.
- Налей мне выпить. Отпусти пока зверя. До вечера достаточно времени.
Она же ждет ответа вечером - вот и пусть подождет.
Рудольфус вновь меряет шагами комнату, не обращая внимания на зияющий проем двери. Крутит в руках волшебную палочку.
- Расскажи все, что помнишь. Откуда она знает, что ты можешь хоть что-то передать мне. Что за дерьмо со спиной. Откуда у нее твоя дочь.
Последнее никогда не пришло бы ему в голову раньше - но сейчас для него все иначе: мысль о ребенке поселилась внутри и не отпускает.

Он выпивает виски одним длинным глотком, сосредоточенно слушает.
Пока все, что говорит Арн, сходится: если Итон собралась предложить мир еще и Долохову, то все это дело совершенно точно касается ее давно сгнившего мужа.
Чистота крови Рудольфуса волнует мало - кровь одного цвета у всех, а убивал он и тех, и тех. Итон, кажется, чистота крови тоже не слишком волновала, а вот поди же ты.
Его самолюбие отмечает тот факт, что сначала долбанная сука отправила посланника к нему, а не к Долохову, и из этого Рудольфус собирается извлечь кое-что в свое время, пока же он слишком занят - думает.
Она предлагает мир не всем - только ему и Долохову. И это его все же беспокоит, несмотря на очевидную связь с Томом Итоном. Значит ли это, что она будет охотиться на всех остальных Беллатрису? Значит ли это, что она боится?
С сожалением Рудольфус отказывается от этой мысли - если бы она боялась, она не подсунула бы ему Арна.
Он переводит взгляд на Арна, курящего с тем самым невозмутимым видом, который ему так удавался.
Ухмыляется.
Для той, которая боится, Итон слишком активно играет на нервах Арна.
Для той, кто просто хочет спокойной жизни, она переходит границы, которые должны оставаться неприкосновенными.
- Что ты думаешь обо всем этом? - напрямую спрашивает он, рассчитывая на эту хваленую рэйвенкловскую способность видеть еще с пяток возможностей и следствий там, где для Рудольфуса только тупик. - Это ловушка? Чего она в самом деле хочет?
Едва ли не впервые в жизни он в замешательстве и затягивает с решением - он, который всегда бьет первым, руководствуясь инстинктом.

Она не могла всерьез думать, что он согласится на перемирие. Не могла всерьез думать, что он отменит вынесенный ей давным-давно смертным приговор. И, насколько он знает, не могла забыть ни своего тупого мужа, ни то, через что в том числе Рудольфус провел ее на коротком поводке за те пять дней, что она провела в Ставке.
Она не выглядела сломленной десятого, перед обменом, когда каталась с Беллатрисой в ворохе сухой листвы. И раз Скримджер выжил, не могла корить себя в его смерти и сломаться под тяжестью этой вины. Так какого же драккла ей нужна эта встреча, это невозможное перемирие?
Медленно, шаг за шагом, он структурирует полученную информацию. Медленно, шаг за шагом, обдумывает свои действия - это он-то.
И то, что Арн подтверждает его собственное мнение - Итон не ждет согласия - служит для него причиной прислушаться и к остальным его словам.
- Да, - коротко говорит он. - Я хочу услышать, что она может предложить, если она в самом деле готова что-то предлагать.
Более того, у него тоже есть, что потребовать от нее в обмен на это перемирие.
Скримджер не должен был выжить - так что вот этот шанс привести все к нужному ему итогу.
- Отправь ей, что я хочу обсудить условия. Что я рассматриваю ее предложение. Что я хочу знать, что у нее в самом деле есть для меня.
Потому что то, о чем она уже сказала - то, что не будет его искать - вызывает только смех.
- А пока объясни, что значит, что у нее развязаны руки, пока я ее ищу? - он догадывается, что услышит, но хочет выяснить, что имеет в виду Арн.
Потому что пока ни разу не прозвучало имени Беллатрисы - а Итон в феврале недвусмысленно угрожала его жене и наследнику. Настолько недвусмысленно, что он этого не забыл - и вряд ли забудет.
И хотя сама по себе Итон его не пугает - его никто не пугает - его пугает возможность потерять жену, случайно ли или нет. От дракклового заклинания, взбившего ей в желе мозги, или от другого, которое убьет ее. И поэтому Рудольфус вспоминает об осторожности. Не для себя - для Беллатрисы. Для ребенка.