Кажется, он снова все сломал - на кухне она вроде совсем оправилась, улыбалась, вернулась к этому своему легкому заигрыванию - а теперь его встречает не женщина даже, а воплощение горечи.
Что ты будешь делать.
Ему так не с руки анализировать все это, все эти настроения, волнения, переживания - но и не с руки оставлять все на самотек.
- Ты же можешь говорить обо мне со мной, - уточняет он. - Если хочешь. Если хочешь, давай говорить о тебе.
Он не любитель разговаривать, но если это важно, если это нужно, вполне может подальше запихать свою нелюбовь. Даже про Силенцио забудет - лишь бы она не обрывала вот так предложения, не смотрела так жалобно, как будто он ее походя пнул или обидел иначе.
- Просто, ну, знаешь, с кем про меня говорить, - он замолкает, красноречиво пожимает плечами. Воздерживается от того, чтобы упомянуть ее коллег-авроров - и это стоит ему ломоты в сжатой челюсти.
Просьба - это совершенно точно просьба - его удивляет куда сильнее.
Пальцы сами ложатся на волшебную палочку, с которой он не расстается даже здесь.
- Вот так? - невербально кастуя Orchideous, Лестрейндж с сомнением смотрит на кособокий получившийся букет рядом с Яэль. Не так уж много заклинаний, которые он не использовал, кажется, никогда в жизни, из каких глубин подсознания выползла эта формула? - Так хорошо? Внезапно?
Он вообще-то не прочь выполнять ее мелкие прихоти - но она не так, чтобы особенно о них распространяется, а он о романтике знает то, как пишется это слово.
С внезапностью у него проблемы еще большие: внезапность - это опасность, это нарушение порядка, а значит, с ним плохо совместимо.
Чего она хочет, вообще неясно.
Кто бы ему помог, и не написать ли Минерве.
Впрочем, от столь жалкого признания своего поражения Лестрейнджа удерживает фамильная гордость.
- Я тебя чем-то расстроил? - опять остается непроизнесенным, но очень отчетливо звучит наступившей тишиной.

У них вроде как заведено, что они не особенно друг друга трогают, разве что в рамках демонстрации поддержки, когда дела идут так себе, думает Лестрейндж, запихивая палочку в крепление, пока Яэль вторгается в его личное пространство медленно и даже с каким-то торжеством. На самом деле, так заведено у него, и Яэль совершенно не обязана следовать правилам, под которыми не подписывалась. Захотела - обняла.
Ненастоящие, а потому обладающие невероятно интенсивным запахом орхидеи могут отпугнуть из спальни и котов.
Его драгоценная невеста снова что-то бормочет в шею.
Словом, кошмар.

Он не против - пусть бормочет. И даже они иной раз очень удачно оба отправляют отдохнуть это правило насчет прикосновений. И вообще, все не так уж плохо: он жив, она, быть может, беременна, и даже Азкабана больше нет. Можно сказать, успех.
И ему совершенно не нужно напрягаться из-за того, что он абсолютно не понимает, о чем она говорит.
По крайней мере, она больше не обвиняет его в сокрытии важной информации.
Значит, спросить про Хогвартс и внезапно дарить цветы, заучивает Лестрейндж рецепт успеха, переминаясь с ноги на ногу и избавляясь от ботинок.
За прошедший месяц он привык определенным образом реагировать на такие вот объятия в спальне, и хотя момент определенно какой-то не такой, разбираться в этом нет ни резона, ни желания.
- Ага, - говорит он, чтобы что-то сказать.
Накручивает она себя и в самом деле знатно.
- Кидай цветы куда-нибудь, я сделаю потом новые. Внезапно.
Ну и получше, разумеется - следующее утро он точно потратит на то, чтобы в совершенстве овладеть малоиспользуемыми чарами, раз уж берет их на вооружение.
- Тебе надо что-то подготовить к завтра? Проверить домашние работы или составить план занятия? - и с тем, и с другим он бы ей даже помог - но лучше бы уложил ее в постель. Вот там она себя не накручивает. Там - и еще, кажется, когда спит.

Он перехватывает руку, старательно смягчая движение.
- Я возьму все по правилам обращения с опасными артефактами, а нейтрализацию проклятий поделим пополам. Ты умеешь изменять почерк? Есть простые чары, правда, они легко распознаются - но кто будет подозревать, что профессор зачаровывала собственные комментарии к проверенным работам? К тому же, я знаю кое-какую модификацию.
Рабастан прибегал к этим чарам в далеком прошлом время от времени - ничего серьезного, ничего такого уж критического. Только в том случае, когда был уверен - заговори он о необходимости той или иной записки от Рудольфуса прямо, и его жизнь превратилась бы в ад.
Сумка с эссе стоит у шкафа немым укором. И Лестрейндж, в котором все еще жив тот староста, который проводил не меньше часа в субботу, составляя расписание на следующую неделю вместо похода в Хогсмид, не может, разумеется, допустить, чтобы работа была не выполнена.
Задвинув пинком ботинки подальше, он приманивает сумку к прикроватной тумбочке и с размаха садится на свой край кровати - можно было бы пойти в кабинет или библиотеку, но Яэль и так в шаге от того, чтобы манкировать своими обязанностями, поэтому лучше пренебречь местом.
- Ну, давай, - он хлопает по покрывалу рядом - отчего-то это приводит в жуткое возбуждение котов, наблюдающих за ними из коридора, - и расстегивает сумку. - Мы быстро закончим. Сколько у тебя в параллели учеников? Ты давала задание всем факультетам одновременно?

- За тебя писали эссе? - с осуждением переспрашивает Лестрейндж, перебирая свитки. Пергамент разворачивается с мягким шелестом, он просматривает заголовки и раскладывает свитки на три кучки между собой и Яэль. - Вот здесь - моя тема. Здесь - общая, а там - твоя часть.
То, что она за кого-то писала эссе, он еще может пережить - помнит по собственному опыту, что на параллели как правило достаточно тех, кому не хватает либо мозгов, либо усидчивости, либо и того, и другого, но отнести к этой группе мать своих будущих детей так сразу не готов.
Смотрит на Яэль поверх очередного свитка.
- И часто?
Ему все же удается избавиться от большей части осуждения в голосе, и причиной тому то, что даже он понимает, насколько иронично с его стороны осуждать Гамп за легкие нарушения школьных правил, но это больше него, это выражение его настойчивой тяги к нормальности, с которой он боится расстаться, прекрасно зная, что ждет там, на другом конце радуги.
- Почему? - все же задает он вопрос, который вертится на языке с того самого момента, как он услышал это признание.
Закончив с сортировкой, Лестрейндж копается в сумке и извлекает перо, взглядом спрашивая позволения. Приманивает чернильницу и пристраивает ее возле колена, разворачиваясь ближе к Яэль.
- Школьная программа была ни на что не годна еще в мое время, - он пожимает плечом - только одним, чтоб не беспокоить Яэль. - Жалкие огрызки, никакой системности, кошмарные прорехи из-за того, что кто-то решил, будто темная магия и ритуалистика исчезнут, если не говорить о них в Хогвартсе.
Его возмущало это в семидесятые и он подозревает, что к сегодняшнему дню дело изменилось к худшему, но все же спрашивает:
- В программу вернулось что-нибудь по-настоящему интересное?

Упоминание о квиддиче ранит его в самое сердце - куда больше, чем упоминание о войне.
Он, кажется, ненавидит этот самый квиддич, и не в последнюю очередь из-за того, что всем вокруг он так интересен.
К тому же, Лестрейндж не понимает аргументации - последние его годы в Хогвартсе уже шла эта война, и он знал, что однажды встанет рядом с братом там, где будет неважно, как хорошо он помнит основные принцип трансфигурации - и все равно учился.
Как иронично - он не думал, что для него может попросту не быть будущего, а так оно и случилось, а Яэль Гамп, которая была к этому готова еще в школе...
Впрочем, обрывает он себя, для нее еще тоже ничего не кончено - и, быть может, эхо войны настигнет ее теперь, сегодня, с его такой интенсивной помощью.
- Ясно, - подытоживает он, заканчивая эту сомнительную тему. Им не нужно с Гамп идеально друг другу подходить - лишь бы подходила порода, думает Лестрейндж, пряча злую и зубастую усмешку, опуская пониже голову и вчитываясь в первый пергамент.
В конце концов, переписывать учебник не нравилось и ему - ему нравились задания, где нужно было найти ответ в уже прочитанном или изученном на предыдущих курсах, и обосновать свою точку зрения этими ссылками, цитатами и перекрестными сносками. Ему нравилось упорядочивать, думает Рабастан. И его участие во всем этом - все это из-за любви к упорядочиванию. К желанию, чтобы магглы жили с магглами, а маги - с магами, и чтобы не было таких, как та сумасшедшая журналистка с кладбища - и почему это естественное желание привело к такому итогу, он не понимает до сих пор, и едва ли поймет.
Он слушает и читает, резким росчерком отказывая целым абзацам в право на жизнь - и гасит раздражение, предсказуемо появившееся в ответ на эмоциональность невесты. Она так близко принимает к сердцу то, что происходило в этом году в Хогвартсе, как будто в самом деле рассчитывает связать с ним свою жизнь, состариться среди свитков с домашней работой и под крылом у МакГонагалл.
И, наверное, думает, что он тоже всю жизнь будет ждать ее здесь, в этом коттедже, готовый поговорить о школе или проверить пару работ - или не думает о нем вовсе.
Лестрейндж не знает, какой вариант злит его больше - и не хочет обращать внимание на то, что сам заговорил о программе и сам предложил свою помощь. Упиваясь обидой на то, что у Яэль есть какие-то свои планы, свое представление о будущем, он все больше отмалчивается, пока она расписывает трудности, с которыми столкнулась, и только становится все нетерпимее к проверяемой работе - так, что от нее вскоре не остается живого места.
- Никуда не годится, - отбрасывая проверенный свиток в сторону, Лестрейндж тянется за следующим. - Этому нельзя доверять ничего опаснее тарелки - и ту только под присмотром.
Перед тем, как начать вчитываться в следующий образчик, он делает паузу, чувствуя потребность отреагировать на сказанное.
- Будь аккуратна. ЗОТИ - не Дуэльный клуб, но не стоит рисковать. После всех этих ритуалов и вообще, кто знает, как скажется на твоем состоянии, поймай ты какой-нибудь случайный Риддикулус или Рефлекто.

- Я говорю, - отрезает он на упоминание Араминты. - У Мелифлуа задача - чтобы ты смогла забеременеть как можно скорее. А мне важно, чтобы ты еще и благополучно родила.
Звучит как-то чересчур прямолинейно, зато честно - и Лестрейндж не видит смысла юлить или внезапно начинать делать вид, что благополучный исход беременности его нисколько не волнует. Сейчас, после разговора о необходимости консультаций с Вэнс, это прозвучало бы совсем нелепо.
Он думает, как отреагировала бы Мелифлуа, узнай о том, что будущая миссис Лестрейндж с самой помолвки преподает Защиту от Темных Искусств в Хогвартсе - и приходит к выводу, что не хочет знать. Наверняка отпустила бы пару сомнительных комментариев - а то и вовсе начала бы насмехаться: учить защищаться от будущих родственников - велико достижение.
- Расскажи про боевку, - заинтересованно просит Рабастан, снова меняя тему, и берет следующий пергамент. - И про ритуалы тех ведьм.
После разговоров со Сейпом и Нарциссой о крестражах  и после проблем Араминты, возникших не без участия Долохова, неплохо сохранившегося к своим шестидесяти пяти, Лестрейндж не может пропустить любую информацию, которая могла бы дать ему подсказку, в каком направлении двигаться сейчас.
Неизвестные, нераспространенные в Магической Британии ритуалы - это по профилю Темного Лорда и его старого друга и соратника.

Рассказ Яэль с самого начала приковывает его внимание, хотя она говорит не о возвращении к жизни, а лишь об избегании смерти.
То, что он знает о крестражах - а точнее, чего он не знает - беспокоит Лестрейнджа, и он задается вопросом о том, могли бы люди в деревне под куполом необнаружения выступать крестражами для этих ведьм.
Место силы, вампиризм. который сродни поглощению, ритуалистика - он совсем недавно рассказывал о чем-то похожем Мелифлуа, и теперь насторожился.
Ведьмы, которым за сотню, учившиеся в Колдовстворце; место силы, которым вполне могла оказаться площадка вокруг идола; Греция, определившая восточно-европейскую магическую традицию; Долохов.
Ошибается ли он, собирая эти разрозненные отрывки в одну головоломку?
Упомянутый поцелуй в лоб уже не кажется простым совпадением.
Лестрейндж чуть спотыкается на последних словах Яэль, дочитывает отложенное было эссе.
- Я бы убрался оттуда немедленно, если бы был один, как ты.
Но с ним всегда кто-то был - брат ли, Эван ли. Ему можно было лезть очертя голову куда угодно - сейчас, конечно, уже нет.
- Послушай, Яэль, это может быть важно. Монро - это же французская фамилия? Кроме того, что они читали заклинания на латыни, они говорили с тобой? На каком языке? Может быть, с акцентом? - если старинная французская волшебная сказка является сказкой в меньшей степени, чем он всю жизнь думал, то почему бы не узнать о ней подробнее. - А то место силы, где они убивали жертву - там было что-то вроде идола?
К сожалению, дракклова сказка не слишком богата точными описаниями, и Лестрейнджу пока не удалось раскопать оригинал и приходилось полагаться на сохранившийся в памяти материнский пересказ, поэтому он не очень понимает, чем может быть упомянутый в сказке идол - и не может спрашивать предметнее.

Эссе его уже привлекают в намного меньшей степени - к тому же, он склонен считать, что хогвартское образование ухудшается, а потому ничего особенного, кроме разочарования, проверка не вызывает. Как, впрочем, весь этот сегодняшний день - а ведь, казалось бы, ему есть, чему радоваться: дементоры больше не на службе Министерства, дракклов Азкабан существенно потрепан, а в подвалах, отданных во владение Вэнс, его ждет еще немало сюрпризов, спасибо Мерлину за Хорезми и за то, что Арн к трупу интереса не проявил.
- Не думаю, что искать стоило в Архивах Аврората, - задумчиво поскреб щеку Лестрейнд на последние слова Яэль, задумываясь. - Скорее уж, Департамента катастроф - в деле же были замешаны магглы? Целая деревня? Им, наверное, потом память чистили массово и глубоко - а такие вещи не скроешь, да еще Статут же.
Он намеренно уходит от вопроса о том, встречался ли с чем-то подобным - не только потому что не встречался, но еще и потому, что предпочитает не делать поспешных выводов, не обдумав все как следует. Пара минут разговора на достаточное размышление уж точно не тянет.
У него, вот удача, есть пропуск туда, где можно добыть самый настоящий Омут, не повреждающий и не уничтожающий воспоминания, только ни возвращаться в пещеры, ни снова встречаться со стражем пещер не хочется абсолютно, поэтому Лестрейндж благоразумно молчит и об этом.
- Да? - вежливо переспрашивает он, хотя несколько ошалел от настолько щедрого предложения. - Ты не против, если я использую легиллеменцию?
Он вроде как довольно аккуратен в ментальной магии - особенно если сравнивать его с его же родственниками - но вроде как Яэль даже предлагает это так, будто вовсе не горит желанием впускать его в свою память. Впрочем, будучи фанатом жестких границ личного пространства, Лестрейндж не так уж ее не понимает в этом нежелании - и уверен, что уж он бы точно не стал предлагать ничего подобного.
- Я пока не уверен, важно ли это. И не буду уверен, если не узнаю больше.
А если узнает, если будет уверен - то почему бы не съездить к тому городку, где жили эти Монро.
- И если ты согласна, то я, разумеется, тоже.
Настолько разумеется, то ему уже не терпится начать.

Он сдвигает в сторону пергаменты, наклоняется над откинувшейся на спину ведьмой - дракклов ритуал тут же напоминает о себе - и, упираясь возле ее головы раскрытой ладонью в пружинящую под перемещением веса кровать, достает волшебную палочку.
- Не дергайся. Помнишь, что тем меньше будет сопротивления, тем проще будет нам обоим?
На короткий момент его охватывает желание прекратить это - он еще не отошел от легиллеменции с Мелифлуа - но Лестрейндж уговаривает себя тем, что Яэль-то точно не ритуалист и вряд ли выпустит на него какую-нибудь зловредную Тварь из детской французской сказки.
- И постарайся сразу отправить нас в тот день.
Легиллеменция, к большому сожалению, не чтение мыслей - это всего лишь просмотр ненадолго оживающих картинок, где их продолжительность и четкость зависит от десятка разнообразных факторов. Кому-то требуется полный покой, кто-то, напротив, легче переносит вторжение в свою память в стрессовых ситуациях - но Лестрейндж знает, что никто, абсолютно никто, не любит подобного вторжения.

Тем удивительнее, до чего легко у него получается: светлая зелень глаз распахивается приветливо калиткой, открываясь так, будто он здесь долгожданный гость.
Не то Яэль в самом деле увлечена тем своим старым делом до сих пор, не то - это еще один симптом проведенного между ними ритуала, но это почти так же просто, как попытаться вспоминать что-то самому.
...Небольшой городок, украшенный гирляндами, улыбками жителей - и Яэль, его Яэль Гамп, только на десять лет моложе, чье отражение он видит в стеклах витрин, в окружении людей, разодетых в какие-то нелепые подобия мантий. Черно-белая, по-маггловски неподвижная колдография, рыжий мальчишка еще младше Яэль, девушка в мантии по фигуре, держащаяся особняком, на которую остальные жители поглядывали с улыбками и любовью...
Совсем молоденькая блондинка, боящаяся опоздания и ведущая Яэль куда-то вокруг аккуратного здания, и потом - и тут Лестрейндж несколько теряет свой спокойный настрой - Руфус Скримджер.
Руфус Скримджер будто прямиком из той камеры, где они договорились - договорились отправить и его, Рабастана, и Рудольфуса, и Беллатрису на куда более мучительную и долгую смерть, чем Поцелуй.
Лестрейндж скрипит зубами, сжимает кулак возле головы Яэль, но палочку держит так же крепко, заставляя себя успокоиться - он все равно выгадал, выторговал жизнь, и они, все трое, живы и уже на свободе, не прошло и полутора десятков лет. Скримджер - не враг ему, со Скримджером можно - и всегда было можно - договориться...
Но картинка уже плывет, его вот-вот выбросит назад, прочь из памяти, а допустить этого Лестрейндж сейчас не может - не может сейчас отступить, поэтому он усиливает нажим, вызывая естественное сопротивление чужого сознания, сметает его жестко, если не жестоко, хватается за то, что ускользает: рыжий - Энди - и танцы, какие-то старые, совсем древние танцы, и две ведьмы, явно ведьмы, пользующиеся в явно маггловском городке почетом и уважением, о которых, должно быть, грезилось Темному Лорду и Антонину Долохову. О которых грезилось тем магам, которые приносили свою клятву за десятки лет до того, как Яэль Гамп оказалась в том городке.

Старый замок кажется еще древнее Лестрейндж-Холла, древнее МакНейр-Касла.
Он - отголосок того времени, о котором может и не быть воспоминаний в фамильных летописях, отголосок тех ритуалов и традиций, за которые темная магия предается в Британии забвению.
Лестрейндж смотрит внимательно, но много ли он увидит - Яэль нервничает там, идущая перед толпой, которая не даст ей ни свернуть, ни убежать, и выхватывает лишь редкие, отдельные моменты: освещение, хоть и магическое, но явно привязанное к месту, а не к волшебнику, ржавые цепи, охватившие запястья, влажный блеск и навязчивый запах водорослей...
И, конечно, пение.

Лестрейндж копает дальше, хочет задержаться еще, запоминает пассы, которые выписывает палочка одной из пришедших за жертвами ведьм. Корделия и Октавия Монро, благоволительницы и проклятие этого маггловского города. чувствовали себя там уверенно, будто в собственном логове - и непонятно было, не то их это родовой замок и родовая магия позволяют колдовство такой мощи, не то случайная находка.
А потом вновь явился Скримджер - и Яэль смотрела только на своего коллегу, дракклова спасителя, и все, чем мог поживиться Лестрейндж, это лишь мимолетными образами неразборчивых рисунков на стенах в отсветах атакующих и защитных чар.
Ни герба, ни девиза - ничего, что могло бы дать ему зацепку к тому ритуалу, который уничтожил рыжего маггла.

Его мало интересует дуэль - и он с сожалением размыкает легиллеменцию, когда Скримджер аппарирует из тронного зала вместе с ведьмой.
Тычется еще пару раз наугад - фраза Скримджера о том, что он починил аппарацию, тянет странно-знакомым, но пока не найденным - но дальше пусто. Дальше больше ничего про замок - только много Скримджера, а ему, видит Мерлин, совсем нет охоты наблюдать за аврорскими буднями того, кто засунул его в каменный мешок навечно.

Отводя палочку от лица ведьмы, Лестрейндж откатывается, смотрит в потолок, разминая начавшую затекать руку, на которую опирался.
- Придется туда наведаться, - между прочим сообщает он потолку. - Как, ты говоришь, все началось? Скримджер говорил о том, что починил аппарацию - и ты упомянула, что нельзя было покинуть тот город. Оттуда нельзя было аппарировать?
Пещера, которую не так давно обнаружили они с Вэнс, вот что приходит ему на ум - и Лестрейнджу хочется увидеть этот замок еще больше.
- Где, ты говоришь, этот городок? - она не говорила, но какая разница. - И замок - он появляется из воды? Раз в год?
Даже то, что она уже упомянула, что после этого дела все взяли под контроль Невыразимцы, его не останавливает - они же не могли уничтожить целый замок до основания?

- Угу, - он продолжает рассматривать потолок, запоминая эти вешки - залив Маунтс, маггловский городок. Жаль, конечно, что Яэль не помнит названия - но упоминание маггловских газет его уже немного обнадеживает. У магглов есть свои библиотеки, и там хранятся подшивки периодики - он помнит это из рассказов Бербидж. Уж конечно, он сможет сдюжить поход в библиотеку, пусть и маггловскую. Библиотека есть библиотека.
Да и много ли маггловских газет отслеживается в Аврорате? Лестрейндж готов поспорить, что не все, а лишь крупнейшие. Как-нибудь разберется.
Начнет от Бельтайна и просмотрит год назад, если потребуется.
В библиотеках ему и думается легче.
Он хочет еще уточнить, не помнит ли случайно Яэль название газет - а также год и месяц, когда там были упоминания этого городка - но она как-то слишком уж возбуждена его проявленным интересом. Настолько, что готова отправляться к Мерлину на кулички прямо сейчас.
- Отправиться сейчас - куда? - уточняет он, не открывая глаз и сдерживая сарказм. - В залив Маунтс? В Архивы Аврората?
Кстати, где это вообще - залив Маунтс?
- Названия газет тоже не припоминаются?
Еще меньше он хочет аппарировать в неизвестность, полагаясь только на те ориентиры, которые увидел в ее памяти - к аппарации Лестрейндж до сих пор относится настороженно, предпочитая места, которые видел собственными глазами и успел изучить досконально.

Корнуолл, "Санди-Таймс", невдалеке город Пензанс.
Для той, которая только что говорила, что ничего не помнит, вспомнила Яэль не так уж и мало.
Лестрейндж вяло улыбается, открывает глаза.
- Молодец.
К чести Яэль, она все же не начинает спорить и предлагать аппарировать к Пензансу немедленно. Ее зевок выглядит даже забавно, и Лестрейндж перегибается через нее, опираясь на круглое колено, сталкивает с кровати эссе - проверенные в одну сторону, непроверенные - в другую.
- Лучше проснемся пораньше и закончим утром.
Сейчас, после рассказа Яэль, ему не до дурных школьных эссе, в которых ученики то путают названия нумерологических таблиц, помогающих в определении мощности артефактов, то и вовсе пишут откровенный бред. Ему хочется подумать о другом. Например, о беспалочковой магии - или об жертвоприношениях.
На ведьмах в воспоминаниях Яэль не было татуировок и они пользовались волшебными палочками - но так, как будто это не было им особенно необходимо. Лестрейндж еще помнит своих магглорожденных однокурсников: на первом курсе они точно так же управлялись с палочками. Медленно, немного неестественно.
Монро, державшие в страхе всю деревню - и заезжий герой, победивший ведьм и спасший красавицу.
- Нет, - говорит он, не выдавая всколыхнувшейся неприязни к Скримджеру - неприязни, которая на сей раз не была окрашена воспоминаниями об Азкабане, - не слышал. Я не очень много времени провел, изучая магггловские сказки - разве что мифологию. Что за малыш Том и великан Денбрасс? Это его замок время от времени поднимается из воды?