Одиночество не тяготило Антонина, но предпочитал он компанию - музыку, веселые голоса, красивых женщин, принимающих как данность восхищение собой и готовых отплатить за это восхищение мимолетной, но нежной дружбой.
Закоснелая, протестантская Англия, даже в куртуазность кинувшаяся с каким-то мрачным пуританством, предлагала Долохову обходиться своими силами: лондонские салоны даже в лучшие годы не могли соперничать с французским изяществом или венским радостным опьянением, что уж говорить о настоящем, когда все прекрасное, все утонченное, все поистине волшебное было кинуто на потребу толпе, все больше и больше черпающей из маггловской приземленной так называемой культуры, паразитирующей на магическом мире.
Антонин Павлович, живое свидетельство лучших дней, отмечал это с печалью, хотя и признавал, что время идет. Их поражение знаменовало собой неумолимость бега колеса, уничтожающего истинную красоту мира, но отказаться от борьбы значило бы предать мир, ради возвращения которого проливалась кровь, приносились ужасающие жертвы. Колесо может крутиться в обе стороны - и Антонин еще чувствовал в себе достаточно сил, чтобы развернуть бег если не времени, то хотя бы мира.
Квартира Фелиции, так своевременно укатившей по годовому контракту в магические штаты, никогда не интересовавшие Долохова, после отъезда хозяйки изменилась в соответствии с желаниями нового жильца: здесь не было места Роберту Локампу, не было места маскам: здесь Долохов был собой, забывая о мире магглов за стенами дома.
Электроприборы были сосланы подальше - коллекция пластинок, пополняемая Антонином, заняла свое место у патефона в отличном состоянии, а в баре прибавилось марочных вин.
Далеко до роскоши, о которой Долохов знал не понаслышке, но и не дурмстранговский минимализм - скорее, комфортное убежище ценящего небольшие радости жизни холостяка. Чтобы сохранить частицу женского присутствия в отъезде Фелиции Антонин завел сову, по большей части времени спокойно дремавшую в клетке под шелковым темным платком, однако сегодня лучшая половина человечества в освещенной свечами квартире была представлена не только рогатой неясытью, но и миссис Малфой, на которую Антонин возлагал большие надежды.
- Проходите, zolotce, - Долохов приветственно качнул снифтером, пропуская Нарциссу и закрывая за ней дверь. - Вам придется простить меня за прием в столь скромной обстановке, но эта скромность искупается уютом и моей радостью при виде вас, Нарцисса.
Он немного растягивал гласные, но кроме этой детали ничто не выдавало, что Долохов изрядно приложился к коньяку и до прихода Нарциссы.
Глубокий баритон по-русски выпевал о разливающемся Доне - Антонин Павлович прислушался, проходя к бару и прикрывая глаза от удовольствия:
- " ...on bu-u-udet pet' ne dlya menya..." Zolotce, составьте мне компанию - сегодня меня мучает жажда, но пить одному - признак слабости и отчаяния из-за потери друзей. Будьте мне другом, как был другом ваш отец. Вино или коньяк? Или, может быть, немного бренди под бельгийский шоколад - коробка позади вас, на диване. - Касаясь пузатых и высоких бутылок, Антонин поднял глаза, усмехнулся. - Нет, zolotce, я пригласил вас не только ради того, чтобы выпить с вами, хотя ваше общество мне, бесспорно, приятно. Но всему свое время. Так что вы будете пить? И за что будет ваш первый тост?

Его взысканница выглядела безупречно - как и всегда. Антонин залюбовался на миг, как любуется умелый мастер собственным произведением, являющимся вершиной мастерства. Впрочем, сравнение было не лишено истинности: в определенном смысле Нарцисса и впрямь была созданием его рук и сосудом для его талантов и умений.
И сколь прелестным сосудом.
- Гостинцы! Ваша любезность может поспорить только с вашей красотой! - Долохов поклонился гостье, прижав свободную руку к груди. Ему нравилось это в Нарциссе, он чуял сходство с собой - даже сейчас, в смутные, дрянные времена на самом краю она осознавала, как много сокрыто в мельчайших деталях и традициях, и не являлась с пустыми руками даже к нему, выброшенному на обочину этого нового, лишенного прежней изысканности и красоты мира. Он не любил ни персиков, ни винограда - фрукты обычно были лишь элементом обольстительного антуража, не более - но не мог не признать, что этот жест его тронул.
- Значит, белое, - резюмировал Антонин, одним глотком допивая коньяк и отправляясь к бару. Конечно, содержимое бара едва ли могло сравниться с тем, что хранилось в подвалах Малфой-мэнора, однако за времена своих вынужденных странствий Долохов научился распознавать приличные сорта, и провел немало времени, пополняя коллекцию в квартире Фелиции продукцией Франции и достаточно новаторским для Британии германским вином.
Бутылка пино гри будто ждала своего часа, и Антонин любовно освободил пробку, давая вину подышать. Песня лилась по квартире, вторя словам его крестницы, но совсем с другим подтекстом - холод уйдет, будет весна и солнце, но для всех ли, для всех?
Долохов знал ответ, и он камнем лежал на сердце.
Не прерывая певца, он не поворачивался к Нарциссе, и только когда мягкое царапанье иглы о бумажный центр граммпластинки сменило музыку, встряхнулся, подлил себе еще коньяка и вернулся к столу с бутылкой вина и бокалом для Нарциссы.
- Прекрасный тост, - одобрил негромко в наступившей тишине, подавая взысканнице полный бокал и оглядывая ее с неслучайным вниманием - здорова ли, выдержит ли?
Вернувшись к патефону, Долохов лениво отправил иглу на внешний круг - вновь потянулась неторопливая, знакомая с детства мелодия, под которую засыпалось в старом материном поместье, от которого сейчас остался безжизненный остов с видом на высохшие, обожженные яблони.
- А песня, zolotce, о том же - о весне, о солнце, о жизни... И о смерти - ведь весна следует за зимой так же, как жизнь следует рука об руку со смертью.
Смерть стояла рядом, он почти мог различить ее тень за своим плечом в солнечный день - с каждым годом Хель подбиралась все ближе и в феврале впервые запустила свои когти в его грудь, царапнув по сердцу. Ему исполнилось шестьдесят шесть - не возраст для его наследственности, но ритуалистика, Темная магия и Азкабан взяли свою плату, и Антонин Павлович чувствовал, как истекает песок в верхней колбе его часов.
- Помните ли вы о том визите в Румынию в начале января, моя дорогая? Небольшой ритуал, проведенный среди яблонь - вы были рады увидеть свое дерево? Мне снова нужна ваша помощь, zolotce, и на сей раз, возможно, дело не ограничится ритуалом.
Он снова отпивает коньяка - длинным, большим глотком. Катает на языке терпкость и ореховый привкус, отставляет снифтер. Антонин осознает, что находится на зыбкой границе между опьянением и трезвостью, и пока делает выбор в пользу последней.
Неторопливо заворачивает выше расстегнутые манжеты, обнажая сухие предплечья, покрытые тонкой вязью едва заметных рун поверх проступающего рисунка вен - он подготовился к процедуре, но в одиночку это было бы и бессмысленно, и слишком опасно, а компаньонкой должна выступать рожавшая чистокровная ведьма. Его взысканница идеально подходит - как и тем, что едва ли может ему отказать.
- Мое самочувствие ухудшается в последнее время, zolotce, и я навел кое-какие справки. Как вам наверняка известно, с помощью ритуалов маги часто устанавливают связи между собой и объектами окружающего мира. Родовая магия, связывающая члена рода с родовым поместьем - лишь верхушка айсберга, ритуалисты способны устанавливать эту связь самостоятельно и не только с одним-единственным поместьем. Словом, я подпитываю не только тот заброшенный дом и сад возле него - но в последнее время у меня появилось подозрение, что что-то еще вытягивает из меня жизнь. Иной раз это происходит из-за наличия бастарда - непринятый в род потомок может осложнить жизнь своим родителям не только в глазах общества, - Долохов позволяет себе задиристую усмешку, - но и на куда более серьезных уровнях. Я хотел бы вернуться к своей проблеме - к той женщине, о родстве с которой узнал не так давно. И мне нужна ваша помощь, дорогая - я хотел бы думать, что могу доверять вам и рассчитывать на вас, zolotce.

Согласие Нарциссы его не удивило, но он все равно качнул бокалом будто она произнесла тост и отпил. Можно было прибегнуть к зельям, но алкоголь справлялся не хуже, расширяя на время сосуды, заставляя кровь бежать по жилам быстрее. Уничтожая подобие страха и неуверенности - Долохову не нужен был трезвый взгляд, но нужно было все бесстрашие, которое было в запасе, чтобы пройти намеченный путь.
- Я давно должен был сказать вам об этом. Я горжусь вами, zolotce, - гласные стали еще протяжнее, даже напускной английский акцент сменился тягучим восточно-европейским выговором.
Младшая дочь, продукт разочаровавшего ритуала, Нарцисса Блэк воплотила то, чем была ее семья - сдержанная, талантливая, красивая и невероятно способная всегда оставаться на ногах, будто насмешница-судьба, посмеявшись над желанием Сигнуса обзавестись сыном, наградила его дочерью, вобравшей только достоинства рода, оставив недостатки старшим.
Допив коньяк, Антонин отставил снифтер и потер ладони, чувствуя холод в костях.
Расстегнув узкий воротник, тем же движением потер шею сзади и прошел в центр гостиной, занятый узкой софой, заблаговременно отодвинутой от стены, где она стояла прежде.
- Вам нужно будет вернуть меня обратно, - коротко пояснил он, поочередно поворачиваясь на месте и зажигая свечи, расставленные вокруг кушетки.
Ритуал был до смешного прост - обманчиво прост, выдавая этой простотой древность, восходившую к темным векам. Ритуал был прототипом и одновременно квинтессенцией всех жертвоприношений, был ритуалом единственной, главной жертвы, и Антонин, знающий о том, как неохотно смерть отпускает свою добычу, не решился бы на него, если бы не острая необходимость.
Он столько лет заигрывал со смертью, оставляя ту в дураках, что сейчас не мог с легким сердцем верить в свою неуязвимость - а потому и пригласил Нарциссу, с которой связан магически, чтобы затея увенчалась успехом.
Его взысканница имеет на него определенные права - и это право неоспоримо и неотъемлемо. Будет ли этого права достаточно, чтобы оспорить право смерти на Антонина, хватит ли связей Нарциссы с миром живых, чтобы вывести и себя и Долохова из долины смертной тени, или он утащит ее за собой - ответить уверенно он не мог, но мог максимально упростить ей задачу, доведя себя до нужного уровня концентрации, до гибкой вязкости сознания, до ощущения жажды жизни на уровне инстинктов.
Долохов опустился на софу, продолжая расстегивать рубашку - жар от метки, оставленной Араминтой, соперничал с холодом внутри, но не мог победить. Пока не мог. То, что тянуло из Антонина жизнь, могло быть остановлено только жертвой, но сначала жертвой должен был стать сам Долохов.
- Я умру, моя дорогая. И, оказавшись по ту сторону, получу все интересующие меня ответы. Но без вашей помощи мне не вернуться. Мой долг перед вами - служить вам защитником и учителем, и вам придется заявить о своем праве на меня, отыскав место, где я окажусь. А затем, - Долохов взглянул на Нарциссу снизу вверх, откладывая палочку и разводя руками, - затем вам придется указать мне путь обратно.
Он вытянулся на софе, складывая руки крестом на груди. Руническая вязь на обоих предплечьях соединилась, образовав цельный рисунок - Дунию и Небесного Вепря, Родимич и Суасти.
Пластинка продолжала играть, певец, будто чувствуя происходящее, проникновенно вещал об окончании жизненного пути.
- Подойдите ближе, - позвал Долохов, опуская веки. - Можете присесть на софу, но не касайтесь меня до самого конца ритуала. Когда я уйду, вокруг нас появится призрачный круг - вы поймете, когда это случится. Звуки снаружи исчезнут, как и квартира. Следите за свечами и ни в коем случае, и не выходите из круга, чтобы не разорвать границу. Оставайтесь здесь, возле меня, и ждите. Как только прогорит первая свеча, вам нужно будет отправиться за мной. Это несложно - поцелуйте меня и окажитесь рядом. Здесь придется поторопиться. Если вы не вернете меня до того, как погаснет последняя свеча, zolotce, для нас обоих все будет кончено. Но вы сможете. Вы придете как моя взысканница, связанная со мной магией, вы сможете.
Был другой человек, с кем Долохов был связан магически намного сильнее - ради Темного Лорда он отвергал смерть до сих пор - но на том уже была слишком явная печать Мары, чтобы он мог претендовать на ее добычу.
Нарцисса же в данном случае представляла собой жизнь - ее ребенок выжил, она имела право выступать в этом качестве матери и вновь даровать кому-нибудь жизнь. На сей раз - Антонину.
- А сейчас вы должны помочь мне уйти. Вы помните те колыбельные песни, которыми я развлекал вас в детстве? Спойте мне, Нарцисса. Мне нужно уснуть.

Отредактировано Antonin Dolohov (27 августа, 2017г. 17:53)