Когда объявили о смерти Амбридж, Пэнси выглядела ужасно. На глаза наворачивались слезы, ее пробивала мелкая дрожь и на лице читались шок и сожаление. Некоторые подумали, что у слизеринской змеюки появились чувства жалости, как это бывает у нормальных людей, другие же подумали, что Паркинсон готова разрыдаться из-за потери власти Инспекционной Дружины. К слову, тех, кому в голову пришла именно вторая мысль, было гораздо больше, впрочем, Паркинсон это врятли бы задело. В тот момент в ее голове вертелась всего одна фраза: «Я убила человека». В том, что убил Амбридж именно артефакт, который Пэнси ей подкинула – девушка ни капли не сомневалась, поэтому совесть приступила грызть ее с завидным энтузиазмом.
Вернувшись в свою комнату, Паркинсон завалилась в кровать, укуталась теплым одеялом с головой и начала думать, как жить с этим дальше. Не то, что бы девушка оказалась столь нежным цветочком, который не вынесет душевных терзаний, по правде сказать, она была почти готова к тому, что когда-то это произойдет. В мире война, в которой она еще не нашла свое место, и ради собственной жизни придется бороться, и даже убивать. Паркинсон просто не знала, что это произойдет так рано.
Сначала она хотела написать маме, даже подготовила пергамент и, мокнув кончик пера в чернило, так и не смогла ничего написать, оставив всего несколько клякс на листе. А что писать? Обвинить мать в том, что она слишком много доверяет все еще ребенку, в том, что она поступила нерассудительно, принеся этот артефакт, или опять попросить о помощи. Да только какой? Есть там заклинание, которое очищает совесть? Ну, или зелье… Пэнси даже собиралась написать отцу и во всем признаться, но вовремя подумала о том, что слишком сильно подставит мать, ведь отец, в порыве злости от их вечных ссор и развода, вполне может воспользоваться своими знаниями. Друзьям доверять она не привыкла, такие тайны двое сберегут в секрете, только если один из них мертв. Но и оставить все так, как есть она попросту не сможет.
Дни после смерти Амбридж шли медленно, по крайней мере для одной из учеников школы. Паркинсон заметно посерела, она почти ничего не ела, вечно была погружена в свои мысли и вздрагивала каждый раз, когда к ней кто-то обращался. Спала Пэнси тоже беспокойно, то и дело представляя себе мини-Азкабан, для несовершеннолетних преступников, дошло до того, что за ночь она несколько раз просыпалась, вскрикивая от очередного кошмара. Решив, что с нее достаточно, Паркинсон собралась сознаться в содеянном перед своим деканом, искренне надеясь, что тот не сдаст ее аврорам. Никто ведь не любил Амбридж.
В тот же вечер Пэнси отправилась к кабинету профессора Снейпа, мысленно в голове прокручивая, что и как она будет говорить. Но все было не то, все не так, как бы она не пыталась выставить себя жертвой, в итоге все сходилось к одному финалу – она убила Амбридж. Она шла медленно, все еще давая себе возможность для отступления, и несколько раз Паркинсон и правда собиралась вернуться в комнату и попытаться забыть. А когда ее будут допрашивать на суде, она просто будет отнекиваться, говорить, что подставили, или что там еще делают?
Приблизительно пять минут Пэнси простояла возле двери, решаясь наконец постучать. Выдохнув, она все же сделала это – ударила костяшками пальцев три раза по двери, и, дождавшись разрешения войти, открыла дверь.
- Здравствуйте, профессор, мне нужно с Вами поговорить, - редко когда можно было услышать, что бы Паркинсон говорила так тихо и неуверенно, буквально мямлила, что было ей не характерно. В любых, даже критических ситуация, Пэнси умела держать себя в руках, но в этот раз ее нервы были уже на пределе.

Панси смерила ни в чем не повинный стул мрачным, даже угрожающим взглядом и, с трудом переставляя ноги, поплелась к означенному: лицо декана не побуждало начать упрямиться или спорить, да и тот, в чьих интересах разговор, не выбирает.
Опустившись на стул, она чинно свела вместе коленки и положила сверху ладони - ни дать ни взять, примерная ученица.
Несколько раз сглотнула, собираясь с мыслями, и подняла голову. На ее счастье, декан больше не сверлил ее своим фирменным взглядом, и Панси, судорожно вцепившись в юбку, постаралась максимально полно выполнить Снейпа.
- ЯсвеласумапрофессораЖабуноянехотелаклянусьвам, - скороговоркой выпалила Панси, пренебрегая паузами между словами и данью вежливости покойной Долорес. Выпалила и тут же испуганно прикрыла рот рукой, отводя взгляд.
- То есть, профессора Амбридж, - совсем уже несчастным голосом, но намного членораздельнее пробормотала она, оставляя в покое юбку и возвращая ладони на колени. - Она же сошла с ума, да? Мне кажется, я к этому причастна. И к тому, что она умерла, тоже, - намного тише добавила Паркинсон.
Она не хотела говорить об этом - хотела признаться только в том, что артефакт должен был заставить Амбридж забыть о Паркинсон и ее нарушениях, но слишком силен оказался соблазн разделить эту ношу с кем-то, кто хотя бы не сразу заклеймит Панси убийцей или потащит в Азкабан.
Да и к кому бы ей было пойти - не писать же матери, чья колдография в "Пророке" теперь украшала собой не колонку светских или министерских новостей.
- Но я не хотела ничего подобного, - вновь повторила Паркинсон намного увереннее, как будто это древнее оправдание могло на что-то повлиять. - Меня накажут?
[nick]Pansy Parkinson[/nick][status]Слизеринская принцесса[/status][icon]http://s2.uploads.ru/vd9aW.jpg[/icon][sign]Злобный мопс или жертва любви?[/sign][info]Хогввартс, Слизерин, 15 лет[/info]

Отредактировано Rodolphus Lestrange (8 сентября, 2017г. 17:54)

[nick]Pansy Parkinson[/nick][status]Слизеринская принцесса[/status][icon]http://s2.uploads.ru/vd9aW.jpg[/icon][sign]Злобный мопс или жертва любви?[/sign][info]Хогвартс, Слизерин, 15 лет[/info]
В романах, которые Панси время от времени почитывала, героиня при этих словах декана - а особенно от многозначительного "пока" в отношении подозрений - должна была бы лишиться чувств, и Панси была бы не прочь последовать этому примеру, если бы не соображения практичности.
Ей нравилось делать вид, что она глупее, чем есть, только сейчас в подобном притворстве не было необходимости: ей в самом деле была нужна помощь и что-то вроде отпущения грехов.
- Я не хотела начинать так рано, - против воли сорвалось с ее языка быстрее, чем она успела подумать, но время краснеть и прикрывать рот прошло. Панси встретила сверлящий взгляд Снейпа прямо и села ровнее.
- Не о ней самой, если быть точной, - отпираться было бессмысленно: декан не стал тратить время на то, чтобы уверить Паркинсон в том, что она ни в чем не виновата, или в том, что несовершеннолетним Азкабан не грозит. - Но за несколько дней до того, как профессор Амбридж сбежала в лес, к ней попал артефакт, оказывающий серьезное ментальное влияние. Она носила его постоянно с собой, и, мне кажется, его действие оказалось сильнее, чем планировалось.
Как и любому слизеринцу, идея добровольного признания в целом была Панси чужда, и хотя она уже перешла естественную границу, рассказ сам собой складывался таким образом, будто Паркинсон была не при чем. Черпая уверенность, которой ей не хватало всю прошедшую неделю, в непроницаемом взгляде декана, вцепившись в подол юбки, Панси продолжила:
- Артефакт должен был заставить ее забыть кое-что, спутать воспоминания, ничего такого уж страшного. А она... Она...
Паркинсон замолчала. Всю неделю ее преследовали воспоминания о том, как Элоиза отреагировала на имя Амбридж, как откровенно желала ей зла. Могло ли быть такое, что Элоиза свела свои счеты, использовав дочь?
Панси даже себе боялась признаться, насколько убедительной выглядит эта версия: что она знала о матери? Практически ничего. Элоиза была для нее красивой картинкой, тщательно охраняющей свои тайны, и неизвестно, насколько безопасно будет пытаться их открыть.
- Если дело в артефакте, у меня не выйдет остаться в стороне, - взяв себя в руки, закончила Паркинсон. - И я не знаю, что мне делать.
Просьбу о помощи в ее тоне не расслышать было бы очень сложно.

[nick]Pansy Parkinson[/nick][status]Слизеринская принцесса[/status][icon]http://s2.uploads.ru/vd9aW.jpg[/icon][sign]Злобный мопс или жертва любви?[/sign][info]Хогвартс, Слизерин, 15 лет[/info]
Паркинсон прочла во взгляде декана, что прямо сейчас он мысленно примеряет на нее гриффиндорский шарф, и содрогнулась. Его скупое резюме дела нисколько не поправило, а нахмуренный вид и вовсе лишал ее иллюзий - однако, даже со всем этим, вопреки этому, точнее, она чувствовала себя легче, чем до этого разговора, ночь за ночью храня эту тайну в темноте слизеринской спальни.
Признание, пусть даже такое, пусть скомканное и лишь начало, пусть трудное и муторное, оказалось на удивление полезным ей самой. Не будучи поклонницей банальных и набивших оскомину еще в детстве истин об облегчении вины, Панси не могла не признать, что кое-что во всем этом все же было. Кое-что правдивое.
Молчаливо подтвердив взглядом - да, я! - краткое высказывание Снейпа, она продолжила молчать, передав инициативу ему: теперь, когда самое жуткое было произнесено, она больше не чувствовала потребности говорить и ждала приговора.
И он не заставил себя ждать.
Декан подался вперед, задавая вопросы, которые Паркинсон задавала себе за прошедшую неделю ни раз и ни два, и она замерла на стуле, дернувшись назад под воздействием неприкрытого раздражения в голосе Снейпа.
А вопросов становилось все больше.
- Я не ждала такой реакции! Мне... Мне сказали, что он действует не так сильно! Я собиралась убедиться, что Амбридж все забыла, и выкрасть артефакт из ее комнат, - начав признаваться, остановиться было намного сложнее, и Панси, хотя и понимала, что сама роет себе яму, продолжала говорить правду. Правду, которая ее совсем не красила: сейчас, сумбурно пересказывая Снейпу свои планы, она и сама пришла в ужас от того, насколько глупой была идея. Насколько недальновидной и опасной для самой Панси.
Панси стиснула в руках край юбки, в этом прикосновении к шерстяной материи набираясь сил, и чуть ли не выкрикнула в лицо Северусу, тоже подаваясь вперед, как никогда близкая к истерике:
- Она придиралась ко мне с самого ноября! Ненавидела меня - из-за моей матери, я знаю! А после Нового Года просто житья не давала! - Паркинсон, которая не была любимицей профессоров, но и никогда не была откровенным аутсайдером, не умела справляться с этой ситуацией. И не справилась. - Я попросила помощи у мамы. Она принесла мне этот артефакт. По моей просьбе.
Последние слова звучали все тише и тише, пока не превратились в едва слышный шепот на упоминании о просьбе.
Рассказав о том, откуда она получила брошь, Панси почувствовала себя так, будто вскрыла огромный болезненный нарыв - но вместе с облегчением к ней пришло и острое чувство совершенного предательства.
- Это я ее попросила, - повторила она, заикаясь и из последних сил едва сдерживая слезы, хотя никакого толка продолжать оправдывать Элоизу не было - ее уже искал Аврорат, и, как поняла Панси из газет и слов того аврора, который говорил с ней вскоре после нападения на школу, это было связано с  самим нападением. Обвинение в нелегальной покупке и использовании темного артефакта едва ли сейчас доставило бы сейчас Элоизе особенные проблемы - на фоне всего остального, но Панси было не по себе, когда она думала, что мать сознательно вручила ей этот артефакт, зная, что вскоре состоится это нападение.
А вдруг он работал как маячок? Вдруг он создал помехи в охранных чарах замка?
Она знала про брошь лишь то, что ей рассказала Элоиза, а ее мать могла и умела врать.

[nick]Pansy Parkinson[/nick][status]Слизеринская принцесса[/status][icon]http://s2.uploads.ru/vd9aW.jpg[/icon][sign]Злобный мопс или жертва любви?[/sign][info]Хогвартс, Слизерин, 15 лет[/info]
Панси подавила сердитый вздох.
Прекрасный совет - молчать. Она и не собиралась на каждом коридоре оповещать всех случайных свидетелей о своих подозрениях и чувстве вины, крепнущем день ото дня, но ведь если дело обернется хуже, если в Аврорате узнают о броши...
Врать? Молчать, даже когда ее начнут спрашивать? Потащат на допрос?
От напряженной попытки вспомнить, грозит ли несовершеннолетним Азкабан, Паркинсон поплохело окончательно.
Она зацепила ногтем какую-о неровность на ткани юбки и теперь ковыряла эту затяжку изо всех сил, отдаваясь этому занятию с почти пугающей страстью.
- Да, понимаю, - в отличие от неустанного дерганья за выбившуюся нитку, голос у Паркинсон звучал не в пример ровнее, чем минуту назад. Она неосознанно принялась копировать холодную манеру декана, и это приносило свои плоды - она успокаивалась и уже способна была разговаривать, не заикаясь и не боясь расплакаться. - Мне очень жаль.
Голос все-таки дрогнул - не из-за того, что Панси врала, а из-за того, что в самом деле говорила искренно. Ей было жаль, что она решила поступить так неосторожно, не имея никакого прикрытия в случае неудачи, а особенно ей было жаль, что итог оказался таким опасным для нее. Сама Долорес Амбридж, совсем недавно живая и здоровая, отступила на край сознания: мертвым нельзя было помочь, да и Жаба даже мертвой не могла рассчитывать на сострадание Панси Паркинсон, слизеринки до мозга костей, никогда не забывающей о собственной выгоде и безопасности.
- Значит ли это...
Она запнулась, выдохнула. Отпустила многострадальный шов и попробовала снова:
- Значит ли это, что вы тоже никому не расскажете? - спросила Панси, приободренная отчасти рассказом Снейпа о посещении Мунго.
Его слова не были понятны ей досконально - Панси не слишком часто сталкивалась с проблемами мира взрослых, да еще с проблемами такой неприглядной и сложной для понимания подростка его части - однако она уловила главное: ее имя не упоминалось.
- А артефакт? Там сумеют обнаружить, что было неконтролируемое профессионалом вмешательство магии в сознание?
Она повторила дословно сложную формулировку и, забывшись, прикусила нижнюю губу, представляя, как какой-то аврор сосредоточенно выясняет у колдомедика, что еще можно сказать о состоянии Амбридж незадолго до смерти.
- Я никому, кроме вас, не рассказывала, но у меня осталась шкатулка, в которой мама принесла мне артефакт. И сам артефакт... Он же должен был быть на профессоре Амбридж! Если его найдут, не так уж сложно будет выяснить, кто его купил!
Почему-то - наверное, от страха - Панси казалось, что любому аврору достаточно будет кинуть на брошь один-единственный взгляд, чтобы тут же установить, у кого и где она была приобретена - а там уже и выяснить, кто именно ее купил.
Она расширенными от ужаса глазами смотрела на Снейпа, не видя его и едва не забывая дышать.
  - Что мне делать? - наконец выдавила Панси, теперь уже чуть ли не требуя от декана совета. - Вы видели в Мунго эту брошь? Что с ней стало?

Отредактировано Rodolphus Lestrange (17 октября, 2017г. 22:31)

- Нет, подробно я брошь не изучала. Я просто забрала ее у мамы, не задавая лишних вопросов. Она же моя мать, - Слизеринка запнулась и перевела взгляд на пламя свечи. Какие бы отношения не были у нее и ее матери, она все же могла доверять ей. Тем более сейчас, когда отец так внезапно исчез, - и ей было виднее.
Паркинсон с усилием моргнула, наблюдая за изменением мимики декана и тяжело вдыхая влажный воздух подземелий. Ей было сложно не заметить разительные, пусть и секундные, изменения в лице мужчины, сидящего напротив. Что, если он этим действием показывал, что осуждает ее? Осуждает ни как волшебницу или ученицу, и даже ни как старосту и ответственное лицо. Нет. Вдруг, профессор Снейп осуждает ее, как глупую девчонку, которая совершила самые элементарные ошибки? Или за ее глупейшие и наивные вопросы? Отчаяние накрыло девушку с головой, и она понуро опустила голову, вновь приковывая взгляд к коленям и возвращая тонкие белые пальцы в складки плиссировки.
– Мне очень стыдно за это.
Подавив огромное желание разрыдаться, как первокурсница не выполнившая курсовую работу по зельеварению, но амбициозно рассчитывающую на итог «отлично» в аттестате, Пэнси шумно сглотнула ком в горле и украдкой провела языком по пересохшей нижней губе. Конечно же, ей нужно найти треклятую брошь. И чем раньше – тем лучше. Это даже не обсуждалось. Но, где?..
- Профессор, - упокоившись, а так же отогнав мятежные мысли о том, что декан – враг, Паркинсон собралась. Решительно и окончательно. Искать, так искать. – Я знаю, такие вопросы студенты задавать не имею никакого права, но… - девушка подняла подбородок и выпрямилась. – Личные вещи преподавателей, которые почили или с которыми произошел несчастный случай, забирают их родственники? Так ведь? – Шальная мысль, которая приведет к нарушению полсотни школьных правил постепенно становилась лейтмотивом, занимая все дозволенное место. Паркинсон ей не противилась. – Что с ними происходит в случае если забрать их некому?