Ему, верно, нравится Хайгейт - тихо, спокойно. Никто не лезет под руку и не мешает думать - ну, разве что не повезет встретить беспокойную магглу, но по ночам кладбище закрыто, и даже открытая для посещения более новая восточная часть безлюдна. Впрочем, им с Нарциссой нет большой разницы, в какую сторону двигаться - по Ливанскому кругу или Египетской улице, для них самое главное - найти подходящую могилу, чье содержимое требуется для ритуала, и это - забота Нарциссы, раз уж Лестрейнджу с недавнего времени лучше не показываться открыто даже в маггловском Лондоне.
Но его устраивают и ночные вылазки - опять же, тихо, спокойно.
Умел бы - принялся бы насвистывать что-то бодрое, а так просто поправил шапку и перекинул с одного плеча на другое лопату, позаимствованную от какого-то административного здания, мимо которого они прошли, едва аппарировав сюда. Если ее и оставили нерадивые гробовщики, у Лестрейнджа не было причин быть этим недовольным - трансфигурация трансфигурацией, но мало ли, на чем еще ему придется сосредоточиться помимо поддержания формы трансфигурированного объекта.
К тому же, его успокаивает ее приятная тяжесть - в случае, если они будут тут обнаружены каким-то случайным сторожем, он лучше пустит в ход лопату, чем магию: ни к чему привлекать внимание Министерства, ни к чему оставлять магические следы.
- Так что конкретно мы ищем? - между делом спрашивает Нарциссу Лестрейндж, который любит конкретику и не любит тайны. - Определенную дату смерти? Определенный возраст смерти? Дату рождения?
Логично предположить, что, раз уж они собираются использовать найденное для контакта с Регулусом, это самое найденное должно быть как-то с ним связано - вроде бы, что-то подобное он читал, но, разумеется, уверен, что Нарцисса разбирается в предмете куда лучше него. Он по традиции - ассистент, и ничего против Лестрейндж не имеет.

Лестрейндж не очень понимает, как они будут определять, принадлежат ли останки замужней девушке или незамужней - он, признаться, без кольца или соответствующей записи в родовой книге не совладал бы с такой задачей, и здесь явно проблема налицо - но Нарцисса конкретизирует задачу, сводя его сомнения к нулю.
Значит, часы, собственность умершего в октябре, собственность умершего в апреле и кусок детского платья.
Бывали в его жизни условия и сложнее.
Лестрейндж залихватски - точнее, он надеется, что залихватски - снова перекидывает лопату с плеча на плечо.
- Давай начнем с солидного господина или девочки, родившихся в апреле и умерших в октябре - если, - он прикидывает, - за полчаса не управимся, уберем один из критериев. В процессе можем отмечать подходящие по хотя бы паре вводных могилы и вернемся к ним, если не найдем ничего более подходящего. Разделимся? Возьму на себя правую сторону.
Аллея широкая, уютно освещенная почти полной луной и фонарями - чем дальше от аллеи, тем темнее, и надгробия пропадают во мраке, поглощающем свет фонарей.
Мрак Лестрейнджа не пугает - и дело даже не в том, что у него есть лопата.

Делая шаг с чисто выметенной аллеи, он чуть было не оскальзывается - боковые тропинки покрыты инеем, сторожа явно уделяют им куда меньше внимания, чем центральным проходам.
Слабый-слабый Люмос, при свете которого едва различимы надписи на памятниках и надгробиях и то только в том случае, если Рабастан почти ткнет палочкой в камень, выдергивает из темноты даты и имена - скорбную летопись ушедших в небытие.
Когда-то они тоже дышали и действовали, а теперь покоятся с миром - впрочем, эта мысль Лестрейнджу скорее по вкусу. Полгода, прошедшие с побега в суматохе, научили его ценить покой превыше всего остального - а уж в том, что есть вещи куда хуже смерти, он был уверен и раньше.

Он не проходит и двух десятков могил, как находит нечто подходящее: Юстас Дж Спелл, умер 18 октября, 74 года.
На притязательном мраморном памятнике - цитата на латыни, имеющая отношение к юриспруденции. Нельзя пренебрегать тем, что принято всеми, переводит мысленно Лестрейндж, хмыкает - если речь идет о смерти, то цитата выглядит удивительно мудрой.
Впрочем, это определенно наследие римского права - и Рабастан задумчиво смотрит на выгравированное имя.
Юрист? Скорее всего. А юристы даже в маггловском мире считаются солидными господами, ценящими время.
Настолько, быть может, чтобы быть похороненными с часами.
Лестрейндж запоминает месторасположение могилы, оборачивается, выглядывая Нарциссу, а затем возвращается на центральную аллею.
Следы леди Малфой четко выделяются на заиндевевшей тропе, он идет следом.
- Кажется, я нашел что-то подходящее - юрист, умерший в преклонных годах в октябре семьдесят восьмого. Можем рискнуть. Как у тебя дела?
Если Нарцисса нашла ребенка, рожденного в апреле, начать они могут и с ее находки, чтобы не бегать по всему кладбищу. В конце концов, Юстас Дж Спелл - какая ироничная фамилия в контексте происходящего, отмечает Лестрейндж - дождется его на своем месте.

- Начнем здесь, чтобы не ходить взад вперед. Потом посмотрим.
В самом деле, если уйти так далеко от центральной аллеи, памятники начинают казаться похожими друг на друга - скорбные ангелы, плачущие девы, отважные греческие воины в котурнах и просто мраморные глыбы, если расхожая традиция чем-то не подошла горюющим родственникам для обозначения места упокоения.
Чтобы освободить руки, Лестрейндж с помощью нескольких Glaucus ignis'ов создает россыпь синих огоньков - они кружатся чуть выше головы, разлетаются на расстояние в пару-тройку футов. Должно быть, нечто подобное видели те магглы, которые затем уверились в дурном значении этих огоньков. Впрочем, встреча маггла и мага действительно не так часто сулила первому что-либо хорошее, неудивительно, что синие призрачные огни, если верить маггловскому фольклору, можно увидеть там, где вскоре будет вырыта могила или кто-то утонет. Здесь подходящее место, думает Лестрейндж. Могила здесь и вправду будет вскоре вырыта.
Он скидывает лопату с плеча и, размахнувшись, вгоняет в землю, освобожденную сдвинутым Нарциссой памятником,  - земля мерзлая, утрамбованная несколькими годами и дополнительным весом, и полотно лопаты входит едва до половины. Видимо, Нарциссе пришло в голову то же, что и ему - если будут рассчитывать только на согревающие чары, то провозятся здесь до следующей недели.
- Дай подумать, - задумчиво хмыкает он, мысленно отбрасывая Инсендио, затем огненную плеть - все это атакующие чары, но никакой мишени перед ним нет - нельзя же в самом деле считать мишенью квадратный клочок серой земли, окруженной по-зимнему сухим дерном. Опасаясь поджечь всю площадь этого кладбища - ну или тот его кусок, на который ему хватит сил - Пиро он тоже отвергает, и долго морщит лоб, перебирая не столько даже свой опыт, сколько излюбленные штучки Рудольфуса: его брат любит огонь, любит, мать его, хаос. Наконец - и дело вовсе не в родственной теплоте воспоминаний - его лицо светлеет. - Cavea. Огненная клетка. Вот что может прогреть землю.
Оставляя лопату - намного удобнее кастовать чары, требующие мишень, когда есть хоть какая-то мишень, Лестрейндж выставляет палочку вперед, кивая Нарциссе.
- Это утомительно, но не настолько, насколько будет проделать все это с помощью согревающих чар. Смотри.
Как и многие чары, относящиеся к стихийной магии, заклятье огненной клетки на вид довольно простое - несколько рассекающих движений по диагонали слева направо, каждый раз чуть подкручивая кисть по ходу движения рукояти деревяшки, затем когда палочка опускается к бедру, плавный взмах вверх.
Клетка высотой почти в человеческий рост из языков пламени выглядела модерновым вариантом памятника - Лестрейндж понаблюдал за горением, склонив оценивающе голову, и что-то - видимо, далекие норманские предки - одобрили огонь на земле мертвых.
- Это стихийная магия, - он призвал лопату и с удовольствием схватился за ее чуть подогретый черенок - даже перчатки не спасали от кладбищенской зябкости. - Концентрации не требует, но сил жрет порядочно. Считается, что, если не снять чары, она исчезнет сама через какое-то время - но я не проверял. Возможно, исчезнет, только доведя тебя до магического истощения или комы, так что лучше не забывать, сколько таких костров мы запалим.
У него приподнятое настроение - насколько это вообще возможно. Не то чтобы он в восторге от прогулки по кладбищу, скорее, рад, что все еще жив. Полнолуние совсем скоро, но никаких признаков надвигающегося обращения Лестрейндж не замечает - он уверяет себя, что все обойдется. Он же следил, чтобы зверюга не покусал его, и Рудольфус подоспел вовремя, все должно обойтись.
- Пойду устрою такую же иллюминацию над юристом, пока будем заниматься этой могилой, подоспеет следующая, - побеспокоить огненными всполохами сторожей Лестрейндж не боится - про Хайгейт в мире магглов рассказывают достаточно, здесь даже Обливиэйт можно не применять, просто оглушить и погрузить в сон, пускай потом незадачливые свидетели рассказывают о призрачных огоньках и огненных памятниках. Может, эта девочка - он мельком смотрит на место предполагаемой могилы - удостоится какой-нибудь фантастической сказки о себе и таким образом сохранится в людской памяти. Не такая уж дурная судьба.
- Если найдешь еще что-то подходящее - Cavea, - повторяет Лестрейндж медленно и разборчиво, так, чтобы Нарцисса уж точно разобрала все фонетические нюансы, - если почувствуешь дурноту, останавливайся сразу же.
Он бросает на нее внимательный короткий взгляд - быть может, ему только кажется, но Нарциссе не по душе то, чем приходится заниматься. Все это - он с трудом подбирает слово - даже не магия. Не такая магия, к которой он привык, которой доверяет и на которую полагается, по крайней мере, и Лестрейндж гадает, а уверена ли Нарцисса в том, что делает. Впрочем, если и нет - какая теперь разница, и не все ли ему равно, что делать, если это помогает забить гнусные мысли о тщете всего происходящего.
Не желая обсуждать все это, он кивает Нарциссе, имея в виду, что скоро вернется, и направляется к Спеллу - и на центральной аллее раскидывает магглоотталкивающие чары - ни к чему ему свидетели.
Устроив прогревание могилы Спелла, предварительно отодвинув плиту, Лестрейндж оглядывается. От пламени теплеет и веселеет на душе - на миг ему приходит в голову не ограничиться только несколькими могилами. Почему бы не сжечь здесь все? Почему бы не отнять у магглов это место в центре Лондона?
И что, язвительно интересуется Розье, что ты будешь со всем этим делать?
Розье можно не отвечать - не то чтобы Лестрейндж отвечает всем остальным обязательно - но ему не нравится вопрос, и он возвращается к детской могиле, по пути найдя еще парочку многообещающих. Теперь его путь через кладбище отмечен пылающими отметинами, будто поле боя: Рудольфус мог бы им гордиться, как и череда предков.
Вокруг могилы девочки земля кажется уже не серой, а черной - редкие проплешины снега растаяли и впитались в дерн. Лестрейндж машет палочкой и лопата, чуть дрогнув, начинает копать, вгрызаясь в землю с влажным чмоканьем и отбрасывая в странную тень, искривленную многочисленными источниками освещения. Разогревшееся полотно не очень-то легко входит в землю, выбрасывая из постепенно расширяющейся ямы комья глины. Несмотря на то, что он знает, насколько это не быстрый процесс - какого драккла он захватил только одну лопату? - Лестрейндж прислушивается, не раздается ли глухой стук о дерево.
Ничего, на следующей могиле копать будет проще - земля прогреется достаточно.
Нарцисса умеет его занять, что уж говорить.

Лестрейндж равнодушно пожимает плечами в ответ на сетования Нарциссы по поводу кособокой клетки.
- Дело практики. Да и чары не самые простые, но ничего проще мне просто не пришло в голову.
Ну, думает он, они, наверное, могли бы разжечь маггловский костер.
Ага, поддакивает Розье тем самым своим тоном, каким говорил, уличив Лестрейнджа в глупости, костер - если бы притащились сюда с сухими дровами, жидкостью для розжига и прочим туристическим снаряжением.
Здесь, на кладбище, Розье напоминает о себе куда чаще, чем последнее время. Не тут какое-то в самом деле особенное место, не то - Лестрейнджу опять становится худо.
Но нет, отрицает он этот второй вариант, прислушиваясь к себе, опуская голову на грудь. Мысли не путаются, ход времени не прерывается пустыми провалами. Это просто влияние кладбища. Смертная энергетика - и все в таком духе, рассуждения о чем он подчерпнул в декабре из маггловских книжонок на тему самопознания и медитации.
Нарцисса спрашивает о сне, и Лестрейндж выгадывает время, трансфигурируя из оградного околыша еще одну лопату и отправляя ее на помощь товаркам. Дело идет не слишком быстро, но все же идет - а тепло от огненной клетки не дает совсем уж замерзнуть стылой мартовской ночью.
- Я привык к запаху, - неторопливо отвечает он, вспоминая, сколько раз за последние пару недель просыпался в кошмарах. Неосознанно проводит рукой по груди - там, под рубашкой и курткой нащупывает мягкий мешочек, амулет, собранный ему Нарциссой по известным ей правилам. - Сплю лучше - опять стало помогать зелье Сна без сновидений, даже в прежней дозировки и прежней концентрации.
Он еще помнит, как в январе всерьез задумывался, не поискать ли что-то более убойное в Лютном - и как взвешивал последствия интоксикации зельем применительно к возможности выспаться как следует, проспать восемь, девять, а то ив се десять часов, не просыпаясь, не видя во сне свою камеру, не чувствуя приближение тварей.
- Спасибо, - он не смотрит на Нарциссу, следит за мерной работой лопат. Земля вылетает из углубляющейся ямы с ритмом, похожим на сердцебиение - вокруг раскопок уже образуется небольшие холмы. - Твой амулет оказался полезнее, чем я думал и ждал. Как давно ты практикуешь это?
На самом деле, он хочет спросить, носит ли она что-то подобное - ну или совсем-совсем другое - но это слишком личный вопрос даже для их доверительных отношений. Ему достаточно и того, чем она уже поделилась - он помнит рассказ о шаманской болезни, помнит свои собственные отраженные ощущение там, в пещере инфери, когда Нарцисса начала терять контроль. И все же, самое главное, что она держит эту проблему в узде - а если поймет, что не справляется... Ну, у Рабастана есть мнение, что ни он, ни Снейп не откажут в помощи, хотя Лестрейндж и не представляет, чем и как они смогут помочь. Ритуалистика ему дается в рамках взаимодействия с родовой магией - и большая часть тех ритуалов для него абсолютно безвредна. Нарцисса же явно вышла за пределы повседневной необходимости - и он подчас удивляется, что последовал за ней хотя бы краем тропы.
Глухие стуки дают понять, что цель достигнута. Пока Нарцисса поднимает гроб - немного перекосившийся, разбухший от сырости - Лестрейндж снимает огненные чары и подходит ближе к раскопанной могиле, чтобы, балансируя на куче земли, управляться с лопатами точечно.
Наконец лопаты отправляются на покой и вытягиваются вдоль сдвинутого памятника, а Рабастан скептически озирает добычу.
- Буду, - без колебаний он соглашается на предложение Нарциссы - миссис Малфой, определенно, знает толк в происходящем, а ему вовсе не принципиально демонстрировать свою независимость.
Щедрый мазок под носом заставляет его чихать, но это длится недолго. Верхняя губа чуть немеет, зато острый, ледяной запах отлично бодрит. Лестрейндж, надеется, что эффект продлится достаточно долго, и машет палочкой, заставляя выходить из пазов удерживающие на месте гвозди.
С последним возникает заминка - дерево отсырело и с трудом поддается, трескается при извлечении гвоздя, и крышка скрипит и стонет, навевая воспоминания о старых пустых домах.
Что же, этот гроб - совсем другое дело. Его обитательница еще там и вряд ли ждала визитеров.
Левитируя крышку к памятнику и опирая ее там, Лестрейндж бросает любопытный взгляд на Оливию Берри - для пятилетки та кажется ему совсем маленькой, но он тут же понимает, что дело в усыхании.
Он так и не опускает палочку, знаком останавливая Нарциссу за собой и рассматривая труп - как будто тот вот-вот может перейти в нападение. После пещеры, полной поднятых мертвецов, это не так уж и удивительно, но Оливия не шевелится, не открывает свои провалившиеся глазницы, не жамкает ввалившимися челюстями.
Ее грязно-серый наряд мог бы в лучшие годы претендовать на пародию венчального платья - по крайней мере он точно представляет собой платье, и платье светлое, но Лестрейндж не может утверждать наверняка: он лишь кинул на усохшее тельце один короткий взгляд прежде, чем сосредоточиться на лице покойной в ожидании малейших признаков инфернальной активности.
В какой-то момент ему кажется, что она готова дернуться - но дело лишь в каких-то насекомых, выбравших спутанные сухие волосы мертвого ребенка своим гнездом.
Наконец Лестрейндж расслабляется, свободно опускает руку и чуть наклоняется.
- Подвенечные платья должны выглядеть как-то по-особенному? - уточняет он, потому что маггловская женская мода кажется ему еще запутаннее, чем магическая. - Рюши, кружева, бисер?
За исключением браслетика на высохшем запястье, бисера в гробу не наблюдается.

Присказка Нарциссы ему непонятна, поэтому на пояснение он поднимает голову, хмурится. Еще сильнее хмурится на упоминание о проведении брачного обряда посмертно. Лестрейндж склонен воспринимать все буквально - особенно когда дело касается ритуалов, поэтому он не без легкого отвращения переводит взгляд на детское тельце, лишившееся браслета.
- И что, они проводят подобный обряд? С трупом? - уточняет Лестрейндж. С недавнего времени он склонен считать себя специалистом в браках - ну, хотя бы в помолвках - и все, услышанное от Нарциссы, примеряет на себя.
То есть, конечно, ему известно, как далеко можно зайти, исполняя долг, следуя правилам ритуала, но у всего же должны быть свои границы.
- С трупом ребенка? - если оставить за скобками последние двадцать лет его жизни, преступления и непосредственно то, чем сейчас они занимаются на этом кладбище, он весь сейчас - воплощение морализаторства.

Рассказ Нарциссы об артефактах волнует его совсем иначе - куда конструктивнее. Острая зависть к тому, что она не сидела взаперти, путешествовала, узнавала что-то новое, училась чему-то новому, вспыхивает и не без усилий с его стороны отступает.
Он снова касается выпуклости под тканью - заметной только на ощупь, но зато ставшей его бессменным спутником. Надо бы расспросить Нарциссу поподробнее об амулете - когда-нибудь потом, когда будет время, когда не будет дел важнее.
Это робкое планирование будущего ему не слишком дается, мысль повисает сама по себе, будто извлеченное из памяти воспоминание, не нашедшее для себя сосуда.
Лестрейндж с облегчением переводит взгляд на могилу.
- Да, я тоже не хотел бы оставлять следы. Вандализм не новость, но мы применяли магию, и в значительной концентрации. Раскопки свяжут с магическим фоном, вывод о ритуале будет закономерным...
Казалось бы, то, что Аврорат озаботиться еще чем-то кроме беглых преступников, ему только на руку, но Лестрейндж инстинктивно хочет держать авроров подальше от своих дел, ему так спокойнее. К тому же, расследование, касающееся ритуала, может затронуть пропавшего ритуалиста, что вообще некстати, а то и привести к Гамп, как случилось в феврале.
Неприятные воспоминания об авроре - как там его звали, МакФэйл? - Лестрейнджа не посещают: не после Азкабана, но расставаться с зыбким чувством, более всего напоминающим безопасность, в коттедже в Хакни-Уик ему тоже не хочется.
Увлекшись собственными думами, он едва не пропускает многозначительный жест Нарциссы.
Ее поза, ее интонации подтверждают ее слова - и Лестрейндж тут же мысленно сетует, что не проследил за ней раньше, хотя знал, как стихийная магия жадна до сил мага.
- Кончай с клетками. Если плохо спишь, если чувствуешь усталость - достаточно, - требовательно говорит он. - Я закончу с прогреванием земли, а тебе лучше не выкладываться до самого ритуала.
Как правило, ритуалы - дело утомительное. Лестрейндж не частый участник, особенно в тех, что не имеют отношения к его родовой магии и, таким образом, более энергозатратны, однако теоретическую часть в свое время начинал осваивать. Если ритуалист свалится без сил, делу уже ничем не поможешь, тут сходились все маститые авторы, которых он читал.
- А ты не можешь сделать себе нечто вроде этого? - он снова касается груди, имея в виду амулет, отходя от гроба и одним плавным коротким движением отправляя его обратно в могилу. Так как крышка откинута в сторону, а стенки гроба задевают края раскопанной могилы, в гроб попадают небольшие комья сырой земли - но ведь Оливии Берри уже все равно, не так ли?
Когда гроб с глухим ударом опускается на дно, Лестрейндж левитирует крышку, не утруждая себя гвоздями. Если когда-нибудь будет потребность провести эксгумацию, магглы ему только спасибо скажут, а если маггловские россказни о Страшном Суде и восстании мертвых имеют под собой хоть крупицу истины, благодарна ему будет уже Оливия.
Он обходит ближайшие могилы, находит еще несколько намеченных Нарциссой точек, приманивает лопаты к ближайшей, оставляя одну вяло ковыряться над могилой Оливии, забрасывая ее землей. Не забыть потом вернуть на место памятник и сгладить следы раскопок, думает Лестрейндж, вглядываясь в следующее надгробие, отставленное в сторону. Выбирала Нарцисса - он не знает, кого ждать сейчас.
- Ты говорила, что с водой у тебя не все гладко, - припоминает Лестрейндж то немногое, что они успели обсудить, касающееся ее шаманской болезни и последствий деятельности на этом поприще. Между прочим, он сразу же и безоговорочно поверил в то, что вода ей может повредить - пусть даже на ментальном уровне. Его собственные кошмары включают в себя гулкий и бесконечный плеск волн, разбивающихся о каменное основание крепости-тюрьмы, а одного лишь йодистого запаха хватит, чтобы довести его до неврастении - так что да, вода, пусть и замерзшая, их враг, он верит в это и плевать, как это иррационально звучит. - Это началось после пещеры?
В пещере была вода - слишком много, больше, чем нужно, и они чуть было не расстались в жизнями там, на дне подземного озера, пополнив местную коллекцию младших отпрысков видных в прошлом семейств. Ничего удивительного, если вода с тех пор снится и Нарциссе.
Деля свое внимание между разговором и слежением за лопатами, Лестрейндж едва не пропускает глухие удары - ага, вот и следующий. Подавив неуместное желание вопросить что-то вроде "ну и кто у нас тут, мальчик или девочка", он по уже опробованной над могилой Оливии Берри схеме магией поднимает гроб, размещая его на кучах насыпанной земли.

Лестрейндж глотает желание уточнить, правда ли Нарцисса считает амулет из василькового масла, колдографии Хогвартса, волос Рудольфуса и фаланги какого-то давно умершего Лестрейнджа обычным средством, потому что по ее тону понимает: да, считает.
Он некоторое время смотрит на свою подельницу, увлеченную разговором, как на незнакомку. Нелепо, конечно, было ожидать, что через четырнадцать лет разлуки Нарцисса останется такой же, какой он ее смутно помнит по их не так чтобы регулярным встречам в до-азкабанской жизни, но он все равно задается вопросом, а чего еще он о ней не знает и узнает ли в принципе.
- Он стал обращать на себя внимание пореже, - наконец отвечает он, когда Нарцисса задает прямой вопрос. - Я думал, это связано с амулетом.
Лестрейндж снова хлопает себя по груди - этот жест уже стал привычкой - и поясняет:
- Я вроде как стал получше спать.
Если бормотание Розье было симптомом, что на его сознание влияет что-то извне - например, последствия упрочнения канала связи с Нарциссой, - то амулет также же был способен решить эту проблему, так что Лестрейндж не слишком вникает в детали, довольствуясь и тем, что хоть что-то в его жизни вроде как меняется к лучшему.
И тем меньше ему нравится, что дела Нарциссы, напротив, усложняются.
- Ты выглядишь как одна из этих дамочек из Лютного, - комментирует он ее фляжку у пояса, но тут же замолкает, слушая внимательно.
Против воли хмыкает - неудавшиеся ритуалы ее конек?
- Обманул вас и что? - любопытствует Рабастан, которому желание сестер вернуть Андромеду кажется абсолютно логичным. - Трех дней не прожил?
Это задумывалось как шутка - Лестрейндж даже старательно растягивает губы в улыбке, которая, впрочем, тут же исчезает, как только он понимает, что так и было - ну, может, не через три дня, но ритуалист из мира живых выбыл.
Девочки Блэк - они такие.
Да ладно, ты даже не удивлен, комментирует Розье.
Это правда - Лестрейндж не удивлен.
- Я с удовольствием послушаю об этом, когда мы здесь закончим. Если ты сочтешь возможным мне рассказать об этом,  - говорит он, придерживая крышку гроба, над которым наклоняется Нарцисса.
Вот сейчас ментоловая мазь особенно кстати - этот труп свежий, а цвет платья только подчеркивает пятна, расползшиеся по коже мертвой девочки. Эта побольше - с другой стороны, думает Лестрейндж, в чьем послужном списке нет патологоанатомии, она могла раздуться под действием процессов разложения.
Этот труп куда больше напоминает инфери, которые полезли из воды в той пещере - и Лестрейндж сетует мысленно, что в последнее время стал слишком впечатлительным.
Зато, когда Нарцисса заканчивает, он с облегчением отпускает крышку, пряча лицо девочки.

С каждой следующей могилой дело движется быстрее - они приобретают некоторую сноровку, а мартовские ночи еще достаточно длинные, чтобы обеспечить их временем на все запланированное.
Лестрейндж вытаскивает из очередного вскрытого гроба - изъеденного древоточцами, но сохранившего достаточно презентабельный вид - часы-брегеты на длинной цепочке прямо из истлевшего нагрудого кармана в прошлом черного сюртука, отряхивает их от пыли и праха и пинком отправляет гроб с насыпи обратно на дно ямы.
Кости подскакивают  и рассыпаются от удара, гроб трещит, но Лестрейндж прикрывает этот вандализм левитируемой сверху крышкой и приманивает лоппату, наблюдая, как отражает поверхность часов редкие источники света.
- Все собрали? - уточняет он у Нарциссы, передавая ей на ладони часы. - Ты бы поняла, если бы хоть одна из этих вещиц оказалась проклята? В смысле, до того, как проклятие начнет действовать?
Он думал об этом две последние могилы - и хотя успокаивал себя тем, что посмертные проклятия, охраняющие могилы, обычно базируются на родовой магии, а имена на памятниках ему не знакомы, сомнения остаются: в последнюю очередь ему сейчас нужно разбираться с еще каким-нибудь проклятием.