Сладкий вкус победы ещё не успел смыться, а к нему уже примешивается горечь, отравляющая Беллатрисе жизнь.
К Итон у неё старые счёты, и она согласна, что лучше бы ей вечно страдать, чем избавится от мук смертью как Скримджеру и его окружению.
Но вот это не те страдания.
Беллатриса ходит вокруг Дженис кругами, но Рудольфус не подпускает её к своей игрушке. Беллатриса сгорает от ревности, но Рудольфус отказывается избавится от неё. Беллатрисе не нравится всё, и будь её воля, жизнь в Лестрейндж-холле текла бы по-другому.
Родерику почти два года, и когда Беллатриса читает ему на ночь сказку, она всё равно думает об Итон. Дженис страдает, но не так, как хочется Беллатрисе.
Рудольфусу всё равно в чём ходит пленница, если она одета и не попадается ему на глаза. А Беллатрисе, в детстве не наигравшейся в кукол, страсть как мозолят глаза эти сапоги и маггловские майки. Чему только это научит их сына!
Но любое ожидание вознаграждается, и когда Рудольфус уходит на попойку, от которых воздерживался очень-очень долго, Беллатриса знает — это шанс. Она не злиться, не приходит в ярость.
Родерик отправляется гостить к Нарциссе, а Беллатриса идёт на поиски.
У неё в руках палочка, а у Итон на шее — ошейник с гравировкой, обозначающей предательницу крови. Он закрывает такое же клеймо на шее — оно есть у всех, кто выжил и был не на той стороне.
Она впечатывает Дженис в стену, магией соединяя деревянные панели с ошейником. Аврорше не шевельнуться.
— Вот я и добралась до тебя. Сломать тебе нос? — интересуется Беллатриса с нескрываемым торжеством, примериваясь. Она отомстит за их прошлую встречу. Но вот стоит ли начинать с порчи внешности?

Беллатриса не умеет молчать, когда нужно быть беспристрастной. Хорошо, что она научилась не считать это недостатком.
— Не думаю, что сломанный нос помешает тебе кричать, — она щёлкает средним пальцем Итон по носу. Это должно быть неприятно.
Слова Итон её даже почти не задевают. Слова, слова, слова — это всё, что ей осталось. Слова без слушателей — горькое зрелище. И приятное.
Она не страдает дефицитом внимания Рудольфуса. Она не хочет делить его с кем-то ещё. Она хотела быть для него единственной с первой встречи, и несмотря на брак, несмотря на всё, что они прошли вместе, ею не стала.
Но вот жаловаться на это Дженис она точно не будет. Глупо жаловаться кукле, вещи, и в роли кого она теперь выступает.
.Беллатриса наматывает на палец короткие, но уже отрастающие волосы. Тянет, наслаждаясь ощущением нарастающей боли другого человека.
— Долг подразумевает возврат. Ты не в той ситуации, чтобы могла одолжить хоть что-то.
Беллатриса знает, куда давить. Это чувство, пусть и выраженное в другой форме, гнетёт её всю жизнь.
— Итонка, тебе нечего предложить. Ты принадлежишь лорду Лестрейнджу. Не себе.
В подтверждение своих слов, она вырывает клок волос аврорши, ссыпает их на ковёр.
— Я бы предложила тебе свои. Возможно, тогда у тебя был бы шанс хоть раз не стоять на коленях. Ах, у тебя и оборотки-то нет.
Она снова щёлкает Дженис по лицу. Это смешно, забавно. Но Рудольфус явно развлекается не так. что он в ней нашёл? Почему ему не надоело?

Попытка хорошая, по сравнению с многообразием вариантов из которого могла бы выбрать Итон. Беллатриса даже задета. Чуть-чуть. Не Дженис говорить ей о падениях — черёд леди Лестрейндж давно прошёл.
Она позволяет Итон продолжить свой спектакль почти до конца, даже вести себя как дешёвая шлюха.
Беллатриса уже убивала Рудольфусовых шлюх. Одну даже приволокла ему под ноги. Но её супруга, как оказалось, шлюхи будучи мертвыми не интересуют.
Что имеет в виду Итон, непонятно, но Беллатриса знать и не хочет. Чтобы аврорша себе не напридумывала, её фантазии не имеют ничего общего с Лестрейнджевской действительностью.
Она утомляет.
Беллатриса раскрытой ладонью шлёпает Итон по губам. Не сильно — болью Дженис уже не удивить, а тратить силы на то, что больно не по-настоящему, не хочется.
— Я тебе сама скажу. Ты ходишь заклеймлённая, как стадная корова, а ещё, — Беллатриса играет с нижней губой Итон, отгибая её, и позволяя соскочить.
— Ой, а больше ничего-то и нет. Как досадно, — палец чуть мокрый от влаги рта Дженис, и когда Беллатриса вытирает её воображаемые слёзы, кожа на щеках только увлажняется.
— Ты ничего не можешь мне предложить, кроме развлечения. А мне куда веселее, когда ты беспомощна, как котёнок, — щёлкать Дженис по носу так приятно. Но кошки, если потрогать их за нос, разворачиваются и уходят, морщась. А Итон не может.
Беллатриса прижимается к ней всем телом, чтобы можно было шептать ей на ухо, едва напрягая голос. Ей нравится, прижиматься вот так, увеличивая площадь контакта их тел. Ей это нравится, и от мысли о том, что Итон может быть этим недовольна, удовольствие только возрастает.
— Всё, что тебе осталось, это слова, слова, слова. И даже ими ты задеть как следует не можешь. Представляешь, каково было бы тебе немой? Не силенцио, чтобы ты могла кричать. Попробуй убедить меня, что тебе ещё нужен язык.

Беллатриса морщится. Итон и правда не дорожит своим языком?
— Ты же такая разборчивая под империо, — к издёвке всё равно примешивается раздражение. Лестрейндж бьёт ладонью, на этот раз по щеке, чтобы затолкать язык Дженис на место, но не успевает.
Остроумный ответ никак не приходит в голову, и Беллатриса стискивает зубы. Вообще трудно придумать что-то остроумное про её постель с Рудольфусом, и Лестрейндж не нравится, что их разговор скатывается к этому.
Она перехватывает Итон за запястье, отводя от своего лица. Это она здесь на правах куклы, а не хозяйка поместья.
— Итонка, я даже не знаю, как надо опуститься, чтобы искать мужчину в борделе. Или зарплаты Главы аврората и в лучшие дни не хватало на еду?
По правде, пару адресов Беллатриса и сама знает. Она там выслеживала шлюх.
— Высуни язык. Ну? — нож она пока не вынимает, но Итон может довести и до этого.
— Давай. Нужно открыть рот и перестать болтать. Тебя же учила матушка.

Беллатриса начинает догадываться, что именно так нравится Рудольфусу в Итон. У них и правда больше общего, чем может показаться на первый взгляд.
Она с интересом наблюдает за Дженис. Ей нравится, что она посушалась, пусть даже и в такой форме, поэтому она не торопится прерывать её движения. Пусть Беллатриса и одна из них двоих помнит, на ком застёгнут ошейник, кто не имеет никаких прав — этого достаточно. Достаточно, чтобы помнила хотя бы одна.
Зато то, что Итон смеётся, ей не нравится. Аврорше не должно быть смешно. Но Беллатриса всё равно ждёт.
— Кто же любит? — она не успевает подумать, прежде чем палочка оказывается в её руке. Она прижимается всем телом к Итон, в ответ на её движение.
— Можно и так сказать. Если тебе есть чему учить, — как бы не хотелось спорить, опыта у Итон явно больше. Но и у Беллатрисы есть козырь — относительно Рудольфуса специалист она. Так что это спорный вопрос, кто кого чему может научить.
Задерживая палочку в ладони, она оттягивает подбородок Дженис вниз, чтобы запустить два пальца другой руки ей в рот. Вряд ли ей хватит сил откусить их.
— Выпустишь зубы, я отрежу тебе за каждый укушенный палец, — жарко обещает Беллатриса, неторопливыми движениями изображая мужчину во рту Дженис, толкаясь глубже.
— Нравится? — Беллатриса не ждёт ответа. Упирает палочку Итон в грудь и накладывает невербальный круциатус.

Беллатриса фыркает, поигрываясь палочкой. А как же, лучше.
Итон не смогла сдержаться от укуса, пока кричала, но не критично. Молодец. Следы от зубов уже сошли, и только лёгкое покраснение и влажный след служат напоминанием о рте Дженис.
Она вытирает ладонь о талию аврорши.
Ой зря, ой зря она это делает. Никто, кроме Рудольфуса, не имеет права брать её за волосы. И уж тем более накручивать их на руку.
Беллатриса прерывает похотливую жажду своего рта, отстраняется. Что-то задорное, заводящее, проходит снизу вверх по её ногам, к низу живота. Лестрейндж хочет.
Но она сильнее своих желаний.
— Убери ручки, — требует Беллатриса. Ошейник, прилипший к стене, мешает ударить Итон затылком об камень. Неудобно.
Недолго поколебавшись, она дёргает вниз маггловскую майку. Крепкая, зараза.
— Потерпи чуть-чуть, — ухмыляется Беллатриса, поджигая ткань. Пламя нехотя захватывает майку, и, наверное, оставляет лёгкие ожоги на теле Итон. Зато теперь её легко разорвать.
Эта дурочка не знает о существовании белья. Ничего, Беллатриса ей расскажет.
Ожоги совсем лёгкие, и их несложно залечить. Взмах палочкой, и Итон больше ничего не держит. Ступефай отправляет её в ковёр лицом.
Беллатриса переворачивает её на спину, обхватывая за торс, садиться верхом на её рёбра, следя, чтобы руки остались прижатыми к телу.
— Продолжим, — она наклоняется вперёд, прижимая голову Итон за лоб к полу, другой рукой проводя по её губам.