«Мне страшно». Эта мысль снова и снова возникает непрошеной гостьей в голове, заставляя Минерву на миг оцепенеть от страха, что бы она ни делала. Сбивается шаг, обрывается на полуслове речь, замирает рука с пером над пергаментом. Волны страха подбираются неожиданно, от них ничем не защититься, потому что это – внутри, это – тьма, что многие годы таилась в закоулках сознания, это – память минувшей войны. «Мне страшно» – и через четырнадцать лет. В этот раз даже страшнее. В прошлый раз война задела Хогвартс лишь косвенно, лишь вестями о смертях. На этот раз все началось именно здесь.
Детей по домам отправили несколько дней назад. Последние бумаги в Министерство сдали вчера, теперь остается ждать решения комиссии, которая под лупой будет рассматривать каждый факт. Но ожидание их вердикта уже само по себе тянет на тюремную пытку. И сегодня Минерва МакГонагалл, все предыдущие дни стойко державшаяся на чувстве долга, совершенно расклеилась.
Утром в Большом зале она не появилась. И даже если кто-то пытался отыскать ее в течение дня, попытки эти не увенчались успехом. С раннего утра до позднего вечера Минерва бродила по окрестностя замка, гонимая тревожными мыслями и страхом. Состояние было совершенно бестолковое и очень походило на панику. В голове – ровным счетом ни одной конструктивной мысли. «Мне страшно, мне страшно, мне страшно» – стучит кровь в висках.

В замок Минерва вернулась, когда на землю опустились густые сумерки. Нет, дальняя прогулка не принесла ей спокойствия, и возвращаться совершенно не хотелось, но… Ее будут искать. Будут, потому что она, всегда такая предусмотрительная и аккуратная, на этот раз никого не предупредила о своем отсутствии. Не стоит зря волновать коллег, поводов для волнения за последнее время и без того было достаточно.
Вернувшись, Минерва отправилась не в свою комнату рядом с классом Трансфигурации и не в большой зал. Ноги сами несли ее к директорскому кабинету – наверное, единственному месту в мире, где она все-таки могла найти успокоение.
Горгулья пропустила ее, не требуя пароля, за что вообще-то стоило бы отругать и ее, и Альбуса. Тихие шаги по лестнице. Дверь, открывшаяся без скрипа. Женщина останавливается на пороге, отчего-то не смея сделать следующий шаг. Что она скажет ему? Чем она может помочь, если у нее – только страх, растерянность, почти отчаяние?.. Минерва еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Но Дамблдор уже повернул голову в ее сторону, и нужно что-то сказать…
– Мне страшно, Альбус, – голос звучит на удивление ровно и спокойно. Многолетняя привычка держать себя в руках дает о себе знать. Но его ведь не проведешь, и кому как не ей об этом знать. – Мне очень страшно.

Война войной, а обед по расписанию. В этом всегда был весь Альбус Дамблдор. Ни о себе не забудет, ни о других. И это правильно: когда жуешь сэндвич, становится немного труднее думать о надвигающейся катастрофе.
…Шаг навстречу. Она помнит этот кабинет в самые разные времена. Впервые она оказалась здесь юной ученицей, которую сам директор – тогда еще другой – хвалил за успешную исследовательскую работу и публикацию в журнале. Потом здесь окончательно решилась ее судьба: она стала преподавателем. За этим последовали многие дни и вечера, проведенные в этих стенах: за научным ли спором, в приятной ли беседе, или просто в умиротворяющем молчании. Здесь переплетали судьбы. Здесь сложилась ее собственная судьба. С каждым новым визитом этот кабинет становился ей все роднее, наполнялся все новыми и новыми воспоминаниями, не всегда радостными, но всегда – оставляющими шанс надежде на лучшее. …Шаг, еще шаг.
– Да, вы правы, у меня во рту сегодня не было ни крошки, – Минерва берет сэндвич с блюда и откусывает маленький кусочек несмотря на то, что она нынче в том самом состоянии, когда кусок в горло не лезет. Лучше не сопротивляться, иначе он начнет уговаривать и все равно заставит съесть хоть немного. – Я надеялась, что свежий воздух поможет мне проветрить мысли, но ничего подобного, их, по-моему, стало еще больше. Я никак не могу успокоиться и начать мыслить здраво, и от этого страшно тоже.
Может, она просто стареет, и эмоции берут верх?.. МакГонагалл все еще способна увидеть себя со стороны и некой частью сознания проанализировать панику, но уже, судя по всему, не в состоянии быстро с ней справиться. Все-таки старость… или – предчувствие непоправимых бед?..
– Что решат они по итогам наших объяснительных писем? Не заговорят ли снова о закрытии школы? Теперь у них оснований достаточно. Но… важно даже не это, нет. То есть, не только это.
Судорожный вздох. Едва надкушенный сэндвич лежит на блюде. Минерва все же не может сейчас есть. Или боится окончательно выдать свое прискорбное состояние, нечаянно выронив сэндвич из дрогнувших рук. Возможно, не так уж и не права была мадам Помфри, предлагавшая ей успокоительные капли?..
– Важно то, что нас почти год водили за нос, а мы так покорно поверили в перемены, произошедшие с Аластором. Важно то, что он, хоть и чужими руками, а сумел сотворить все, что ему было нужно, прямо у нашего носа. Важно то, что после всего произошедшего я не могу быть уверена даже в том, что вы – это вы! – Минерва невесело усмехается и трет ладонями виски. – Я не знаю, что этому противопоставить. Я не знаю, как с этим бороться и… можем ли мы еще бороться вообще. И чувствую себя старой метлой, которую давно пора отдать на растопку печи.
МакГонагалл не искала жалости. Она искала выход из тупика – и не находила. Это невероятно раздражало. Но, может быть, если облечь мысли в слова, решение придет? Поэтому она и говорила обо всем, что камнем легло на сердце. Не бывало еще такого, чтобы вдвоем они не нашли решение.

Невыносимый тип. Совершенно невыносимый. Иногда Минерве хотелось с силой встряхнуть Альбуса за плечи и напомнить о том, кто он такой, а также о том, что мир вокруг вот-вот если не рухнет, то уж точно изменится к худшему. Уже меняется. А он развлекается, создавая облака! Но потом она напоминала себе: не все так просто. Конечно, он не тот легкомысленный чудак, за которого себя выдает, иначе не носить бы ему всех тех громких титулов, которые он имеет. Да МакГонагалл и сама не раз убеждалась в незаурядном уме и безграничной мудрости своего наставника. Только все это не отменяло того, с чего началась ее мысль – его хотелось хорошенько встряхнуть за плечи и заставить вести себя серьезно. Ведь она вроде бы не сказала ничего, что могло подвигнуть его на очередное чудачество!..
– Трансфигурация не действует на нематериальные сущности и сущности другого мира – например, на душу, дементора, тень; а также на предмет, измененный с помощью магии – артефакты, зелья; на тела людей, поднятых некромантом – инфери, упыри; людей под действием сильных проклятий и разумных волшебных существ.
Руку, которую неожиданно ущипнули, Минерва не отдернула, хотя терпеть не могла подобных неожиданных прикосновений. И пятый закон процитировала в точности по учебнику, ни на секунду не замешкавшись. Да и могло ли быть иначе? Это было уже из той же области знаний, что и собственное имя, которое возможно забыть разве что при сильном повреждении головного мозга.
– А ваша характеристика звучала так: я не смог бы лучше. С чем я, к слову, по-прежнему не согласна. Но мы сейчас, кажется, не об этом? Из всей моей речи вы умудрились выбрать самую незначительную часть. Подозреваю, что нарочно.
Как бы там ни было, а Альбус во многом добился своего. Минерва начала сердиться и на время отвлеклась от непрекращающейся отчаянной паники.
– Беда в том, что в нашем положении это ничего не меняет. Я навещала Аластора в госпитале на днях. Он ругает всех нас последними словами и утверждает, что грош нам цена, раз за столько времени не распознали подделку. И на этот раз я не могу не согласиться с его категоричностью. А кубок-портал?! За мирные годы мы стали преступно беспечны…

Минерве очень хотелось надеяться. И тогда, и сейчас. Хотелось настолько, что в ноябре восемьдесят первого года, оправившись от того, чем сопровождалась их «победа», она поверила, что это – навсегда. Были и другие беды, в том числе ужасная трагедия семьи Лонгботтом, были непойманные темные волшебники, мешавшие мирной жизни. Этого не избежать. Но главное: того (Минерва поймала себя на мысли о том, что отвыкла называть его по имени) – не было. Он сгинул, исчез, перестал существовать. В это верили все, и МакГонагалл не стала исключением. Она могла бы зацепиться за некоторые оговорки в речи Дамблдора, давно могла бы понять, что он настроен далеко не так оптимистично, но… слабости присущи опытным волшебникам наравне с остальными людьми. Ее слабостью стала вера в лучшее. Поэтому произошедшее в конце июня оказалось для МакГонагалл сильнейшим ударом.
– Что следует предпринять… – Минерва барабанит пальцами по подлокотнику кресла, и мелодия, если к ней прислушаться, складывается в старинную шотландскую песенку. Женщина этого не замечает. Она прилагает все усилия к тому, чтобы все-таки заставить мозг мыслить логическими цепочками, а не цветными сполохами эмоциональных абстракций. Нет смысла говорить Альбусу, что он как всегда переоценивает ее значимость. Лучше постараться соответствовать его ожиданиям, обычно именно это заставляет ее тянуться к новым вершинам.
– Ему нужен Поттер, верно? Ему нужно закончить то, что не было сделано четырнадцать лет назад, и только тогда он сможет преступить к исполнению всех прочих своих планов. Следовательно, основных точек для удара пока три: то место, где сейчас находится Поттер, Хогвартс и Азкабан. Нужно организовать охрану мальчика – это раз. И усилить контроль над Азкабаном – это два. Но если первое мы сделать в состоянии, то второе… Вся надежда на вас и на ваше умение убеждать, Альбус. Вот только в Министерстве сейчас особенно в чести непроходимые тупицы, так что даже это может не сработать. Поэтому когда мы сможем обеспечить относительную безопасность для Поттера, нам следует заняться дополнительной защитой школы. Он будет стремиться попасть сюда. И первое, о чем следует побеспокоиться – это нормальный преподаватель Защиты от темных искусств. Попробуйте еще раз уговорить Аластора, Альбус, меня он слушать не желает. А ведь его бесценный опыт аврора мог бы быть полезен не только детям, но и нам. Три головы всегда лучше, чем две, а в нашем случае даже трех маловато.
Когда не знаешь, что делать – начни делать что-нибудь. Не пишется статья – напиши первое слово. Теряешься перед масштабом проблемы – перестань пытаться решить ее в глобальном смысле, начни с первостепенных задач. Вспомнив об этом простом, но действенном способе, Минерва и начала распутывать клубок мыслей. Ей все еще было жутко, но страх уже не ввергал ее в оцепенение. Можно было идти вперед. А идти навстречу страху МакГонагалл умела.