В аэропорту было людно. На Дженис, обезьянкой повисшую на спине у Пола, косились; кто неодобрительно, кто с улыбкой.
— Я соскучился, — признался Пол ей на ухо, оцарапав щетиной её щёку, и обернулся к гостям:
— Что за викинг с тобой, красавица? И что за птенчик рядом с ним?
— Джон Доу, — отрекомендовала Итон, пока Пол протягивал гостю руку. — Джейн Доу.
Они с Итон прошептались весь полёт: Мадлен хотела знать всё о своей новой жизни и, пользуясь тем, что Арну досталось место за два ряда от них, выпытывала информацию с воистину палаческим искусством.
Не снимая Итон со спины, Пол дотянулся губами до тонкой девичьей ладони.
— Прекрасное имя, мадмуазель, — улыбка Пола была шире улыбки Чеширского кота. — Родственники или однофамильцы?
— Это Поль Мартини, — Итон, спустившись, наконец, на землю, устроилась у Пола под рукой. — Талантливый художник и мой не любопытный друг.
— Оскорблён недоверием, но по-прежнему рад знакомству. Машина на парковке, и мы можем идти. Лучше поторопиться, на восемь у нас заказан столик в д’Аржан.
Дженис, восторженно вздохнув, дотянулась до щеки Пола:
— Кудесник.
— Моник подготовила для вас весь второй этаж, встречи на этой неделе я отменил и буду только ваш. Завтра у нас обзорная экскурсия по городу... Птенчику ведь есть восемнадцать? Иначе некоторые заведения Монмартра придётся обойти стороной. Ну да обсудим детали по дороге. Если есть вопросы, я готов ответить на каждый.

— Правда, — покладисто согласился Пол, поднимая сумку Дженис, — и я предпочитаю "Данаю" Тициана.
— А я... — влезла было Дженис, но Пол её перебил:
— "Воспитание Амура", я знаю.
— Он всегда так, — пояснила Дженис для Мадлен и чопорно поджала губы:
— Поль знает всё.
— Послезавтра мы идём в Лувр, — продолжил Пол, словно Итон и не встревала. — Обедаем в "Seb'on", поднимаемся на Башню и направляемся в музей современного искусства.
— Не направляетесь, — поправила его Дженис.
— Направляемся. У них три моих лучших картины, и не показать их я не могу.
— Можешь.
— Нет. Тебя никто не узнает, Дженис.
— Ну теперь-то, — Итон веско хмыкнула, — точно нет.
Пол виновато развёл руками. Дженис цокнула языком.
— Бонд, — прокомментировала она уже мрачнее, — Джеймс Бонд.
— У этой женщины паранойя, — сообщил Пол Арну, едва дождался его на выходе, — и она ничего не может с этим поделать.
— Поживи с моё, Поль, — порекомендовала ему Дженис, вновь запрыгивая на него как на лошадку, и остаток пути до машины они проделали молча.
В доме Пол, не глядя, бросил сумку Дженис в свою спальню. Повторил:
— Ваш этаж верхний. Две спальни, одна ванная, один санузел. Столовая и кухня внизу, на всякий случай я отпустил экономку. Такси будет ждать нас в семь.
В шесть пятьдесят Итон, вытиравшая мокрые ещё после душа волосы, поднялась в спальню Мадлен.
— Локоны лучше собрать, — посоветовала Дженис, выдыхая дым с недокуренной сигареты к потолку, — кстати, на послезавтра в три я записала тебя к Даниэлю.
Даниэль был одним из лучших стилистов Парижа и брал соответствующе. Но чего не сделаешь ради сохранения... инкогнито на чужих картинах?
— Это действительно нужно? — спросила Мадлен, и Дженис откликнулась сразу:
— Всегда мечтала поиграть в фею-крёстную.
Только потом она догадалась: речь не о локонах.
— Да, — пожала она плечами и улеглась рядом с отложенными платьями, — твой отец тебя любит, а для аврора семья — слабое место.
— Его убьют?
— Только если будет плохо себя вести, — коротко хохотнула Итон, но затем посерьёзнела. — Я не знаю, правда. Я не видела его в деле, но, судя по отзывам, у него неплохие шансы.
— Хоть что-то. Вы скажете мне, если его убьют?
— Если сама буду жива.
Мадлен шмыгнула носом. Итон мысленно выругалась.
— Возьми себя в руки, птенчик. Люди рано или поздно умирают. Это больно и неприятно, но пережить можно.
Мадлен послушно взяла себя в руки. Итон с облегчением выдохнула.
— Поль ваш мужчина?
— Мы старые друзья, — уклонилась она от ответа и знаком показала: "цыц". Пол снизу кричал, что такси уже прибыло. — Пойдём, заставим Поля раскошелиться. Ты ведь любишь "Вдову Клико", Мадлен?

Отредактировано Janis Eaton (8 мая, 2017г. 00:20)

Тициан тоже рисовал Венеру с зеркалом, но ни Поль, ни Дженис комментировать это не стали. Напротив, синхронно одарили птенчика одобрительными, почти что одинаковыми улыбками, а взамен весь вечер птенчик продолжал приятно их удивлять. Уже после, когда Мадлен, полная шампанским и впечатлениями, ушла спать, а Арн — желать ей доброй ночи, Поль, поглаживая по плечу прильнувшую к нему ведьму, с добродушной ухмылкой поинтересовался:
— Хочешь себе такую же?
Итон срезала его, тут же посерьёзнев, и плеснула себе ещё:
— Мне без шансов, Пол.
Итон очень любила детей. Очень. Ей просто было не суждено.
Когда Арн вернулся, они были ему даже рады.
— Боится, что тебя убьют, — поделилась Итон, затянутая в тесный брючный костюм как в перчатку, — в остальном ничего. Привыкнет.
Ко второй половине вечера, разогретая шампанским в дорогом ресторане с видом на Париж, что ничуть не напоминало виски по утрам в понедельник в Лондоне, Итон отчаянно завидовала Арну. Итон душу бы продала, чтобы признать Мадлен своей дочерью, но...
Мерлин, или кто там ещё у чистокровных английских магов был вместо Бога, подарил ей три выкидыша, и ничего кроме.
— Она чудесна, — совершенно серьёзно заявила Итон, минуты назад лениво потягивавшаяся у Пола из-под руки, — поздравляю.
Никогда ещё до этого момента Итон не думала, что у Арна может получиться хоть что-то, но нет: Мадлен была совершенством. Живая, любознательная, смешливая, она воплощала собой всё, что Итон когда-то давно хотела бы видеть в своей дочери.
Проникнувшись сочувствием, Итон пообещала:
— О ней позаботятся, — что бы с ними обоими не случилось, у неё были люди, которые были должны ей настолько. — И ты, наверное, удивишься, но я не дам её в обиду.
Итон, как когда-то Томом, была покорена Мадлен раз и навсегда.
— Послезавтра я забираю её на весь день, но завтра Пол, — запнувшись, Итон тут же исправилась, — Поль просил её себе. У него большие планы: обзорная экскурсия по достопримечательностям и лучшим барам столицы. На твоём месте я бы предоставила её его заботам: он покажет ей Париж с лучшей его стороны. А я, в свою очередь, смогу показать тебе Париж... настоящим.
И никаких выставок современного искусства — ничего, что бы хоть как-то показывало Арну другую сторону Дженис Итон.

Подвыпив как сейчас, Итон готова была защищать весь мир: не сказать, чтобы он ей нравился, но, раз уж он нуждался в защите...
— Ага, — отозвалась Итон, соглашаясь с этим "хорошо" больше как с определением своего состояния, чем принимая на веру одобрение Арна.
Ей было несложно пообещать защиту его дочери. Она когда-то очень давно тоже хотела девочку. Она бы воспитала её правильно — не так, как воспитала саму себя. Сейчас, после "Вдовы Клико", ощущения от которой были совсем не такими, как от остатков тёплого виски похмельным утром, Арн казался Итон неплохим отцом.
По своему она скучала до сих пор.
— У меня есть альбом с моими картинами, — пожал плечами подошедший Пол, точно ни на что не намекал, и разочарованно покачал головой: Итон, пока его не было, хорошо поработала над арманьяком. — Думаю, показывать я его не буду.
Вытянувшись на диване, Итон перехватила за руки стоявшего за ним Пола и запрокинула голову.
— Хороший мальчик.
Судя по облепившим его скулы волосам, Пол уже успел умыться. Пол освободил одну руку и потрепал Итон по макушке.
— Спать идёшь?
Приподнявшись, Итон посмотрела на Арна. Посмотрела на оставшийся в бутылке коньяк — когда они доберутся до дна, Итон вновь откроет в себе цинизм и будет считать, что защиты не заслужил никто.
Да, пожалуй, пора.
— Иду. Доброй ночи, викинг.
Ещё сонная, упрятанная в одну из чужих рубашек, Итон пришла к нему в спальню в пять утра, мягко накрыла ладонью его рот и захихикала:
— Спишь как младенец, Арн.
Пора было вставать. У них в планах была встреча нового дня с крепким кофе, остатками коньяка и свежими круассанами.
— Десять минут тебе на сборы, не то пропустим рассвет.

Отредактировано Janis Eaton (11 мая, 2017г. 12:10)

Кофе в турке уже почти вскипел. Итон, уже полностью одетая, наблюдала за ним пристально и держала наготове фляжку: когда пена шапкой поднялась над туркой, Итон разлила по картонным станам поровну и кофе, и коньяка, и спрятала свой гарант хорошего настроения обратно на бедро. Один из стаканов протянула Арну:
— Для начала мы пойдём за круассанами. У них с открытия очередь, но мы будем первыми.
В основном потому, что Итон хорошо знала их пекаря. Подхватив Арна под локоть, Дженис аппарировала его за собой. Чуть позже, когда из промасленного бумажного пакета у неё под локтем запахло выпечкой, она аппарировала снова, в этот раз под мост, на берег Сены.
Она могла бы выбрать высотку или Башню, с которых открывался потрясающий вид, но всё это — всё это было не тем. Это показывали туристам как часть программы, а Итон не хотела, чтобы Арн был в столице гостем. Хотя бы на один день он должен был увидеть Париж таким, какой он есть.
Занималась заря. Солнце медленно поднималось над Сеной, крася крыши домов на набережной в розовый. Итон, доедая последний круассан на холодной с ночи земле, запивала его уже коньяком и улыбалась, как не улыбалась никогда в Англии. Улыбалась даже для Арна.
— Видит Мерлин, я люблю Париж больше всех городов на свете, — честно вздохнула Итон, которой было, с чем его сравнить. — В нём что-то есть.
К чёрту арабов и африканцев, прокравшихся в него, точно чума на ранней стадии. Здесь, под восходящим солнцем, их не было. Здесь не было никого, кроме них двоих.
— У нас сегодня не будет ни одного музея, Арн, — потому что музеи — для туристов, — но ты не пожалеешь об этом.
Поднявшись на ноги первой, Итон протянула ему руку.
— Идём. Я хочу нормально позавтракать.
Она выбрала кафе, не отмеченное на туристических маршрутах. У него не было ни одной мишленовской звезды, его не хвалили критики и не наводняли толпы туристов — просто в нём был приятный, улыбчивый бариста, и повар готовил хорошо за сходную цену, и их окружали люди, спешившие урвать последнюю чашку кофе перед началом рабочего дня. Уже задвигая тостом на вилку оставшиеся от омлета крошки, Итон поинтересовалась:
— Хочешь, съездим в пригород?

— Съездим, — подтвердила Итон, едва заметно кивнув. — У меня нет аппарационных точек в пригороде.
Ни одной. Она не настолько часто там бывала, чтобы помнить.
Попросив официанта рассчитать их, Итон зашарила по карманам и пояснила:
— Сейчас аппарируем к вокзалу, а там сядем на электричку. Полтора часа — и мы на месте.
Так всё и было: Итон рассчиталась, и в ближайшем проулке они аппарировали в вокзалу, где Итон, на чистом французском чертыхаясь на очередь в кассе, выкупила им два билета. Один из них она сразу отдала Арну, а потом, покосившись на табло, сдёрнула его с места: поезд уходил с третьего пути через три минуты.
К счастью, они успели. Вытянув ноги, Итон привалилась лбом к оконному стеклу:
— Мы едем в Сен-Клу. Разбуди, как будем подъезжать.
Она уснула уже через полчаса, убаюканная мягким перестуком колёс по рельсам, и во сне сползла от окна на плечо к Арну. Снилось что-то странное. Снились доки, вырванные из памяти так безжалостно, и Рудольфус.
Ещё зевая, Итон, будто кошка, перебрала ладонями у него по бедру, и, до хруста в локтях выпрямив руки, улыбнулась:
— Извини.
Первым делом на ипподроме в Сен-Клу они купили мороженое. Дженис, счастливо щурясь на солнце, перекатывала на языке промёрзшую вишню и разглядывала параметры фаворитов. Французы вокруг шумели, точно итальянцы.
— Поставим на малышку Бонни? — предложила она. — У меня в конюшне была такая.
Забег как раз обещался долгим.
— Выигрыш пополам.

— Ж`и-изель, — механически поправила Итон Арну произношение. — Мягче, Арн. У вас, англичан, очень грубая речь.
Хуже только у немцев и русских. Итон, выросшая на Юге, до сих пор порой ужасалась.
— Поставим по пятёрке на обеих, — решает она уже перед кассой, и, получив по талону, обрадованная будто ребёнок, прячет оба в задний карман и комментирует специально для Арна:
— Обожаю билеты.
Первой приходит Жизель. Бонни, фаворитка Итон, прибывает третьей с конца. Итон не расстраивается — пять фунтов для неё не больше, чем бумажка, и к тому же эти гонки не будят в ней подлинного азарта. Бежать наперегонки со смертью — это совсем другое.
Но в солнечном Париже смерти места нет. Они с Арном забирают выигрыш — шесть к одному, и этого вполне хватит на бутылку хорошего шампанского, — и Итон тянет его к автобусам до центра. Там, чуть вдалеке от проспекта, есть чудная винная лавка, и они направляются прямо туда.
Часом позже, потягивая тёплое шампанское, Итон измазанными в шоколаде пальцами тянется поправить Арну сбившийся воротник. Ей, как истинной леди, подобные детали некрасивы.
Она, как истинная леди, сидит на бордюре на краю площади и щурится на солнце сквозь очки по доллару за пару.
— Никогда не думал о том, что будешь делать, когда война закончится?

— Рано или поздно — обязательно, — успокаивает Дженис Арна, покачивая обёрнутой в пакет бутылкой как заточенным маятником. — Рано или поздно всё заканчивается. Такова жизнь.
Этот их день закончится тоже. Арн вернётся в Англию, Дженис — на родину, чтобы лично сбыть Мадлен с рук, и уже там, в Лондоне, встретившись заново, они вновь станут друг другу и не приятелями, и не любовниками — никем. Но ещё немного времени у них было, и здесь, под мягким, точно подтаявшее масло солнцем, оно тянулось до замечательного медленно.
— Я уеду тоже, — лжёт она с небывалой ранее теплотой, хотя точно знает: не доживёт. — Мы могли бы уехать вместе. В Париж.
Париж был будто создан для них двоих, и Сена, будто Лета, забвением струилась за их спиной.
— Купили бы дом в Тампле, устроили бы Мадлен в Высшую Школу. Завели бы собаку — я всегда хотела лабрадора.
Они с Дереком когда-то мечтали точно так же.
— По утрам — круассаны, по вечерам — шампанское.
И никакого виски, особенно до обеда.
— Хорошо бы было.