Беллатриса воинственно размахивает тяжёлым ножом Рудольфуса перед собой, что те магглы, что до сих пор не уразумели опасности от волшебной палочки, должны бы убраться в свои домишки по добру поздорову и молиться, чтобы она не заметила их хижины в темноте.
Калитка ближайшего дома распахивается, навстречу ей входит мужчина, молодой, не более тридцати и велит убираться от его дома. Дерзкий, наглый. Он направляет на Беллатрису одну из тех маггловских штук, что помогают магглам убивать. Ружьё. Беллатриса смеётся. Беллатриса любит таких.
Простой экспелляримус кажется скучным решением, дуло оружия в руках мужчины медленно провисает, стекает ему на руки расплавленным железом, повинуясь движению палочки Беллатрисы. Лестрейндж смеётся, заслышав крики боли. Она выбрала.
В доме горит свет — они подняли на уши всех. Когда маггл спиной выносит входную дверь, внутри кто-то вскрикивает от испуга и неожиданности. Женщина его, значит. Жена, возможно.
Беллатриса шагает во внутрь, наслаждаясь удивлением, ожиданием кого-то пострашнее. Магглы обычно не сильно пугаются её в первое время.
— Стоять, — командует она, когда женщина кидается к выходу из комнаты, опрокидывает её за ноги огненной плетью. Она прекрасно кричит и, кажется, ей не надоедят её крики.
В расширенных зрачках маггла страх, просьба пощады, но Беллатриса пришла сюда не с милосердием. К тому же её новый друг сам напрашивается.
— Убирайтесь из моего дома, уходите. Что вы нужно, — Белалтриса недовольно цокает языком. Он слишком много болтает, но затыкать ему рот не хочется. Верёвки привязывают маггла к шкафу, не давая ему пошевелиться. Сначала Беллатриса займётся его женой. А магглом она не будет заниматься — спровоцировать ревность Рудольфуса даже к такому ничтожеству легко.
Женщину она привязывает к столу, не сильно заботясь о том, что руки жертвы выкручиваются под немыслимым углом, наверняка ломая суставы. Они ей не понадобятся, когда она закончит. Ножом Беллатриса вспарывает ткань маггловской майки. Её треск почти также приятен, как надсадный вопль жертвы.
Путь к сердцу преграждает частокол рёбер, но с целеустремлённостью Беллатрисы это не проблема — она помогает себе лазум бонус, отшвыривая ненужные осколки. Руки по локоть в крови, и ей то и дело приходится отвлекаться, чтобы привести супругов в чувство. Жалкие людишки.
Когда Беллатриса наконец-то добирается до сердца и уже обхватывает его рукой, пачкая руки в маслянистой жидкости, слышит надсадный вопль маггла, требующий немедленно уходить. Не её.
Она поворачивает голову туда, куда был обращён его голос. Видит девочку, маленькую, лет шести. То, что она кричит, невозможно разобрать из-за всхлипов, но суть Беллатриса улавливает. Огромный шкаф внезапно срывается со своего места, направляясь прямо в Лестрейндж. Она вскрикивает, бросая и магглу, и нож, и чудом не потеряв волшебную палочку отшатывается с пути мебели, падая на спину.
— Ах ты маленькая дрянь, — Беллатриса петрификусом припечатывает шестилетку к стене. После волны первого негодования по рукам проходит дрожь — подумать только, из-за какой-то маленькой грязнокровки она могла потерять ребёнка.
Она поднимает её за волосы.
Подумать только, грязнокровка в Норфолке. В скольких милях от поместья Лестрейнджей?
Рудольфус будет в бешенстве. Беллатриса направляется к выходу из дома, накладывая удушающее на маггла и волоча за собой ребёнка.

Отредактировано Bellatrix Lestrange (28 марта, 2017г. 21:58)

Рудольфус не торопится, трясет головой, прикрывает веки - вопли, нарастающая в них паника, треск горящего здания сплетаются в дивную гармонию, проникающую прямо ему под кожу, заставляющую задрожать, напружинить каждую мышцу, каждый нерв. Он не чувствует своей широкой ухмылки, не чувствует больше ничего, кроме разворачивающейся пружины, которая ждала этого момента - и все же не позволяет себе пройти до края, не позволяет отдаться этой жажде до конца, как делал столько раз раньше. Его долг еще не исполнен.
Поэтому он открывает глаза, отворачивается от картины разрушений, причиненных его рукой, и ищет взглядом жену, которая как раз скрывается в какой-то маггловской дыре через площадь.
Беллатриса - натура увлекающаяся, должно быть, нашла что-то любопытное.
Лестрейндж проворачивает палочку в пальцах, веером спускает с цепи огненные плети - и магглы вновь орут и бегут, бегут и орут, будто крысы, не понимающие, что их грязному существованию попросту нет места в мире Рудольфуса. В мире, где родится его сын.
После Плетей приходит черед Рассекающих. Рудольфус шагает вслед за женой, не выпуская из вида распахнутую настежь дверь дома, в котором скрылась Беллатриса, идея разделиться, пришедшая ей в голову, сегодня вызывает у него глухое недовольство.
В стеклах коттеджа отражается пламя, беснующееся на другой стороне площади, но Лестрейндж не успевает дойти до коттеджа - жена выходит ему навстречу, волоча за собой маггловского крысенка.
Крысеныш не из крупных - но и Беллатрикс тюрьма не пошла на пользу, а уж учитывая, что ее миниатюрность даже забавляла его в прошлом, сейчас она и вовсе смотрится старшей сестрой этой падали.
Рудольфус не успевает потребовать, чтобы жена бросила таскать магглов. Не успевает даже снести к фестралам ублюдочный забор, белеющий в отсветах зарева костра, потому что рой пчел, окруживший Беллатрикс, открывает ему новую страницу этого вечера: где-то здесь притаился будущий труп, желающий оказать сопротивление.
Лестрейндж разворачивается, неожиданно стремительно, все еще в хорошей форме, несмотря на хромоту. Бегущие фигуры просто не замечает, как не заметил бы насекомых, спешащих убраться из-под его сапогов, однако только проскользившая в тень соседнего коттеджа маггловская тварь, которую Беллатрикс вытащила на улицу, выдала местонахождение этого мага.
Рудольфус чуть замешкал, выбирая - и все же, ведомый инстинктом, пересиливающим даже жаду крови, метнул в сторону жены вихревые чары, чтобы сбить проклятых пчел.
И только после снова вернулся к разглядыванию тени, в которой притаился смертник. Вскинул палочку, провел резким взмахом росчерк формулы, и дом, будто возомнивший себя необъезженным жеребцом, вскинулся с каменного фундамента, чтобы оглушительно взорваться, рассекая воздух над площадью обломками дерева, стекла и камня.
Лестрейндж повел палочку вниз, кастуя щитовые чары - брат, неоднократно поднимавший тему его неосторожности, был бы счастлив целую секунду, пока не понял бы, что щиты от физиического воздействия предназначались Беллатрисе.
Щепка от чего-то, что раньше могло быть гардеробом или обеденным столом, пропарывает Рудольфусу кожу под глазом, вонзается неглубоко, но ощутимо. Он смахивает ее, едва замечая, отступает в сторону Беллатрисы, не отрывая взгляда от рассыпавшегося фасада маггловского дома, где прятался тот, кто посмел напасть на Беллатрису.
И снова кастует Бомбарду, взрывая следующий в ряду, окружающем площадь, дом - у него достаточно сил, чтобы стереть этот поселок с лица земли. И достаточно желания.
Однако сейчас магглы, которым судьба уготовила стать его жертвами, пока в безопасности - ему нет до них дела. Пока нет.
- Держись за мной, - рычит он жене, - и мы освежуем этого ублюдка, набьем ему брюхо галькой и скинем в море на рассвете.

Энгус отметил только, что Пожирателей все-таки было двое. Как минимум двое. Продолжиться эта мысль не успела, потому что за спиной взорвался дом, и хотя щиты выдержали, грохот его оглушил, а ударная волна свалила на землю. Не поднимаясь, он аппарировал за спины Пожирателей, потряс головой, пытаясь избавиться от ваты в ушах. По соседству взорвался еще один дом, и это уж было слишком.
Certatior.
Купол накрыл его и обоих Пожирателей, оставив немало места для маневра. Одного, вернее, одну, Энгус уже узнал - Беллатрикс Лестрейндж, опять. И чего ему стоило просто оставить ее сдохнуть еще в семидесятых? Следом он узнал и второго. Отлично, вечер ностальгии.
Для себя он повторил щиты и использовал дезиллюминацию, хотя в глубине души надеялся, что оба узнают аврорское заклинание и предпочтут аппарировать, потому что иначе... иначе это был совсем невыгодный бой, а на быструю подмогу нечего надеяться, когда ты в заднице Норфолка. Но они не ушли. Чертовы англичане. Он был очень зол, потому что проклятый щит отнимал много сил, и нельзя было ни позволить разнести остатки поселка, ни вообще свалить отсюда, раз уже просигналил в Министерство, что он тут.
Proditio. Vomiterae. Stupefy.

Рудольфус подхватывает её, как нашкодившего котёнка, и Беллатрисе, вошедшей во вкус, это не по душе. Она дёргается, силясь вырваться, чувствуя себя неповоротливой, скованной мужем, и пытается рассмотреть, откуда раскидывается купол.
Щека ноет от укуса осы, но у Лестрейндж ассоциируется только с пощёчиной. Она хочет отомстить.
Супруг отпускает её слишком поздно, чтобы она могла успеть увернуться или как-то иначе среагировать. Два последующих луча проходят где-то сбоку, предназначенные Рудольфусу, но Беллатриса не обращает на них никакого внимания, ошалело хлопая глазами, всё ещё не веря, что зелёный луч вошёл ей в грудь.
Это не авада, иначе она была бы уже мертва. Она же не мертва?
Лестрейндж вспоминает, что беременна, вспоминает причину по которой, видимо, Рудольфус пытался её заслонить. Но она не чувствует никакого вреда для себя. Совершенно.
Рука также уверенно сжимает палочку. Она не парализована, не связана, не ранена. Бред какой-то.
Беллатриса смеётся. Наивный глупец, использующих безобидные световые лучи. Он решил остановить её таким?! Смешно.
Ведьма поднимает палочку, чтобы не оставить обидчику шансов уйти из-под круциатуса, забывая, что непростительные сейчас некстати — или уже кстати?
Беллатриса понимает, что круциатус — это неправильно. Рука с палочкой падает, не успев подняться на уровень для кастования заклятия. Беллатриса осознаёт. То, что они делают — ошибка. Одна большая ошибка.
— Нет! — вскрикивает Беллатриса, слыша, как Рудольфу использует темномагические проклятия. Он не должен. Он причинит кому-нибудь вред. Это всё какая-то ошибка, они договоряться, помогут жертвам, уйдут.
— Нет, остановись! — она встаёт на пути у Лестрейнджа, мешая ему наколдовать что-то ещё, и, вспоминая, что ему ничего не стоит пустить заклинание над её головой, кидается вперёд, чтобы отвести руку с палочкой.
— Это неправильно, Руди!

Крик Беллатрисы до Рудольфуса долетает как будто издалека. Ступефай все не давал сосредоточиться, а вопли жены тем более не помогают.
Лестрейндж рычит, трясет головой, отчего ему кажется, как в черепе начинает кататься чугунный шарик. Какое, к дракклам, нет, он научил ее не говорить ему "нет" еще до Азкабана - или наука впрок не пошла?
От того, чтобы широкой ладонью закрыть лицо Беллатрикс и толкнуть посильнее прочь, чтоб не вздумала кидаться на него, не вздумала вот так вот вставать на его пути, его удерживает лишь соображение, что она беременна.
Однажды он уже не сдержался, и это дорого обошлось им всем. Сейчас, когда и этот второй шанс чудо, он должен сдержаться. Ради рода.
Но Беллатрисе явно не до того, она виснет у него на руке - на руке с палочкой, безумная! - кричит, что это неправильно.
Он не спорит, это в самом деле неправильно. Все, мать его, неправильно: и ее внезапная истерика, и то, что им посмел бросить вызов какой-то ублюдок, защищающий магглов. Но Рудольфус вернет все к своим правилам. К этому у него талант.
Не теряя времени на выяснение, что приключилось вдруг с Беллатрисой, что она кинулась на него со своими непонятными криками, Лестрейндж перехватывает слишком близко подобравшуюся жену свободной рукой, преодолевая протест мышц, принявших удар оглушающих чар. Первая мысль - ударить, и он примеривается. Обезоруживающее лишает его палочки. Она отлетает в сторону, куда-то, и Рудольфусу плевать. Разжимая кулак так кстати освободившейся руки, он дает Беллатрисе пощечину - сильную, что уж скрывать. Наверное, действующую не хуже слабого Ступефая. По крайней мере, он на это надеется - надеется, что она оглушена и ошеломлена хотя бы ненадолго, чтобы не мешать ему.
Удерживая жену второй рукой за плотную ткань мантии на талии, он рыщет взглядом поверх ее головы и замечает вспышку очередных чар, уже стискивая пальцы на палочке Беллатрисы, дергая на себя.
Повсюду пчелы - а он-то думал, что гудит в голове.
Жаля и путаясь в волосах, они облепляют каждый дюйм голой кожи, и Лестрейндж снова трясет головой, как вылезающая из воды собака, чтобы отбросить хотя бы часть насекомых, падая на колени: второй Ступефай пролетает выше.
Лестрейндж тянет волшебную палочку жены, рывком дергая ведьму на себя, подставляя плечо под нее. Лишь бы силы пощечины хватило, чтобы она не собралась слишком быстро.
Пусть только отцепится от палочки - и он сожжет здесь все, а начнет с этого ублюдка, задери его Сивый.

До перелома редко задумываешься, в каком количестве движений бывает задействована сломанная кость, после перелома оказывается, что во всех. Энгус не мог даже приподняться и шевельнуть рукой без того, чтоб непроизвольно не напрячь ногу, и от боли у него темнело в глазах. Но когда он увидел, как чужая палочка отлетает в темноту, это заставило его забыть о переломах. Это был его шанс не только выжить, но и победить.
Accio палочка Лестрейнджа!
Чужая палочка влетела ему в руку, и Энгус с силой ударил ее о землю, хотя знал, чем отзовется это движение. Движение отозвалось тем, что нога словно разломилась пополам и он задохнулся от боли, но громкий треск и понимание, что чужое оружие превратилось в бесполезную деревяшку, подбадривали.
Anestesio.
Помогло не полностью, но достаточно, чтоб думать о чем-то кроме ноги. Надо было торопиться - на эти манипуляции он извел почти весь запас драгоценных секунд до момента, когда Лестрейндж все же вырвет палочку у жены, и тогда никакие щитовые чары ему не помогут. Впрочем, заботиться еще и о них не позволяли цейтнот и азарт, который только подстегивала мысль, что в случае неудачи он умрет.
Он уже много раз не умирал.
Expelliarmus. Reticulum.

Отредактировано Aengus O'Reilly (1 мая, 2017г. 19:07)

Едва Беллатрисе кажется, что её уговоры возымели некоторый эффект, она оказывается в той самой позиции, которую ненавидит вот уже двадцать лет. Упираясь носом Рудольфусу в спину не отговоришь его не делать глупостей и уж тем более не помешаешь.
Лестрейндж раскачивается, чтобы от души всадить супругу подбородок под лопатку и локти куда придётся. Не факт, что Рудольфус вообще почувствует её ухищрения, но рот наполняется привкусом крови, а зубы болезненно ноют, напоминая, что возможности Вэнс далеко не безграничны.
Кровь приливает к вискам, стучит в ушах. Это приглушает боль от укусов ос, но больше никаких бонусов не даёт. Тошнота, может, от беременности, может, от того что Рудольфусово плечо впивается ей в живот, не даёт сосредоточиться.
— Поставь меня, — хрипит Беллатриса, хотя шансов, что Рудольфус её услышит и прислушается практически нет.
Сетка накрывает их, спутываясь с волосами Беллатрисы, закрывая ей обзор. Но чтобы увидеть всполохи огня, вырывающегося из палочки Рудольфуса, того, что охватывает взгляд Беллатрисы, достаточно.
— Убери, убери это. Ты сожжёшь здесь всё.
Пламя здесь, совсем рядом, ползёт по сетке. Лестрейндж дергается. Она пару раз подпалила драгоценную копну волос. Хватило.
Но пламя не только вокруг. Пламя везде.
— Руди! — с упрёком вопит Беллатриса, когда аппарация уносит их прочь от места схватки.
Тишина непривычно давит по ушам.
Лестрейндж делает отчаянный рывок, вместе с сеткой отталкивая Рудольфуса, падая спиной на прелую листву.
Она путается в ворохе своих юбок, которые Лестрейндж перекрутил немыслимым образом. Её бы вывернуло на землю, да вот только нечем. Беллатриса сдерживает помутнение, зажимая рот рукой.
Взгляд фокусируется плохо, но как только сфокусируется, она набросится на Рудольфуса с упрёками.