Беллатриса нарушает свои же обещания, едва они перемещаются в нужный район - с ней приходится отказаться от протяженных аппараций, и Лестрейнджа это злит. Хотя его злит вообще все - и то, что она даже не думает заткнуться, и то, что она осматривается с таким видом, будто на экскурсии. Его злит само ее присутствие - а отсутствие Рудольфуса не дает этой злости сосредоточиться на брате и тем самым обойти камень преткновения.
Вообще, он изрядно удивлен тем, что Беллатриса кажет нос из дома. Тем, что Рудольфус позволяет ей это - в ее-то положении. Но, видимо, тому застит глаза неудавшаяся казнь Скримджера, а может, он от чего-то проникся доверием к Арну. А может, Беллатриса слишком переживает свою неудачу с Амбридж.
Он искоса смотрит на ее профиль в ореоле спутанных кудрей.
Ну да, переживает. Как же.
Не важно. Важно разобраться, что за игру затеял Скримджер, и что известно о смерти Амбридж. И если у Арна есть хоть капля мозгов, он не станет обращать внимания на блистательную в своем хаотическом возбуждении мадам Лестрейндж.

Проклятый лифт останавливается на каждом этаже, повинуясь желаниям вздорной ведьмы. Лестрейндж терпеливо ждет, сжав челюсти до ломоты, старательно игнорируя зудящее желание заткнуть ее Силенцио - у него положительное закрепление на этот ход и, кажется, Силенцио не притивопоказано при беременности.
А если подать ситуацию под нужным ракурсом, мечтает он, чтобы отвлечься под мерное скрежетание маггловской конструкции, то и Рудольфус сможет проникнуться мирным молчанием. Или не сможет, но чего стоит хотя бы попытаться...
- Магглы ходят, куда захотят. И придумывают, что захотят. Помолчи, пожалуйста, - огрызается он, одинаково раздраженный и подкатившей завистью к тем, что не строит свою жизнь, опираясь на Статут, и тем, что Беллатрисе явно доставляет удовольствие их небольшое приключение. Лучше бы не доставляло - тогда она стремилась бы как можно скорее выяснить все, что их интересует, и как можно скорее убраться обратно, под защиту охранных чар, опытного колдомедика, безумного мужа.

Арн их, наверное, ждет. Ну, Лестрейндж бы ждал.
Впрочем, аврор мог и надеяться, что любезных старых приятелей придавит плетнем - но это-то ждать не мешает, знает Рабастан по себе.
Он сканирует коридор на предмет охранки, но, как и внизу, перед домом, ничто не выдает ловушки. Если Арн и позаботился об сигнальных чарах, то ими и ограничился, думает Лестрейндж, надеясь, что прав. В последнюю очередь ему именно сегодня нужен отряд авроров на хвосте - сегодня, когда рядом с ним Беллатриса.
По краю сознания крадутся картины одна соблазнительнее другой - и не во всех из них ведьма доживает до повторного заключения в Азкабан - но Рабастан отгоняет смутные зыбкие образы. Рудольфус ему голову свернет, если он вернется без Беллатрисы.

- Пожалуйста, не беспокойтесь о чае, мадам Лестрейндж едва ли планирует задержаться сверх необходимого, - автоматически реагирует он на невнятные авансы Арну со стороны Беллатрисы - и тут же затыкается, потому что ситуация медленно, но верно сползает в абсурд, как бывало всегда, когда к штурвалу вставала ведьма.
Впрочем, долго промолчать ему не удается: отмалчиваясь, он сделает только хуже, потому что Беллатриса явно примет управления на себя, раз уж перехватывает инициативу с порога.
- Оставим интересные истории на другой раз. Мистер Арн, у нас два вопроса - и вы наверняка знаете, что это за вопросы. - Он демонстративно не направляет палочку на Арна - даже приходится признать, что Беллатриса может быть кстати, позволяя ему не следить одновременно и за аврором, и за входом. - Амбридж и Скримджер. Оба должны были быть мертвы десятого, но что-то пошло не так. Расскажите все, что вы знаете об этом.

Беллатриса передразнивает Рабастана, кривляясь. Она бы и правда не отказалась от чая, чего он в самом деле. Жаль, Арн этого не понял.
Беллатриса скрещивает руки на груди, игнорируя приглашение присесть. Она вообще-то не любит, когда с ней обращаются как с вещью, а Вейлин именно так и поступает, кажется, полностью игнорируя её присутствие. Лестрейндж хмурится и отходит назад, двигаясь в направлении между Арном и креслом. Она не открывает рот только потому, что помнит, как Арн важен для организации. Ну ещё она, кажется, что-то обещала Басту.
Тема Амбридж для Беллатрисы очень животрепещуща. Она подходит к Вейлину почти вплотную, стараясь держаться сзади и насладиться эффектом непредсказуемости. Руку она держит рядом с ножнами просто на всякий случай. Вдруг Арн тоже больной и нервный как её деверь.
— Она что-нибудь говорила перед смертью? — Беллатриса постепенно понижает голос. Ей хотелось самой насладиться этим моментом. Не вышло, — ей было страшно? — Беллатриса понижает голос до громкого шепота, опуская подбородок на плечо Арну.
Он слишком высокий, почти такой же высокий как её муж, поэтому приблизиться к лицу Арна не получается, только едва задеть руку. Но она компенсирует это, прижимаясь с силой, упираясь в напрягающиеся мышцы.
Рудольфусу бы не понравилось, будь он здесь. Эта мысль немного веселит Беллатрису, как и смерть Амбридж. Она улыбается.
— Я хочу видеть, как она умирает. Покажи мне. Покажи. Покажи.
Беллатриса вынимает палочку, не отходя от Вейлина. Она понадобится ей в любом случае — согласится ли Арн на легиллименцию или решит вышвырнуть мадам Лестрейндж из своей квартиры. Про Рабастана она вообще забывает — для неё существует только Арн и смерть Амбридж, которую она должна была принести на благо организации, но не успела наиграться со своей игрушкой.
— Покажи. Покажи. Покажи, — шепотом она подначивает Вейлина.

Для того, чтобы взять себя в руки, времени требуется не много. Гораздо больше требуется, чтобы заставить себя разжать пальцы, вцепившиеся в рукоятку палочки, когда Беллатриса зашла к нему за спину.
— Она говорила о вас, — негромко и сдержанно отвечает Арн, ощущая на своем плече острый женский подбородок. Пожалуй, обществу Беллатрисы он бы все-таки предпочел общество взбешенного Рудольфуса. С ним хотя бы ясно, как себя вести.
Арн не торопится стряхнуть с себя мадам Лестрейндж, которая и рада, и не рада, что убийство совершили за нее, даже одним движением плеча — этого бы хватило, потому что видит направленную в свою сторону палочку Рабастана.
Еще лучше. Хотя чего еще ему ожидать от Лестрейнджей?

Арн вслушивается в высокий голос Беллатрисы, режущий по барабанным перепонкам, как бой колокола.
Да, пожалуй, Долорес было страшно, но все ее эмоции вряд ли можно было бы назвать осмысленными.
С ним, к сожалению, все наоборот.

Хоть Беллатриса и не достает до него, Арн все равно отворачивает голову в сторону, и дергает губами в ухмылке, когда она прижимается к нему.
— Даже больше, чем о вашем муже и Темном Лорде. Вы можете гордиться собой, леди Лестрейндж, — интонация раздваивается на язвительную и чуть успокаивающую одновременно. Она не успокоится, пока не увидит: это Арн понимает очень хорошо. Но парадом здесь командует все-таки Рабастан.
Вейн смотрит на него с нескрываемым раздражением, и с разочарованием цокает языком, когда тот встает на сторону безумной ведьмы. Беллатриса уже приготовилась к увлекательному просмотру, что ж, ему все равно придется ее разочаровать: самой смерти в его воспоминаниях нет.
Он ушел, когда Долорес еще была жива.
— Смотрите, Беллатриса, — произносит Вейн, одним шагом уходя в сторону, оказываясь лицом к лицу с Лестрейндж и заглядывая ей в глаза.
Может быть, она все-таки не станет лезть к нему в голову, если будет знать, что там нет того, что ее заинтересует?
Арн использует последнюю попытку, несмотря на всю безнадежность ситуации:
— Только вряд ли зрелище доставит вам удовольствие. Она умерла после моего ухода.
И какого драккла он не уехал еще в восьмидесятых.

Пока Беллатриса развлекается, Лестрейндж такого удовольствия лишен - зато может чуть внимательнее оглядеться, подмечая, не изменилось ли что с прошлого его визита в эту квартиру. Даже палочку опускает, стараясь выбросить из головы тот факт, что уступил желанию Беллатрисы лично покопаться в мозгах Арна. Впрочем, из нее ментальщик получше, чем из Рудольфуса - и их новоявленный шпион в стане врага вряд ли кончит как Лонгботтомы - и ему даже на руку то, что проверять рассказ Арна вызвалась именно ведьма: меньше будет вопросов к нему, меньше вероятность, что Лорд потребует от него воспоминаний или легиллеменции.
Он проходит чуть дальше, находит стул и сам себе предлагает устроиться поудобнее. Вот с этого ракурса, если не присматриваться, кажется, будто он в Лестрейндж-Холле и рядом с Беллатрисой стоит Рудольфус - только, конечно, все это невозможно, и вовсе не в последнюю очередь по той причине, что палочка ведьмы упирается Арну в горло.
Приятного, наверное, мало - не говоря уж о том, что за Беллатрисой аккуратность не замечена.
И хотя он знает, что не должен был давать ведьме лезть Арну в голову - какого драккла, мать его, можно же было извлечь воспоминания иначе и отнести их в Ставку в любой миске - он и пальцем не шевелит, чтобы это прекратить, не собираясь демонстрировать, что знаком с возможностью извлечь события из памяти Арна каким-либо иным способом, кроме пресловутой легиллеменции, на которую Ближний Круг с разным успехом натаскивали еще до Азкабана.
Когда Беллатриса отшатывается, закончив, он понимает, что что-то пошло не так - впрочем, с ней всегда все шло не так, и удивляться этому было бы уже странным. Однако она вовсе не спешит поделиться, что же такого кошмарного увидела - вместо этого она проносится мимо, бормоча что-то о ванной сквозь прижатую ко рту руку.
Лестрейндж, для которого ее беременность все еще из разряда абстрактного кошмара, не улавливает сути происходящего - вскакивает с облюбованного стула, сторонится, давая ведьме пройти.
Его нервирует эта странная реакция - и Арну впервые выпадает возможность созерцать откровенно раздраженного Рабастана. Полный набор к его впечатлениям, видимо.
- Какого драккла вы ей показали? - даже нервничая, выпускник рэйвенкло не переходит на площадную брань - особенно если несколько лет оттачивал реакции, в корне отличающиеся от реакций брата. - Это имеет отношение к тому, что написано в "Пророке"? Вы воспользовались обороткой и выдали себя за колдомедика? Тогда как они догадались, что это убийство?
Странная реакция Беллатрисы его все еще сбивает с толка: как же умирала Амбридж, раз его свояченица - на минуточку, вскрывшая беременную ведьму в доме Маккинонов только ради того, чтобы показать своему мужу, насколько отвратительна ей сама идея иметь детей - до сих пор торчит в ванной?
- Это не должно было повлечь такой резонанс. Она же была при смерти - неужели нельзя было обставить дело так, чтобы это выглядело как логичный финал? - спрашивает Лестрейндж, подавляя желание спросить и о другом - уж не думает ли Арн, что ему тоже не позволят сгнить в Азкабане? Ага, не позволят - только свои же. И вовсе не организовав ему побег.

Отчаявшись оттереть круги под глазами Беллатриса, медленно возвращается назад, держа палочку наготове. Последние слова Арна она слышит ещё на подходе.
— Раз убийство не получилось представить как естественную смерть, какого импа мальчишка жив? — у неё низкий хриплый голос, и ей почти удаётся не скрипеть зубами от злости после каждого слова.
Беллатриса не скрываясь направляет палочку прямо в горло Вейлину. У них будет где-то пол минуты чтобы уйти после двух круциатусов и одной авады если что.
— Будь он мёртв, вопросов было бы меньше, — Беллатриса подходит к Рабастану, держа Арна на прицеле, опирается на его плечо, но не слишком близко, чтобы не мешать рабочей руке.
— Почему воспоминание не с начала? Сколько ты проторчал в палате? Что ты ещё от неё узнал, — Беллатриса срывается на визг, и ей нужно время, чтобы, жадно глотая воздух, снова начать нормально говорить.
Её снова тошнит, но всё это уходит на второй план. Она впивается ногтями в маггловскую куртку Баста под её ладонью.
— Думаешь, никто там не запомнил твоё личико? — видит Мерлин, Беллатриса хочет сказать "рожу", но она же леди, а леди не ругаются.
— Как скоро аврорат среагирует на круциатус? — это Беллатриса обращается уже к Басту. Но если Арн среагирует, тоже неплохо. Пусть только попробует не убедить её, что всё хорошо.
Она отводит палочку от Арна, серией ступефаев ударяя в массивный шкаф. Внутри что-то сладко бьётся. От звона посуды — ну или что там авроры держат в шкафах — Беллатриса немного успокаивается.
Того, что Арн может напасть, пока она отвлекается, она не боится. Привыкла, что Баст держит всё под контролем. Ломающийся об грубую ткань ноготь портит настроение окончательно.

Позади Вейна с глухой надменностью тикают часы, и пока Лестрейндж обдумывает услышанное, это тиканье сильно действует на нервы.
— Да, маггловское снотворное, — уже без раздражения повторяет Арн, отвлекаясь на звук собственного голоса.
Его крайне беспокоит тот факт, что он и из собственного любопытства, и из нежелания убивать Долорес просто так, вступил с ней в разговор, и что разговор-то, на самом деле, вышел достаточно долгим, чтобы понять из него, куда и для кого Арн своими вопросами клонил. Но пока Лестрейндж реагирует на все с относительным спокойствием, относительно Беллатрисы, конечно, это беспокойство отходит на второй план.
— Второй труп, конечно же, подвел бы Аврорат к версии естественной смерти, — с готовностью отвечает Арн, когда Беллатриса возвращается в комнату. Ее нервический припадок сразу приводит присутствующих в тонус, и Вейн говорит чуть громче, чуть тверже и увереннее, чтобы сразу пресечь и эту истерику, и все, что должно последовать за ней:
— Долорес говорила только о вас, вашем муже и Темном Лорде, очевидно, не могла поверить своему счастью лицезреть всех сразу. За время общения с вами, Беллатриса, и за время проведенное в лесу среди кентавров, у Амбридж окончательно помутился рассудок. Мне казалось, что у нас всех есть дела поважнее, чем выслушивать причитания уже мертвой ведьмы? — вопросом во фразе, на самом-то деле, и не пахнет.

Арн только кивает на слова Рабастана, следя взглядом за разозленной и более чем встревоженной Беллатрисой, которая, в отличие от своего деверя, не собирается забывать о проблемах со своим собственным промахом: то ли перфекционизм снова в моде, то ли это просто воздаяние за грехи.
И ах, ну да, конечно, давайте начнем за здравие, закончим за Круциатус. Почему бы и нет.
Арн сомневается, что по этому адресу кто-то из Аврората вообще явится, о скорости вопрос и не стоит.

Вейн резко выпрямляется, когда Лестрейндж веером ударяет по шкафу, но ничего не предпринимает.
— Думаю, что моя свобода — моя проблема, Беллатриса. Вас она ни каким образом под угрозу не ставит, — отрезает он, хотя после перехода к теме Скримджера, предпочел бы потоптаться на смерти Долорес еще минут пять-десять.
Тяжело вздохнув, Вейн говорит:
— Скримджер жив. По крайней мере, вероятность того, что кто-либо так хорошо играет его роль, — он отрицательно качает головой. Вероятность не мала, ее в принципе нет.
Интересно, как сильно этот факт подкосит уверенность Пожирателей в себе?
— Трупа нет. И о том, что с ним сделали, если и известно, то только самому Скримджеру.
Арн появился в Аврорате слишком поздно, чтобы его узреть.

Скримджер не может быть жив, по-детски и абсолютно малодушно хочет заявить Лестрейндж, когда Арн подтверждает факт, который делает нахождение поблизости от Рудольфуса просто невыносимым.
Скримджер мертв. Убит. Убит Рудольфусом на земле Лестрейнджей, в присутствии свидетелей и Темного Лорда. Никакие ухищрения не помогли бы ему выжить, явись он в самом деле на этот дракклов обмен.
Но Лестрейндж молчит. Иррационально цепляться за надежду - "Пророк" утверждает, что Скримджер жив, Яэль утверждает, что Скримджер жив, Арн утверждает, что Скримджер жив - нет смысла: придется признать, что господин Министр снова обвел их вокруг пальца.
Не то, чтобы это способствует миру и гармонии в Ставке и коттедже, где обосновались Лестрейнджи.
Беллатрисе явно дела нет до загадочного выживания Скримджера - и это Рабастана удивляет, ведь она присутствовала при обмене, своими глазами должна была видеть, как Министр был казнен, неужели ей все равно?
Все, что ее интересует - это смерть Амбридж, сошедшей с ума ведьмы, исполнившей роль второсортной пешки?
Лестрейндж с удивлением провожает ее взглядом, не имея желания даже прокомментировать ее последнюю реплику, странным образом роднящую их с Арном, которому тема с выжившим Скримджером, судя по вздоху и краткому ответу, тоже поперек горла.
Ну еще бы - Арн и не должен питать теплых чувств к тому, кто бродит кругами со своими проверками.
- Очень плохо, - заторможенно реагирует Лестрейндж, рассматривая Арна и думая, отчего бы тому не уколоть чем-нибудь маггловским и Скримджера. Однако по здравому размышлению отказывается от этой мысли - он просто не в том статусе, чтобы решать такие вещи, и уж точно не после своей сомнительной выходки с Дрейком, которую не без труда удалось выдать за похвальную инициативу. Второй раз может так не повезти - да и не в его характере лезть на передний план, не говоря о том, что сейчас этот и вовсе может быть опасно. Трения между Рудольфусом и Долоховым набирают обороты, но совершенно ни к чему, чтобы они оба, заподозрив конкуренцию со стороны Рабастана, принялись присматриваться к нему.
У него свой путь и, по большому-то счету, если МакГонагалл сделала то, что собиралась, какая ему, в сущности, разница, жив Руфус Скримджер или почил? Никакой, пока тот держится подальше от легиллементов или так же успешно защищает свое сознание.
Хотя, признаться, если все это какая-то хитрая мистификация, Лестрейндж не отказался бы узнать ее суть: если его интриги увенчаются успехом, он предпочел бы, чтобы его считали мертвым - а не рыскали в поисках, чтобы наказать за предательство.
- И вы, разумеется, не представляете, как Скримджеру удалось одновременно и умереть, и выжить? - интересуется он, пытаясь сообразить, а есть ли в самом деле такой способ. На ум приходит только опыт Темного Лорда - и это заставляет Лестрейнджа хмуриться еще сильнее: он недолюбливает инфери, а после недавних событий особенно не питает к ним теплых чувств, а все эти возвращения смутно ассоциируются для его именно с этой магической практикой.
Впрочем, обсуждать это с Арном еще более нелепо, чем беседовать о Круциатусах.
- Выясните, как Скримджер выжил, - неохотно говорит он, потому что с большим удовольствием бы оставил этот секрет себе, однако подобное задание более чем логично и его отсутствие бы поселило сомнения в любом из членов Ближнего Круга, столкнувшегося с внезапным воскрешением Скримджера.
Вернувшаяся Беллатриса, явно сменившая гнев на милость, возвращается с добычей. Лестрейндж наблюдает за тем, как Арн реагирует на ее появление - пока он неплохо держался, даже когда ведьма обрушила шкаф, и возможно, даже слишком неплохо, как мнится подозрительному Лестрейнджу.
Если Арну все равно, что с ним будет, думает Рабастан, то как можно быть в нем уверенным.
- Что это? - спрашивает он у Арна, кивая на бумагу в руках Беллатрисы.

— Письма какие-то, — отвечает почти одновременно с Арном Беллатриса, так и не понявшая, кому именно был задан вопрос. Она радостно ловит напряжённое выражение лица Вейлина. Может, конечно, он просто не любит, когда читают его переписку. Беллатриса ещё не знала никого, кто бы любил. Но поиграть на нервах — доступное ей развлечение, от которого она не собирается отказываться.
Мужчины ещё не закончили перемывать косточки Руфусу Скримджеру. Впрочем, так ему и надо — хотел бы покоя, лежал бы себе смирно мёртвым на земле Лестрейнджей.
Беллатриса фыркает, чтобы не засмеяться.
— Я пропустила момент, когда вы поменялись ролями, — последняя реплика Арна звучит так, как будто это ему надо узнать у Баста почему выжил Скримджер.
Она переворачивает лист, ища подпись. Сглатывает.
— Марлен МакКинон, — читает она вслух, поднимая глаза на Баста. Достаёт из кармана ещё одно письмо, проверяет. Подпись та же.
Её недоброжелательность к Вейлину увеличивается стократ. Эта ведьма уже сто лет как умерла, а умудряется причинять проблемы Лестрейнджам спустя столько лет. Это ведь даже не преувеличение, что именно эта девица является их главной головной болью. Её проклятие.
— Какая прелесть, — обращается Беллатриса к Арну, — у меня особенные отношения с Марлен. У всех нас, правда, Баст? Я возьму всё.
Она, конечно, не собиралась досконально изучать переписку Арна — никто же в здравом уме не будет хранить компромат на себя или что-то в этом роде — но теперь, когда она увидела подпись этой стервы на листах, нетерпение жжёт под ложечкой.
Разумеется, Беллатриса не рассчитывает, что Марлен так и сообщила Вейлину какие родовые проклятия находятся в её распоряжении, но с другой стороны — почему нет.
Она пробегает глазами по первому абзацу. И по второму. В её голову закрадываются сомнения.
— У Вас странные отношения с Марлен, мистер Арн, — Беллатриса встревает в диалог, растягивая гласные.

К Темному Лорду — вот так-то, и хватит с вас. И как Вейн сам не догадался?
Одно нехорошо: если Лестрейндж сам выйдет на помощника и узнает способ раньше, чем Арн сможет озаботиться появлением конкурирующей с реальностью версией, то ему либо придется делать вид, что работа в этом направлении просто безнадежно провисла, либо.. А без либо. Только так.

Вейн продолжает молчаливо наблюдать за действиями Беллатрисы, пытаясь понять, как скоро она устанет продираться через мелкий женский почерк и текст, который не имеет никакого отношения к теме их встречи. Но Беллатриса не устает. Более того, содержание писем, или не содержание, а одна-единственная строчка внизу, перетягивает ее внимание окончательно и бесповоротно.
Блестяще, просто блестяще! Только новых проблем ему не хватало.

Арн никогда не интересовался тем, кто вырезал МакКиннонов, и не ожидал, что ответ на этот совсем не волнующий его вопрос может получить после стольких лет.
Он смотрит на Беллатрису, как оказалось, набившую письмами карманы, с едва заметным удивлением, потому что более чем отчетливо помнит кадры, которыми с ним так щедро когда-то поделилась Итон, и думает, откуда в Лестрейндж столько ненависти к тем, кто давно уже мертв и от ее руки тоже?
Реакция Рабастана не удивляет его, но все равно бросается в глаза по контрасту — если бы у Арна была возможность, он бы и сам сделал вид, что никак с этим не связан. К сожалению, связан он был более чем.
— Я никогда не был с ней знаком, — после недолгой паузы отвечает Арн, и в его словах нет ни капли лжи. Он уверен, что и почерк, и подпись далеки от настоящих, и эта чья-то периодически доводящая до бешенства подделка когда-нибудь приведет его к автору: даже если сейчас Беллатриса милостиво избавит его от коллекции, что-то да придет опять.
— Просто не все и не всегда хотят верить в то, что причина опоздания боевой группы на место — трагическая случайность и только, — добавляет Вейн, прямо глядя на Лестрейнджа. — Письма, конечно, написаны не МакКиннон. К моменту их появления она была уже надежно мертва, — если и есть в его словах нота иронии, то только для того, чтобы сделать вид, что письма эти его мало волнуют и никак на него не влияют.
В конце концов, прошло столько лет, что о них можно было просто-напросто забыть.

Отредактировано Weylin Arn (7 марта, 2017г. 22:14)

Для того, кто никогда не был знаком с Марлен, хобби хранить ее письма кажется более чем странным, но, как оказывается, эти письма написаны и не ею.
Лестрейндж проходит к Беллатрисе, заглядывает сверху вниз в пергамент, как будто ему что-то даст созерцание чужого почерка или выхваченные обрывки фраз.
Вопросы Беллатрисы, несмотря на клоунаду и фамильярный тон, вполне закономерны - даже логичны, если бы Лестрейнджу не казалось святотатством использовать этот термин в чем-то, имеющем отношение к его свояченице.
- Никто здесь не обвиняет Контроль и постановление на учет в том, что они плохо делали свою работу, - отвечает Лестрейндж над головой Беллатрисы, глядя в глаза Арну. В его словах столько двойного смысла, что хватило бы затопить эту комнату и еще осталось бы на коридор - потому что Арн свою работу выполнял хорошо. Очень хорошо - ту, за которую ему платил Рудольфус.
Однако эти письма, к которым Лестрейндж вновь возвращается, кажутся ему нелогичными - кому и в самом деле потребовалось писать Арну письма спустя столько лет, да еще подписываться мертвой ведьмой? И почему именно ею - в том доме трупов осталось предостаточно.
Он берет из рук Беллатрисы оба письма, сверяет подписи - подпись одна и та же, почерк один и тот же - и возвращает ведьме.
- Вы врете нам, мистер Арн? - переадресует он вопрос Беллатрисы аврору, опуская руку ей на плечо. Арну, может, это не очевидно, а вот Рабастан не может игнорировать эти отчетливые признаки надвигающейся бури - ведьма вся как натянутая струна, хоть и сидит смирно. Пока смирно - и ему совершенно не улыбается созерцать ее взрыв.
Это нежелание даже стоит прикосновения - хотя он бы предпочел не касаться Беллатрисы никогда в жизни.
- Кто-то пишет вам письма, подписываясь именем давно мертвой Марлен МакКиннон? - Лестрейндж все еще надеется, что это недоразумение, но надеется вяло, давно усвоив, что если что-то может пойти не так, именно так оно и сделает. - Вы же понимаете, что это значит, мистер Арн, да? Что кто-то считает, будто вы имеете отношение к ее смерти. Возможно, даже отчасти повинны в ней.
Он по-прежнему говорит так, будто знает историю МакКиннонов из газет - но, драккл его дери, с каждым словом подробности того рейда встают перед глазами. Этим побрезговали даже дементоры, унесшие большую - лучшую - часть его личности, и ему становится вот совсем не до Скримджера, несмотря на слова Беллатрисы.
Если кто-то подозревает Арна, что они делают здесь, в его квартире. О чем вообще думает Рудольфус.
Единственное, что останавливает Лестрейнджа от моментальной аппарации, это настойчивая мысль, что с МакКиннонами нельзя связать их - его и Беллатрису.
И все же - почему Арн хранит эти письма?

Когда рука Рабастана опускается ей на плечо, напряжение не уходит, но приобретает несколько другие формы. Беллатриса замирает, превращаясь в струну, пытаясь понять, приятно ли ей тепло чужой руки или стоит дёрнуть плечом, возвращая себе пространство вокруг и продолжить нарушать чужое. Она не двигается, пристально смотря Арну в глаза, забывая про листки, которые едва не выскальзывают у неё из рук.
Слова аврора не убеждают её, потому что вся ситуация выглядит до жути неправдоподобной. Как будто он не ожидал, что письма в кухонном ящике, будут найдены, и не успел придумать правдоподобную версию.
Сама Беллатриса ни за что не стала бы хранить такие письма. Разве что если бы автор этих угроз — не угроз — был бы мёртв. Хотя нет, даже в этом случае не стала бы.
Мысль, озвученная Бастом, ещё не успела сформироваться в голове Беллатрисы, но, несомненно, была правильной. Она ухмыляется. Жаль, она никогда особенно не вникала в состав аврората, больше уделяя внимания списку собственных врагов, чем такими тонкостями.
— Это прекрасно, мистер Арн, — она сворачивает бумажки, убирая их в карман. Беллатриса всё ещё допускает, что Вейлин попросту заговаривает им зубы, скрывая скрытое содержание писем, — раз эти письма бессодержательные, бездоказательные зачем вы их храните? Коллекция ещё недостаточно большая, чтобы объясниться с автором?
К тому же, сегодня Арну придётся расстаться со своей коллекцией.
— Может, Вы ещё сами себе эти письма пишете? — фраза настолько абсурдная, что Беллатриса первая фыркает после неё, — успокаиваете свою совесть? Ах, да, ты же не знал Марлен. Бедную, несчастную Марлен. Когда она погибла? Как Вы допустили подобное, мистер Арн?
На стуле её удерживает только ладонь Баста. Лестрейндж накрывает её своей, повинуясь внезапному порыву.
— Так на что бы ты потратил время на месте автора?

Пятнадцать лет. Письма приходят пятнадцать лет в один и тот же день — по одному, но у Арна осталось всего одиннадцать, потому что первые четыре письма он сжег сразу же: тогда еще боялся, что что-нибудь да вскроется. Потом совесть — как удачно воспользовалась этим понятием Беллатриса — поуспокоилась, всеобщее беспокойство улеглось, волнения утихли. И несмотря на то, что письма приходили, все шло ровно.
Арн умалчивает о четырех потерях, чтобы в меньшей степени связывать их наличие с кем-то из авроров, тем более, если память ему не изменяет, в письмах нет обращений к предыдущим и вскрыться это не должно. Сам он уже не находит во что ему верить и зачем: ответ кажется очевидным до оскомины, и есть только одна причина, по которой Арн мог игнорировать его до сих пор — он был так рад, когда Итон перестала мозолить ему глаза в Аврорате, что сразу же поставил на всем, что с ней связано, крест, крепко вычеркнул из памяти.
Он и сейчас не верит очевидной догадке до конца, потому что не думает, что ей есть какое-то дело до него. И это его слепое упрямство, должно быть, еще много раз сыграет с ним злую шутку. Прямо как сегодня.
— Я вижу, Беллатриса, вы о Марлен знаете гораздо больше, чем я, — весьма сдержанно замечает Арн, хоть и понимает, что подобный контекст для Лестрейндж, как красная тряпка для быка. — Мне же, — безо всякого намека продолжает он, — незачем успокаивать свою совесть.

Арн очень хотел, чтобы так оно и было, но здесь Беллатриса права даже больше, чем думает. То, что эти письма все еще у него, самому Вейну напоминает епитимью: он считает, что должен помнить, почему он до сих пор в Англии, почему до сих пор в Аврорате, и почему действительно относится к своему прошлому если не с презрением, то хотя бы с какой-то отстраненной жалостью и мыслью, что, должно быть, это все все-таки происходило не с ним.
— Разумеется, я пробовал отследить и, разумеется, если я еще храню их, значит, автора я не нашел. Первый раз пришло в 85-ом.
Дата ни о чем не говорит, ни с кем не связана, и Арн благодарит Мерлина за то, что все-таки писем не пятнадцать и что когда-то он боялся своего прошлого и стыдился его больше, чем сейчас.
И еще за Беллатрису, которая своим диким желанием выставить его во всем и везде предателем, позволяет ему снова перевести тему на реальный предмет разговора, никак не связанный с мертвой по вине всех здесь присутствующих ведьмой.
— И все-таки я предпочту потратить свое время на Скримджера. Сколько из него я могу потратить, чтобы все узнать?

Восемьдесят пятый для него пустой звук. В восемьдесят пятом он сходил с ума в Азкабане и не было у него планов интереснее, а потому размышления на тему, что могло спровоцировать поступление этих писем - кроме очевидного, кроме смерти всех обитателей того аккуратного коттеджа в маггловском пригороде - совершенно никуда не ведут и Лестрейнджем прекращаются, хотя осадочек, безусловно, остается.
Не то чтоб он питал иллюзиии в отношении того, что все, что не отражено в официальном приговоре, чудесным образом забудется или обнулится, но уж точно не хотел бы в течение десятилетия получать письма, подобные тем, что получал Арн, а потому принял его ответ, как принял и между строк указанную безрезультатность поиска.
Найти автора было важно, и, раз Арн понимал это, но автора все еще не нашел, значит, тратить на это силы еще и Лестрейнджу было глупо - в конце концов, это не его проблема, а его проблема, как совершенно заметил аврор, расхаживала по коридорам Министерства, когда должна была лежать трупом в Атиуме для церемонии прощания со всенародно любимым Министром, столько лет отдавшим Аврорату, чтобы потом расплатиться и жизнью ради своей преемницы.
Он удивленно отпускает Беллатрису - удивленный не тем, что она в итоге стряхнула его руку, сколько мягким поглаживанием, предшествующим этому - мельком констатирует, что отсутствие Рудольфуса действует на него слишком неправильно, и напоминает себе, чем ему грозит подобная неосмотрительность на глазах брата. Впрочем, это напоминание не потребовалось бы, если бы не некоторые недавние контакты с дрянными артефактами - и Лестрейндж очень рационально надеется, что это слишком мирное существование с Беллатрисой на одном квадратном ярде вскоре сменится более привычной им обоим холодной войной - так оно намного безопаснее.
Ему не слишком по душе, что она вновь отправляется рыскать по квартире - хотя, наверное, куда больше беспокоиться с учетом последних результатов ее экскурсии должен Арн - зато это помогает вернуться мыслями к тому, что занимало Лестрейнджа до того, как проклятые письма отправили их всех троих в увлекательное путешествие в восьмидесятый, аккурат к трупу мертвой Марлен, ее родителей, старшего брата, невестки и младенца.
- Ваше право, - вежливо отвечает он Арну на его декларацию относительно распоряжения собственным временем. - Пока эта задача в приоритете - и наиболее актуальна. Вы наверняка можете представить себе, как внезапно оживший Министр раздражает тех, кто уже вписал его смерть в списки своих достижений. И понимаете, что едва ли Скримджер оставит это просто так. Его последнее заявление - очевидный ответ на собственное убийство, который не может не вызвать ответной реакции - как симметричной, так и нет. Убийство тех, кто помог ему пережить визит в Лестрейндж-Холл, видится нам хорошим началом, а потому, чем скорее вы получите результат, тем лучше. Тем безопаснее. Отсутствие же результатов непременно приведет к мысли, что ваши слова о желании играть не в команде Скримджера всего лишь слова.
Лестрейндж помолчал, куда больше обеспокоенный тем, что Арн в самом деле сможет выйти на путь, ведущий к Нарциссе - если этот путь в самом деле вел к Нарциссе - чем тем, что Милорд может пожелать расторгнуть этот устный контракт с Арном ввиду его бесполезности: из Нарциссы и Вейлина Арна выбор для него был очевиден.
- Или вы хотите, чтобы я в самом деле поставил вам жесткие сроки? - ровно спросил он, гадая, не выдаст ли Арн в связи с этой перспективой  прямо сейчас какие-то догадки или соображения, которые сможет использовать сам Лестрейндж.

Возвращение Беллатрисы снова вносит неповторимый привкус фарса.
Лестрейндж молча и очень медленно вытаскивает палочку из крепления в рукаве, больше следя за Арном, чем гадая, что свояченица имеет в виду под "красивую", и наскоро трансфигурирует носящее следы неудачных чар полотенце в бархатную черную сумку на длинном узком ремне, как раз формата писем, с которыми Беллатриса явно не готова расставаться.
- Я навещу вас примерно через неделю, мистер Арн. И мы поговорим о том, чего вам удалось достигнуть за эту неделю с отношении бессмертия нашего Министра, - говорит он, собираясь приложить любые усилия, чтобы в третий раз явиться сюда в одиночестве - и если к проблеме имеет отношение Нарцисса, узнать это без лишних свидетелей.
- Да. Мы можем уходить, - это уже Беллатрисе, и он, пожалуй, испытывает нечто вроде облегчения - визит к Вейлину Арну оказался слишком напряженным, несмотря на то, что он так и не узнал, что помешало Скримджеру оставаться мертвым. Ему будет, о чем подумать - начиная от возможного автора писем и заканчивая тем, кому вообще под силу было помочь Министру с этим ловким трюком. Не иначе, это особая магия Рэйвенкло, думает Лестрейндж на прощание чуть ли не с ностальгией.