- То, из-за чего эти человекообразные игрушки разбушевались, в моем ведении, - рыкнул Лестрейндж, даже не рассматривавший ситуацию, при которой его мог выставить вон какой-то ирландец.
Неправомерное использование магии было хорошим поводом для объяснения интереса Рудольфуса к любым происшествиям, даже подобного рода, а уж отчетливый душок темной магии делал игрушки объектом самого пристального внимания, а потому на провокацию ирландца он отреагировал, можно сказать, дружелюбно - без применения палочки.
На ремарку о безопасности ответил ухмылкой, не скрывающей, что ирландцу стоит больше думать о собственной безопасности, но вслух ничего говорить не стал: наглость иных полукровок отчего-то возрастала с возрастом, подпитываемая, видимо, мыслями, что, раз с ними ничего не случилось до сих пор, то и дальше дела будут обстоять не хуже.
Что же, бывало и такое - но с некоторыми случался Рудольфус, и больше они уже ничего не думали.
- Вы еще успеете распорядиться об этом, - ответил на распоряжение опечатать склады. Предложение было толковым - так и не скажешь, что от ирландца-полукровки, но если тот решил, что Лестрейндж будет бегать у него на посылках, то явно ошибался: взаимодействие департаментов решалось на месте и никаких точных рекомендаций. насколько Рудольфус знал, не существовало, а потому он продолжил изучать план, не двинувшись к выходу.
Пока ирландец суетился, Рудольфус неторопливо свернул лист бумаги, убрал во внутренний карман мантии - пусть лучше побудет при нем, хотя и так излишне: натренировавшись на схемах тактик квиддича, Лестрейндж мог представить любой отрезок плана, просто прикрыв веки.
Достал палочку, взвесил ее в руке - безопасность, о которой упоминал ирландец, Рудольфус мог обеспечить себе самостоятельно и без напоминания, как и настороженность, но не стоило демонстрировать, насколько министерский чиновник не из низшего звена по реакциям похож на бывалого хит-визарда, так что Лестрейндж заставил себя расслабиться, небрежно взмахнул палочкой, стаскивая со станков все,что их укрывало, махнул ирландцу - мол, приступай.
Тот засучил рукава, сразу же став неотличимым от грязного маггла, обратился к Лестрейнджу с чем-то вроде шутки, которую хотелось вбить ему обратно в глотку вместе с зубами.
Вбить не сложилось - Лестрейндж крутанулся вокруг себя, бесшумно меняя дислокацию, но к распоряжению Энгуса не прислушался, а, держа палочку наизготовку, пошел на звук, прислушиваясь к возне и негромкому раздраженному писку.
Когда в цеху вновь зажегся свет, Лестрейндж сидел на корточках возле сети, в которой шевелился улов - шесть кукол разнообразного размера и вида злобно трепыхались, высовывая пластиковые негнущиеся руки сквозь ячейки в сторону Лестрейнджа.
- Боитесь темноты? - бросил он ирландцу, не оборачиваясь, а затем Петрификусом прекратил шевеление пяти из пойманных игрушек. Шестая - бледно-розовый паяц с барабаном на шее - продолжала пищать на одной и той же назойливой ноте.
Лестрейндж разрезал сеть чарами, приклеил неподвижные туловища к полу и, перехватив паяца поперек туловища, поднялся на ноги, разглядывая находку - тот щелкал неожиданно тщательно выполненными зубами, даже на вид довольно острыми и рассматривал Рудольфуса в ответ лишенными выражения вытаращенными глазами.
- Я здесь ради этих мелких ублюдков, сохранность фабрики - не моя забота. Хочешь беспокоиться об этом - валяй, сам беспокойся, стой у рубильника. А я собираюсь отловить этих тварей всех до единой - при свете или в темноте, так что не мешайся под ногами, - полную дружелюбия тираду прервало грязное ругательство: кукла изловчилась и, извернувшись, едва не выскользнула. Рудольфус сжал покрепче кулак, чувствуя сопротивление неожиданно твердого тельца, ткнул большим пальцем паяцу в широко распахнутый глаз. Тот дернулся и вцепился Лестрейнджу в палец, за что и поплатился: секундой позже тяжелая подошва сапога прекратила любые признаки жизни в игрушке.
- Их наделили не только подобием жизни, - констатировал он, пнув останки паяца. - Злобности в них хватит на двух магов.
И это, признаться, нравилось Рудольфусу больше всего - уничтожать доверчиво ползущие к нему куклы было совсем не так весело, как устроить здесь охоту на крыс, даже учитывая наличие ирландца.
Он осмотрелся - то, что до сих пор в помещении ничто не выдавало наличие угрозы, было показательно. Скастовав Гоменув Ревелио, ожидаемо ничего не показавший, Рудольфус двинулся по периметру цеха, задрав голову и всматриваясь в обшарпанные фабричные стены и тянущиеся по ним широкие трубы, используемые не то для отопления, не то еще Мерлин знает, для чего. В одной из них, в самой углу, на стыке с другой, чернел разрыв - металл разошелся в разные стороны лепестками, как будто что-то изнутри с силой пробивало себе путь.
Лестрейндж вздернул повыше палочку с Люмосом.
- Вот как они умудрились не попасться нам на глаза, - он все еще разглядывал трубу, как вдруг в противоположном углу снова послышался топот.
Рудольфус резко развернулся, пуская из волшебной палочки струю воды по направлению звука, а затем, едва замах был окончен, заморозил разлитую воду Глациусом - послышался усиливающийся писк, звуки падений, упругие хлопки. Он направился было в сторону очередного явления кукол, как из трубы под потолком на него вывалился плюшевый медвежонок, выпачканный в подсыхающей крови: если тут и были крысы или псы, то до появления Лестрейнджа они, по всей видимости, уже не дожили.
Медведь вцепился Рудольфусу в волосы, и тот не без труда сорвал его с себя, на сей раз не помня о необходимости изображать безобидность: Секо разделило туловище медведя на две половины, но Лестрейндж не остановился, снова вздергивая палочку, и огненная плеть подпалила уже неподвижную куклу. Рудольфус сплюнул на пол, закурил и стер проступившую кровь с длинной царапины на щеке, а когда развернулся прочь от вонючего дыма, в углу, где поблескивал лед, уже никого не было.
- У них где-то гнездо, - пробормотал он, снова всматриваясь вверх.
