– Не смей говорить мне о слепоте и уходе от войны! – почти прошипела МакГонагалл, сузив глаза. – Если ты забыл, Руфус, Орден Феникса боролся против Тёмного Лорда ещё тогда, когда Аврорат и Министерство отказывались видеть в них угрозу. Не слишком успешно, потому что у нас не было ресурсов и прав, никаких законных оснований, но мы делали хоть что-то, пока те, кто потом учил тебя атакующим заклинаниям и правилам ареста, плевали в потолок, отказываясь видеть зарождение проблемы, которую тогда ещё можно было пресечь в зародыше.
И кто знает, как долго они ещё оставались бы слепы и глухи, если бы не Аластор, поставивший на уши весь Аврорат, за что и поплатился в будущем репутацией, променянной на славу параноика и едва ли не психа.
– Тогда мы пытались спасти как можно больше жизней. Сейчас я делаю то же самое. И если ты так уж зациклился на том, что я хочу вытащить из всей этой зловонной кучи своего ученика, то да, ты, прав, Руфус, но брось свои полумеры и продолжи логическую цепочку. Например, тем, что ты тоже мой ученик, и ради спасения твоей жизни я бы сделала не меньше, – ох, надо было сначала презент от Араминты вручить, а потом уже начинать разговоры о Лестрейндже, а то ещё четверть часа таких прений – и парные медальоны могут не понадобиться. Или же Минерва сама придушит Министра на месте. – Или о том, что Беллатрикс Блэк тоже была моей ученицей, как и Рудольфус, но, заметь, я не особенно пылаю жаждой распахнуть им объятия. Может быть, ты наконец-то включишь мозг, который, я знаю, у тебя есть, и сделаешь верные выводы?
Шумно выдохнув, она мотнула головой и вновь откинулась на спинку софы, глядя на Скримджера с оттенком усталости.
– Я видела его, Руфус, говорила с ним, когда он был в невыгодных и неудобных для себя условиях. Не стану утверждать, что Рабастан умер бы за первого попавшегося маггла или долго думал, если бы пришлось выбирать между жизнью этого маггла и жизнью волшебника, или что он святой, или что в нём нет ничего, что может быть потенциально опасным. Но это не пропащий человек, не чудовище, не воплощение зла и не тот, кто упивается страданиями, болью и смертью. И да, я хочу его спасти, – пожав плечами, проговорила МакГонагалл, для которой это признание далось легко, поскольку виделось чем-то совершенно естественным. – Но ещё больше я хочу спасти и всех тех, кто выживет, если Рудольфуса и Беллатрикс убрать куда подальше. Повторюсь: я не намерена просто забыть об их существовании, я здесь и говорю с тобой сейчас, потому что считаю необходимым придумать какие-то способы нам следить за Лестрейнджами в изгнании, чтобы в случае чего иметь возможность максимально быстро отреагировать. У нас есть время и возможности учесть все спорные моменты, чтобы это не было просто помахиванием платочком в спину преступникам, но стало стратегически важным шагом на пути к победе. К тому же...
Сделав короткую паузу, МакГонагалл всё же продолжила:
– Империо – это тоже тюрьма. Да, без холодных стен, без контроля дементоров, паршивой пищи и регулярных унижений на помывке, но тюрьма, ограничение воли, отсутствие свободы действий за пределами того, что позволит надсмотрщик. Им же будет выступать Рабастан, а у нас есть возможность проконтролировать, как будут выглядеть стены этой тюрьмы, – снова вздохнув, она покачала головой. – Мы говорим, и говорим, и говорим, но из наших уст звучит одно и то же: ты движим соображениями видимости, я же – соображениями сути. Видимость: да, это освобождение преступников, отступление от закона и сделка с совестью. Суть: это множество спасённых жизней, в том числе тех людей, кто не способен защититься сам, и шанс сделать чашу весов Тёмного Лорда в этой войне существенно легче. Это может выглядеть не очень-то хорошо, но это правильно, поскольку не может быть ничего более верного, чем спасение жизней. Ради жизни умирали твои люди, Руфус. Ради жизни умирали мои люди. Так разве может быть то, что я предлагаю, более высокой ценой, чем уже отданные жизни и те, которые будут отданы, если сейчас отказаться?
[icon]http://sa.uploads.ru/41BCx.jpg[/icon]