Стало быть, вторая девочка ничего общего с Гринграссами не имела. Рабастан с интересом оглядел крестницу своего брата, но сосредоточился на второй - той, что была помладше. Хотя бы эта, он надеялся, являлась мистеру Гринграссу дочерью.
Обладая неплохими способностями к адаптации, Лестрейндж предпочитал все же, чтобы события развивались по намеченному заранее плану, а потому появление двух пленниц, и без того его озаботившее, осложнилось еще и тем, что девочки принадлежали к разным семьям, от которых пожиратели собирались получить поддержку, добровольную или под угрозами.
- Отлично, - пробормотал он, глядя поверх головы светловолосой и пережидая неизбежную трансформацию тела после окончания действия оборотного зелья. Скрывать себя они не намеревались ни от девочек, ни от их отцов - теперь же, учитывая факт появления Миллисенты, это могло быть даже полезным: Рабастан не был в курсе, что именно связывало Рудольфуса и Герберта Булстрода, но подозревал, что просто так тот не пригласил бы его старшего брата стать магическим опекуном для дочери. Впрочем, магические контракты подобного рода имели разное значение и, быть может, Миллисенту и Рудольфуса ничто не связывало, кроме пустых статусов.
Кинул короткий взгляд за плечо на приказ брата достать пергамент, пожал плечами: на что бы Рудольфус не рассчитывал от встречи с Булстродом, держался он уверенно.
Выставив на пыльную столешницу чернильницу и пергамент, Лестрейндж постучал пальцем по столу, привлекая внимание Миллисенты.
- Когда напишете, я просмотрю текст. А потому, во избежание недоразумений, соблюдайте все условия, поставленные моим братом. Никакого Аврората, время назначим на пять пополудни. Ровно в пять он должен открыть свое поместье и ждать. Если вы знаете о чем-то, что помешает ему выполнить наши требования, сообщите мне об этом сейчас. Но не лгите. Мы перейдем к запасному плану и вы ничего не выиграете, зато если мы узнаем, что вы солгали, для вас же хуже, - опираясь на стол, чтобы его лицо было на том же уровне, что и лицо Миллисенты, Лестрейндж изложил все это максимально ровно и доходчиво, надеясь, что девочки не запаникуют. От улыбки, впрочем, воздержался, разумно предполагая, что Рудольфус наулыбался за них обоих.
Неодобрительно взглянул на брата, забиравшего из рук Элоизы фляжку - о ее содержимом долго гадать не пришлось - и снова повернулся к Миллисенте.
- Пишите, мисс Булстрод. Как верно сказал Рудольфус, мы не собираемся причинить вам вреда, если вы нас к этому не вынудите. - Последняя фраза относилась и ко второй девочке. - Астория, я полагаю? Четвертый курс, не так ли? Сядь рядом с Миллисентой. В ближайшее время эту комнату ты не покинешь.
Быть нянькой при несовершеннолетних ведьмах ему претило - но пока они вели себя примерно, и Лестрейндж собирался сделать все, чтобы так это и продолжалось. Положиться на Рудольфуса он не мог, а глядя на то, как Элоиза вцепилась во фляжку, вычеркнул и ее из списка полезных помощников.

Брошенный в лицо пергамент его удивил, но не более - Миллисента Булстрод эмоции скрывать не то не желала, не то не могла. Это роднило ее с крестным в обоих случаях, на младшего же Лестрейнджа впечатления не производило. Не иначе сказывалась привычка.
- Сделает, что захочет, - очень честно признал Рабастан, углубляясь в чтение в поисках скрытых метафор или аллюзий, которые могли бы дать Булстроду информацию о том, где и кто еще, помимо Рудольфуса, находится рядом с Миллисентой. Перечитав дважды, Лестрейндж снова свернул пергамент, разглаживая его по сгибу. - Благодарю вас, мисс Булстрод.
Отвернувшаяся к окну девушка притихла, и это, пожалуй, было лучшим из всего, что она могла сделать - по крайней мере, идея не привлекать внимания Рудольфуса редко когда заканчивалась чем-то плохим.

- Миссис Паркинсон,  - ему потребовалось по крайней мере дважды позвать Элоизу, прежде чем она обратила на него внимание. - Это письмо вам нужно отправить Герберту Булстроду. Отсюда, из Хогсмида - мы проходили мимо общественной совятни неподалеку. Постарайтесь не запомниться .
О последнем он, наверное, мог и не предупреждать: это казалось бессмысленным. Элоиза Паркинсон, в своей яркой мантии с меховой оторочкой, в своей меховой шляпке и мокрой, свисающей в руке подобно дохлому книззлу муфтой, запомнилась бы кому угодно. В ноябре, когда она прибежала на встречу к Рудольфусу, желая мести за умершего в Азкабане брата, она выглядела живой и полной силой - она не боялась смотреть в глаза старшему Лестрейнджу, не побоялась связать себя с ним узами Непреложного обета и все, о чем она могла говорить, касалось мести. Смерти Корнелиуса Фаджа, как очень ясно помнил Рабастан.
Эта смерть вышла ей боком: каких-то три месяца спустя с той встречи на пустыре она уже казалась частой кормушкой дементоров, но отступить не могла. Рудольфус пообещал ей смерть Фаджа - и исполнил обещание. Теперь он обещал ей другие смерти: дочери, ее самой. Она была не так глупа, чтобы не поверить - и достаточно глупа, чтобы не попытаться вместе с семьей сбежать из Англии. По крайней мере, Рабастан думал, что это стало бы кое-каким решением: на поиски Паркинсонов Темный Лорд едва ли дал бы добро, по крайней мере, в ближайшее время, когда каждый Пожиратель Смерти был на счету.
- Отправьте письмо Булстроду. Как можно скорее,  - он повторил вновь, дожидаясь, пока в ее глазах появится признак восприятия, а затем рискнул распорядиться ее дальнейшим временем. - После можете отправляться домой.
В любом случае, она выглядела так ненадежно, что он поостерегся поручать ей хоть что-либо еще - так что лучше бы Рудольфусу не иметь на нее дальнейших на сегодня планов.
- И палочку Миллисенты, пожалуйста. - Он вытянул руку.
Она чуть кивнула, затем, видимо, попыталась взять себя в руки и небезуспешно, потому что кивнула еще раз, куда увереннее, протянула ему палочку, а сама торопливо принялась прятать в сумку письмо. Ну, по крайней мере, поняла, что от нее требуется, с сомнением подумал Лестрейндж, однако с каждой минутой движения Элоизы становились все четче, будто она черпала силы в неком до сей поры скрытом от нее источнике, который вдруг обнаружила.
- Я отправлю письмо немедленно и пройду по деревне, чтобы быть уверенной, что девочек, если и ищут, то пока не слишком настойчиво. Если вдруг замечу что-то подозрительное, дам вам знать, - смотрела Элоиза на Рудольфуса, но сейчас у нее не дрожали ни руки, ни голос.
Когда она вышла за дверь, уверенно и с прежним апломбом, Рабастан развернулся к брату, оглядывая девочек.
- Ты хорошо помнишь поместье Булстродов? - негромко поинтересовался он у брата.

Элоиза покорно приняла от него фляжку обратно, сжав ее до побелевших костяшек, однако пить не стала, наблюдая, как к Рудольфусу возвращается его прежний облик.
И только когда он вновь стал собой, отвела взгляд, пряча фляжку, не отвечая.
Рудольфусу ее ответ и не требовался: он прочел его в ее взгляде и теперь тяжело обернулся обратно, обнаруживая, что и действие оборотного зелья Рабастана не затянулось.
Горящий справедливым негодованием взгляд Миллисенты оставил Рудольфуса равнодушным: в словах его младшего брата действительно была истина, они не собирались причинять обеим школьницам вред без причины. По крайней мере, таким был план, но, в отличие от Рабастана, у Рудольфуса были свои отношения с причинно-следственной связью, и он не предпочитал помалкивать, предоставляя брату уверять девчонок в том, что они в относительной безопасности.
Он оперся на закрытый пыльной тканью остов комода, выжидая, пока перо царапало по пергаменту, пока Рабастан вычитывал текст, унесся мыслями в воспоминания о поместье Булстродов, и только когда брат обратился к застывшей у противоположной стены Элоизе, вернулся к происходящему.
Его тяжелый взгляд лучше любых слов Рабастана намекнул на то, что Элоизе лучше бы не делать глупости, и та вроде бы взяла себя в руки. Непреложный обет стреножил ее не хуже Метки, объединившей Ближний круг Пожирателей Смерти, и Рудольфус уверен, что ведьма сделает все, что ей скажут: месть всегда обходится дорого, не говоря уж о том, в какую цену выходит связь с Лестрейнджем.
Он кивнул в ответ Элоизе, не утруждая себя иным ответом: она знала, что ей грозит, если она не будет осторожна. Они с Рабастаном смогут уйти, а вот ей, не отличающейся талантами в боевой магии и не имеющей необходимых навыков, останется только уповать на милость Аврората, в которой ей - Лестрейндж ухмыльнулся своим мыслям - откажут, стоит лишь ей упомянуть, что она делала и для кого.
Не пряча ухмылки, он встретил взгляд и вопрос брата.
- Не хуже, чем Холл, - самоуверенно ответил Рудольфус, приближаясь к Миллисенте, с легким намеком на любопытство оглядывая ту, в кого вырос младенец, однажды побывавший на его руках.
- Посмотри на меня, - чуть ли не пролаял он требовательно, останавливаясь перед Булстрод и нависая над ней. - Хочешь знать, что я тебе сделаю?
Его пальцы вцепляются в шею Миллисенты сзади, через воротник теплой мантии, через шарф, и Лестрейндж чуть сжимает хватку, демонстрируя, что в его силах сдавить так, что тонкие позвонки хрустнут под его волей, голова бессильно поникнет, а жизнь уйдет.
- Если твой папаша не идиот, то ничего. - Тон Рудольфуса не оставлял сомнений, что этот вариант развития событий порадует его меньше всего. - Если заартачится - вы оба пожалеете. Мне даже не придется тебя убивать для этого.
Рудольфус тугодум, но если уж он напал на идею, которая кажется ему стоящей, так просто ее не оставит, а сейчас ему именно что приходит в голову стоящая идея.
Он отступает, не отпуская девушку, заставляя ее подняться на ноги, разворачивается к Рабастану, как будто желая похвастаться добычей.
- Она может выносить твоего ребенка, Баст. Она чистокровная, молодая,  - его взгляд падает на Асторию, притаившуюся поодаль. - А лучше возьмем обеих, увеличим свои шансы в два раза. Заручимся поддержкой отцов - но пообещаем только жизнь дочерям, а заодно обманем проклятье.

Рудольфус переводит взгляд с одной девки на другую, наклоняется к Миллисенте, смотрит на брата поверх ее головы.Ему по большому счету без разницы, с кем собирается залезть в койку его брат, но кое-что его гложет. Не то чтобы у него были основания подозревать в Рабастане любовь к грязнокровкам, но чистокровные ведьмы наперечет - и две из них у них в руках,так зачем отказываться.
Рудольфус не боится ни Булстрода, ни Гринграсса - он вообще никого не боится, и в словах брата его цепляет другое. Та часть про ребенка.
Он рывком разворачивает Миллисенту лицом к себе, проходится по ней, по ее телу оценивающим взглядом. Ей никак не меньше пятнадцати, она родилась до того, как все пошло прахом, и все же она молода. Слишком молода - не сможет выносить ребенка Лестрейнджа. К тому же потребуется немало ритуалов - и Булстроды наверняка защищены собственной родовой магией. Кто знает, как отразиться на ребенке насилие над матерью без соответствующих брачных ритуалов, отдающих ее во власть мужа.
Он с сожалением осматривает Гринграсс - та еще моложе, но не менее чистокровна.
Нет, больше мороки и слишком много рисков, думает Лестрейндж, который во всем, что касается этого наследника для рода, проявляет обычно не присущую ему и на унцию осторожность - точь в точь длиннохвостый кот на фабрике по производству кресел-качалок.
Он отталкивает Миллисенту обратно на стул, наставляет палец на нее - но слов нет, и он просто угрожающе проводит перед ней воображаемую черту. И оборачивается к брату.
- Разбирайся, - бросает в ответ, сверля Рабастана яростным взглядом. - У тебя осталось не очень-то много времени.
У них обоих осталось мало времени, но у Рудольфуса хотя бы есть выход даже в той ситуации, если Баст свою часть договора не исполнит.
Он не убил бы брата, будь у него другой вариант, но ради рода... Ради того, чтобы род был продолжен. Эта мысль отдается в нем теплотой воспоминания о том декабрьском вечере, когда Беллатриса пообещаала ему сына - и приняла то, что он сделал с ней и для нее. О том, как отреагировала родовая магия, сгустившаяся вокруг них плотным приветливым коконом.
Каким он почувствовал себя всесильным, способным на все - и с тех пор с каждым посещением Холла, даже мимолетным, это чувство только росло и крепло. Магия чувствовала, что они с Беллатрисой готовы, и дарила их своей милостью.
Не Рабастану было вставать на пути Рудольфуса, на пути к его долгу.
Он начинает тяжело шагать по комнате, чтобы убить время. Терпение не в числе его и без того считанных добродетелей, но сейчас ему кажется, что время тянется отчаянно медленно, и, чтобы занять себя, он снова цепляется к брату.
- Когда назначенное время выйдет, разделимся. Я возьму эту, - он кивнул на Асторию, - а ты - вторую. Аппарируешь с ней в поместье и велишь Булстроду вновь выставить купол, оставив небольшую лазейку... Галерея на втором этаже по-прежнему на месте? - внезапно спрашивает он у Миллисенты и кивает, дождавшись ее ответного кивка. - Заплатишь жизнью, если соврала мне сейчас.
Снова разворачивается к брату.
- Велишь Герберту оставить лазейку там, и пусть пошевеливается. Я аппарирую через пять минут после тебя. А потом мы начнем совсем другие разговоры.
Улыбка на лице Рудольфуса больше похожа на каменную бездонную щель, притаившуюся на маковом поле, и эта улыбка е сулит ничего хорошего Герберту Булстроду.