Алиса, не бойся: я тайны не выдам,
А ты завтра днём дошагаешь до края.
Всё с клетки на клетку, по старым обидам,
Не то - куклой-пешкой, не то - оживая.

Алиса, поверь мне: кончается правда,
На бал все нацепят дешёвые маски.
Не честь и не совесть - пустая бравада,
От искренних слов - недалёко до сказки,

Алиса. Ты слышишь, как падает время?
Беснуется бездна, играя с годами...
Ты только держись, не вставай на колени,
Как знать, может мы
                                         потанцуем
                                                               на грани.
(ц) Humpty_Dumpty

Ей бы просто уехать куда-то деньков на пять,
Перестать быть массовкой в обыденном интерьере,
Научиться не думать, не жаждать, не требовать, не желать,
Молча длинные складки на простыни расправлять,
И поверить. Вот взять и кому-то всерьез поверить.
Но она продолжает легально в окно сбегать,
Поклоняясь, как идолу, тени закрытой двери.

У нее сотни тысяч причин возвращаться в мир,
Где ее ипостась однобока, скучна и жалка.
Грань дозволенных рамок ее обозначил сухой пунктир,
Она эту любовь износила до круглых огромных дыр,
И любви этой место теперь на заброшенной старой свалке.
Тот, кто должен был светом ей быть, стал предатель и конвоир,
Треплят душу и совесть любые его ремарки.

Ей бы крылья расправить, не мешкая взять разбег,
Весь тяжелый багаж опрокинув в пучину сухого быта,
Но размытыми тропками льются предательски из под век,
Устья вечных по-женски извилистых горных рек,
И боязнь, как в той сказке, остаться одной с корытом.
Так уж вышло, что Женщина - меньше, чем человек,
А скорее структура, замес из борделя и общепита.

Когда кто-то орет о величии права на выбор своих свобод -
Она молча вздыхает, и держит на темечке небосвод.
(с) Екатерина Цойлик

ты просишь - держись - и приходится быть сильнее
своей же мигрени, своих же ночных кошмаров,
хотя ни надежды, ни кофе уже не греют
и хочется сжаться и плакать, как от удара.

я вру, что держусь, но за что мне, скажи на милость,
держаться, когда мои руки сжимает стужа?
и кто виноват, что ноябрь перекроил нас
по образу и подобию льда на лужах?

прозрачны, тонки - прикоснуться друг к другу страшно.
а вдруг что-то важное может внутри сломаться?
поставлена точка, но это не так уж важно.
добавь запятую: оставить нельзя остаться.

не хочется думать, как сильно мы охладели.
зима будет долгой - такое всегда пугает.
я всё ещё верю, что что-то придёт с апрелем
и все мои слёзы - о нас - наконец растают.
(с)Олисс

Ваше высочество, как с Вами быть?
Снова фингалы, занозы, царапины…
- Няня! Я пластырь смогла раздобыть!
Чуть поискала по ящикам папиным…

Все для двоих: для Него и меня
Мне – на коленку и на нос для Пуфика.
Дрался он лучше любого коня,
Хоть он и пони…
- А где Ваша туфелька?

- В схватке метнула ее во врага
Целилась в глаз, а попала… в дворецкого
Тот уронил оленячьи рога,
Те, что прислали от хана турецкого.

- Ваше высочество, что за слова!
Может быть, все-таки переоденетесь?
С Вами так шумно… Болит голова.
- Пластырей много – мы с вами поделимся!

Мне пластырь на руку, Вам – на парик!
Пуфу - на окорок, чтоб за компанию.
Няня, Вы слышали? Что там за крик?
Пуфик! За мной! Мы не так сильно ранены!

- Стойте, принцесса! Постойте! Куда?!!
Вы в панталонах, а платье на вешалке!
- Няня, родная, но там же беда!
- С Нашим высочеством в топку, аль вешаться…

- Няня! Нам больно! А уху за что?!
Ай-ай-ай-ай! Няня, только не за уши!
Лучше за косу!
- Что это за тон?!
Вот подрастете, и выйдете замуж и…

- Замуж не надо! И так нелегко!
Мы с Пуфом с детства к мученьям приучены:
Все заставляют нас пить молоко,
Платье носить, вышиванием мучают…

Дело принцессы – сидеть вышивать
Крестиком, гладью… Не крестиком-ноликом!
- Няня! Но я так хочу выживать
В битвах…
- Ровнее сидите за столиком!

- Эх… настучали по попе ремнем…
Нам не впервой расставаться с обидами!
Вырасту принцем, а Пуфик – конем!
Пусть нам все принцы и кони завидуют!
(с) Саша Бест

Он хотел уехать, но не было билетов,
он хотел растопить весь снег - наступило лето.

Он хотел поднять флаг, но поднял лишь тряпку,
он хотел накормить дворнягу - ту убили на шапку.

Он хотел идти - дожди размыли дорогу,
он хотел спасти всех людей - но их слишком много.

Мечты сожгли душу, вино сожгло тело,
и было так страшно, но надо же что-нибудь делать...

Он вышел из дома в два часа три минуты,
сел в набитый трамвай с неизвестным ему маршрутом.

По бокам были две бабки, сзади дядька в фуражке,
впереди была девчонка, ее волосы пахли ромашкой.

Он на миг позабыл про Восток и про Запад,
только трясся на задней площадке и вдыхал этот запах.

На конечной он подумал: - Куда я еду? -
Он пробился сквозь толкучку и вышел. Она вышла следом.

Он стал ей говорить о спасении мира,
а она улыбнулась и сказала: - Какой же ты милый... -

Он стал ей толковать о великом деле,
но она взяла его за руку, и они полетели.

Через море и горы, на самый край света,
в прекрасную страну, которой и на глобусе нету.

Построили дом, окружив его садом,
и счастья не звали - ведь счастьем был тот, кто был рядом.

А потом родились дети. Девочка и мальчик.

Жаль, что все это сказка.

Интересно же, что было дальше...
(ц) Айриэн

Гнуть ли, не гнуть, не согнется линия,
Разве что спину твою согнет.
— Что тебе: красное или синее?
Нет, не зеленое. Не пойдет.

Слушай что скажут. Не будь несдержанной.
Не выставляйся, сойдет и так.
— В беленьком куколку или в бежевом?
Что за капризы — ружье и танк...

Разницы нет, хорошо ли, больно ли, —
Топай по атласу здешних мест:
Влево и вправо по яме с кольями,
Вверх и вперед — перекрыт проезд.

Кончилось всё, что могли вытрушивать.
Медленно, верно растет броня.
— С чем тебя: с луком или с петрушечкой?

— Как-нибудь без меня.
(ц) Айриэн

Вот когда за горло ухватит болью (и не взвидишь свет, не почуешь тьму) - не помогут тут ни осина с солью, ни клинок, в рябинном кален дыму. Волшебство такое, приятель, дело - обожжет врага, отпугнет зверей, что испачкал - сделает снова белым, наведет мосты через сотню рек. Призовет химеру на чай с печеньем, распылит валун, как песок в горсти, посчитает "пи" до любых значений, если надо - можно и до пяти. Защитит от мора, морей и моли, в жаркий летний день раскидает снег.

Но бессильна магия против боли. Ничего, увы, не придумать с ней.

Здесь у нас не сотни, а сотни сотен важных книг, тугих колдовских томов. Здесь такое прячется в переплетах - ты б за жизнь свою прочитать не смог. Всё: рецепты зелий, да карты кладов, да узор ковра, чтобы мог летать...

Есть один совет, чтобы с болью сладить. Не волшебный, каждый сумеет так. За руками смотришь? Гляди на блюдце, наливное яблочко покати; вот узоры тянутся, вьются, вьются, в тридцать девять царств без одной версты. Тридцать девять царств, тридесятый витязь молча смотрит в темный глухой экран; и царевны-Лебеди карта бита, а Иван... как водится, он дурак. Кто-то, в дождь лицо запрокинув, бродит по пустым дворам, распугав котов. Кто-то тихо плачет, а кто-то вроде зубы стиснул - к бою, ваш-мать, готов. Кто-то спит в обнимку с чужой гитарой, иль играет в покер с самим собой. Во вселенной нашей - огромной, старой - каждый миг свечою мерцает боль. От любви, от памяти, от обиды, от того, что снова не позвонил, слишком мелких искорок не увидеть, и нельзя винить, а кого винить?

Да, я знаю, плохо. Хоть вой, хоть тресни, хоть рычи барбосом в ночную тьму... Дай мне руку, хочешь - мы будем вместе? Протяни ладонь, я ее возьму. А потом - другому тяни, не струхни. Нас так много, искорок в темноте. Кто-то вдалеке включит свет на кухне, кто-то тихо ляжет без слез в постель. Улыбнется Лебедь дурной привычке, да Ивана вроде отпустит чуть. Зажигает небо от спички спичку, люди держат Землю - плечом к плечу.

Тридцать девять царств пробежит дорога, за пустынный край, за зеленый бор. Просто боль, разделенная на многих - это лишь частичка, почти не боль. Это лишь кусочек, витраж узорный, рыцарь с витража, напои коня.

Небо стало серым - а было черным.
Протяни мне руку. Коснись меня.
(с) Волколис

Говоришь сам себе, что прошла зима,
пережил то, что смог; что не смог, — оставил
так, как есть; не сошел до конца с ума,
закалился в процессе не хуже стали,
вышел в мир, осмотрелся, раскрыл ладонь -
подкормить голубей у седой скамейки,
рассказал им, что свил сам с собой гнездо
там, внутри, где прописан до самой смерти,
рассказал им, что видел плохие сны,
что на кухне пригрелся у батареи,
но зимы не растопишь ничем земным,
а земное в тебе, говоришь, стареет...
рассказал бы еще, но в ушах свистит,
и карман обмелел, и ладонь пустая...
иногда для того, чтобы всех простить,
одного воскресенья не хватает.
Ася Анистратенко

Зуб за зуб, любимая, кровь за кровь.
Рассмешу свирепых своих богов.
Натравлю крылатых своих волков,
Чтобы смерть твоя не была напрасной.

Каждому, кто звал тебя в том лесу,
На ладонях месть свою поднесу.
Кто вберет до капли, того спасу,
Остальных схоронят в железных масках.

Боль за боль, любимая, меч за меч.
Чары не смогли тебя уберечь.
Осень, раскрасневшаяся в заре,
Окропила листья невинно-красным.

Ничего не смысля в чужих речах,
Я забью оковами палача.
И когда отступит моя печаль,
У дверей Вальхаллы мне скажешь «Здравствуй»
(с)Саша Бест

Мальчик приходит домой, расшнуровывает ботинки,
Старенькое пальтишко вешает на крючок,
Бережно вынимает из рюкзака свой альбом с картинками,
Радостно убеждаясь — ни капельки не промок!

Ставит на плитку чайник со ржавым носиком,
Из холодильника сыр достает, колбасу, батон,
Шепчет себе: Вот я и взрослый… Ну ладно — взросленький...
Кошка выходит из комнаты, трется о стул хвостом.

Мальчик сидит у окна и глядит: вечереет, синь,
Тихий снег, дворник курит, ребята бегут куда-то...
Что-то тянет внутри: вечереет, а он у окна один,
И часы угорожающе движутся стрелками циферблата.

Мальчик щелкает светом, берет карандаш и листок альбомный
И рисует: вот рыцарь, вот солнце, а вот и принцесса в башне,
Когда просто сидишь и рисуешь — не холодно и не больно,
Даже если ты дома один, все равно — не страшно.

Мальчик слышит, как торопливо вращается ключ в замке,
В животе сотни радостных бабочек теплятся, рвут дыхание,
«Вот и мама пришла!», запах улицы, мягкий мех на его щеке,
Вот и кончились все волнения, все терзания.

- Ты поел? Как уроки? Что делал? Скучал? Замерз?
Мальчик радостно сыплет ответами, чайник опять горячий.
Каждый вечер понятен, вполне ожидаем, любим и прост,
И, казалось, что будет всегда так, и никогда иначе...
_______________________________________________________
Мальчик приходит домой, расшнуровывает ботинки
Чуть задевает светильник нестриженой головой,
Вспархивают над абажуром оранжевым крошечные пылинки,
Мальчик принес с собой сыр, колбасу, Playboy.

Фоном на кухне включает телек, ставит на плитку чайник,
Тишь непривычную прочь изгоняя, как едкий дым.
Тишь до сих пор ему кажется страшной, чужой, случайной,
Не привыкает к ней, хоть и живет много лет один.

Можно бы было жениться, когда был в цене и спросе,
Но не срослось, не слюбилось, судьба не скрестила и не свела...
Входишь домой, тишина, пустота, и никто не спросит,
Где ты так долго, и с кем, и зачем, и вообще — как твои дела.

Так и сидит, дым пуская по кухне, на кромке ночи...
И, говорит вдруг скороговоркой, обнявши себя за плечи:
- Я поел, на работе завал, я замерз и скучаю очень… -
Говорит, говорит, говорит… И становится как-то легче.
© tsoylita

Голову выше, брат...
Понимаю, что тяжко это.
Лента латунных слов...
Что война всё равно догонит...
Там в облаках нас всех
Резвые ждут кони...
Знаешь... они у тебя
Белого цвета...

А за чужой рекой... рухнул сгоревший мост
И понесла вода в Вечность ответы...
Искрами в небесах... тонны уставших звёзд...
Из под копыт коней...белого цвета...

Голову выше... зной
Точно бритвой в сухие губы...
Старенький фильмоскоп
Извечное сдвинет небо...
Прошлое никогда
Нам не заткнуть в Небыль...
Время чеканит шаг...
Медные трубы...

А за чужой рекой... в пепельном взоре дня
Сотни солдатских душ... в камень одетых
Тихо к своей луне каждый ведёт коня...
Тянется в Небо нить... белого цвета...

Голову выше... смерть?
Нам ли жалеть об этом?
Флаг ей в беззубый рот
Грубой мужской рукою...
В наглых прицелах ламп
Небо смотри какое!
И кони на облаках...
Белого цвета...

А за чужой рекой... лица ушедших снов
В чётком своём строю... смотрят на это...
В Небе ночной галоп бешенных скакунов
В Небе... табун коней...белого цвета...
(с) Гладышев

Так остаешься один, затерянный где-то
между песков и солнечности огня.
брат мой,
вокруг меня происходит лето.
Лето вокруг меня.

Так остаешься - до глаз закованный в латы,
твердый и неподвижный, как сталагмит.
Вот я стою на улице с автоматом:
это - война.
Война как способ любить.

брат мой,
мы были из тех, кто всегда играет,
тех, кто даже сквозь ад проходит легко.
Только волчата ведают путь до рая -
прямо, налево, в небесное молоко.

брат мой,
мне кажется, мы с тобой доигрались,
мы говорили - пускай после нас потоп,
что-то уже позади - переход, кризалис,
ливни и
что потом? -
ничего потом.

брат мой, в самых отчаянных мясорубках
выживут те, кто идет по жизни смеясь,
было бы пиво,
кофе,
хорошая трубка -
брат мой, такими были и ты, и я.

брат мой, когда выгорают вечные дети?
где, на каком моменте перестают
вечно швыряться деньгами, бродить по свету,
попросту устают?

брат,
нас просеяло через такое сито,
тех, кем мы были раньше - и не зови.
Брат мой, не верь, не бойся и не проси,
да
это отлично подходит
и для любви.

брат мой, послушай - мы были ветром и медом,
солнце над трассой и у дороги пыль

Рыжая девочка приникает к гранатомету,
вскакивает в бронированый автомобиль.

Бьет по глазам отчаянный белый свет.
Доброй дороги.
Привет.
(с)Лемерт

зреет яд гремучих яблок за шипастою оградой,
зверь-октябрь греет лапы об огни чужих домов.
нынче правит межсезонье, время памяти и правды,
как же мы найдем дорогу, Энни, Энни, ангел мой?

вышел месяц из тумана, кувырнулся через ножик,
отвернулся - ликом черен, обернулся - ликом бел.
бродят тени меж деревьев, одинаково несхожи,
пожелал кому-то смерти - так иди и сам убей.

поле рыжее несжато - семь заломов на колосьях,
сторожа не уследили, много ль пугалу видать?
ветер кошкой полосатой, как клубок, гоняет осень,
пожелал беды другому? это, право, не беда.

изотри железный посох, башмаки стопчи до пяток,
зреют зернышки граната в крепко сжатых кулаках.
отражаясь в стылых лужах, зеркала играют в прятки,
не желай любви, не надо - это худшая из кар.

лучше слушай: хочешь яблок? краснобоких, спелых, сладких?
понимать беседы листьев, шелест поздних мотыльков?
хочешь плащ из паутины? хочешь платье из крылаток?
Энни, Энни, только слово - дотянись и тронь рукой.

выпей воду из копытца, в чащу ускачи оленью,
на рогах замерзнут капли, бубенцами зазвенят.
старый холм раскроет двери, поманив хрустальным следом,
впустит принца молодого, и собаку, и коня.

принц танцует до рассвета - слово крепко, чары прочны,
босоногой ли девчонке бить чужую ворожбу?
по траве крадется иней, все смелее с каждой ночью,
тускло светится корона на высоком бледном лбу.

шесть мотков овечьей шерсти размотает время-пряха,
принц проснется рано утром и не будет помнить снов.
нынче правит межсезонье - охрани себя от страха,
не желай любви, не надо... впрочем, поздно все равно.
(с) Волколис

О, Боже, ты, что за людей распят,
Скажи – лишь у тебя прошу ответа.
Мне интересно – как ночами спят,
Те, кто войну ведет из кабинета?
Кто знает, что единый их приказ –
И воздух полон дыма, смерти, пыли,
И кровь вокруг, и сотни детских глаз,
В которых взрывы навсегда застыли?
Я не пытаюсь спрашивать о том,
Зачем – за деньги? Стать мощнее, выше?
Мне просто интересно, как потом
Они своих детей целуют, дышат,
Едят и пьют, касаются жены,
И даже улыбаются, похоже,
И ночью (всё же) – спят, и видят сны,
И молятся Тебе, наверно, тоже?
Скажи мне! Я не против разобраться,
Ответом удостой меня своим!

О, Боже. Я прошу – пускай воздастся,
Пускай за их дела воздастся им.
(с) Саша Кладбище

мы из тех поколений, что - не. что - уже-не-туда.
мы не брали кольца, не спускались в подземные залы.
и над нами сияет иная - не ваша - звезда,
что дорогу на запад - не ваш, а другой - указала.

в небеса мы пускали стрелу - и летела стрела,
опускаясь в кусты меж замшелых обломков Тор Лара.
нас манил воровской Санктуарий и трепаный флаг -
позабытое знамя хранителей стен Хатовара.

в Серых Гаванях пьется другое, чужое вино,
и, валясь на кровать, забываясь тяжелыми снами,
мы не видим роханских полей и гнедых скакунов
средь высокой травы; это было не с нами, не с нами!

мы - иные. мы - позже. мы - мимо, отныне и впредь.
но - той памятью старой, уставшей, извечно-знакомой,
то, что было до нас, то, что нас породило на свет,
мы не можем забыть. нет.
мы помним.
мы все-таки помним.
(с) Волколис