Она бы перенесла эту боль и без супруга, едва не отправившего ее на тот свет, убеждена Лестрендж, однако, с целителем не спорит, опираясь лишь на свои убеждения. Ей хочется обрести в целительнице союзника, как один из рычагов давления на супруга. И когда Эммалайн вправляет ей-таки лодыжку, Беллатриса все же радуется, что не отказалась от поддержки Рудольфуса. Такую боль действительно трудно перенести в одиночку. В голове мелькает мысль про то, как Рудольфус вправлял себе плечо в камере под руководством Долохова, его крики. Лестрейндж сбрасывает платье, отгоняя прочь совершенно не нужные сейчас мысли.
Беллатриса терпеливо позволяет Вэнс произвести осмотр, повторяя в голове, словно мантру, что они не издеваются на пару с Рудольфусом, и что это делается ради ее же блага. В конце концов, она уже не хромает, это хорошо. С синяками Эммалайн могла бы и не заморачиваться - к вечеру непременно появятся новые, зная Рудольфуса. Когда колдомедик доходит до клейма, Беллатриса улыбается. Мысленно, конечно. В реальной жизни улыбаться нельзя. Лестрейнджу, чего доброго, взбредет в голову, что ей понравилась экзекуция, а ей совсем не хочется повторения. Беллатриса просто молча радуется мысли, что, скорее всего, ей удастся переманить Вэнс на свою сторону.
На словах о шраме Беллатриса поджимает губы. Ну и ладно. Это она переживет. Все равно под корсетом, когда она уже сможет вернуться к нормальной одежде, ничего видно не будет. Жаль, что придется распрощаться с открытыми вырезами на спине, но это она тоже переживет. Тем более, напоминает себе Лестрейндж, она уже не в том возрасте, чтобы кокетничать голой кожей. И открытые спины были модны совсем давно. Было бы неплохо посмотреть каталоги. Ах, да, у них же конфисковали имущество. Кажется, она не совсем о том думает в присутствии пленной Эммалайн и садиста-Рудольфуса. Беллатриса натягивает не сидящее на ней маггловское платье, еле добытое Питером. Где он, кстати? Ах, да. Она же отослала его за клубникой, не растущей в августе. Как бы сказать об этом Рудольфусу? А впрочем, не стоит ему об этом знать. Лестрейндж раздраженно выдергивает плечо из-под руки Рудольфуса. Это не та ласка, которая ей нужна от него. Беллатриса не хочет, чтобы до нее снисходили. Беллатриса хочет, чтобы ею восхищались.
Зато официальное лишение Баста мансарды забавляет Беллатрису. Она даже вяло улыбается. Впрочем, особенного торжества она не испытывает, помня, какой кровью обошлась ей эта война, а также их непродолжительное с Бастом перемирие.
- Баст, у тебя есть шанс удержать за собой мансарду, - не удерживается от фырканья Беллатриса, когда Рабастан начинает стягивает рубашку, - двигайся сексуальнее, и Эммалайн, возможно, предложит тебе не спускаться в гостиную. Она чистокровная, я буду рада племяннику.
Беллатриса бросает взгляд на Рудольфуса и осекается. Меньше, меньше шуточек в присутствии человека без юмора, тем более, что ей бы хотелось поприсутствовать при осмотре Рудольфуса. Его кашель куда хуже Бастовского, как и хромота. Ей важно знать, остаток дней она проживет с инвалидом или нет.
Лестрейндж дожидается, пока Эммалайн отвечает на все вопросы Рудольфуса, потом снова встревает.
- Мне нужны прогулки на свежем воздухе, каждый день, - Беллатриса пристально смотрит на Эммалайн. План прост - она вымотает Рудольфуса ходьбой. Пусть его энергия, накопленная в Азкабане направляется в русло, отличное от семейного насилия, - что с хромотой Рудольфуса? Это лечится? - Беллатриса нетерпеливо постукивает ногтями по стене, потом ненавязчиво убирает бутылку с виски из-под руки Рудольфуса. Ей не нужен напившийся муж. Тем более на голодный желудок. Пожалуй, зря она Пита отослала.
Старые счеты (24-25 августа 1995)
Сообщений 31 страница 33 из 33
Поделиться3127 марта, 2015г. 15:02
Поделиться3220 апреля, 2015г. 21:55
Вэнс хмурится, наблюдая за братьями Лестрейндж. Она никогда до этого дня не встречала Рудольфуса в живую, в то время как Рабастана когда-то знала достаточно хорошо - и теперь вот мысленно сравнивает и анализирует их. Можно сказать, составляет психологические портреты своих тюремщиков а-ля пациентов. Её порядком удивляет то, какими разными могут быть представители одной семьи, тем более связанные таким близким родством. Впрочем, у неё ещё будет время для анализа фактов такого рода. Как и время для того, чтобы приглядеться к братьям Лестрейндж.
Рудольфус говорит о "списке всего необходимого", и Эммалайн, не до конца успев собрать своё "непробиваемое" спокойствие в кулак, едва ли не расплывается в улыбке от предвкушения. Списки? Это как раз то, что Эмма любит. Всё самое необходимое? И это она любит тоже. Эмма не любит только пытки и угрозы своему здоровью, а вот списки необходимого - по её части.
Эммалайн приступает к осмотру Рабастана. Здесь, кажется, ничего особенно критичного, хотя истощение организма налицо. Конечно, удивляться тут нечему. Азкабан - не курорт. И даже не захудалый дом отдыха для бюджетников.
- Достаточно скоро хватятся, мистер Лестрейндж, - не прекращая осмотра, отвечает Вэнс старшему из братьев. - Вы же соизволили пригласить меня в Вашу обитель прямо в начале моего дежурства.
Это должно было звучать издевательски, но почему-то не звучит. Вэнс снова возвращается к тону светской беседы. Кажется, так ей проще расслабиться. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Хотя...
Конечно, первой забьёт тревогу Мартелл, которого она так и не сменила. Потом, по накатанной, все коллеги - в том числе Бесси, её, Эммы, первая ученица и добрый друг - одна из немногих, о ком Вэнс могла так сказать. Да собственно, скорее, единственная. И Миллисента. Любимая крёстная дочь, которая будет очень переживать, потеряв связь с крёстной матерью.
Эммалайн произносит простенькое диагностирующее заклинание, чтобы понять, какой именно кашель Рабастана имел в виду Рудольфус. Чахотка в лёгкой форме. Именно это озвучивает Эмма и поворачивается к старшему Лестрейнджу, пристально глядит на него несколько секунд.
- В гораздо более лёгкой форме, чем у Вас. - О, Геката, да хрипы слышны в радиусе метра! - Но Вами мы ещё займёмся. А денег у меня с собой вполне достаточно. - Кошелёк с "переадресацией" в гринготтский сейф Эмма держит при себе всегда, потому что всё равно совершенно не умеет тратить деньги. А зарплаты у целителей неплохие, слава Мерлину. Она снова поворачивается к Рабастану. Нос бывшего соседа по парте выглядит, мягко говоря, не очень. - Будет не очень приятно, - Эммелина морщится, словно представляя, что сейчас почувствует Рабастан. - Эпискеи!
Ещё раз морщится, зато нос уже выглядит так, как было, хм, задумано природой. Эмма не хочет знать, как и когда Рабастан получил эту травму. Хотя, разумеется, догадывается.
- Итак, снова Укрепляющее. И зелье от чахотки - я изготовлю. - К счастью, болезнь, скосившая столь многих магглов до появления у них нормальной медицины, была совершенно неопасной для магов. - Просто дозировка будет разная для вас обоих. - Неодобрительно косится на старшего Лестрейнджа. - Шрамы, конечно, серьёзные. Можно попытаться сделать их хотя бы бледнее, если хотите, но изготовление бальзама от них займёт некоторое время. Мадам Лестрейндж, - Эммалайн снова обращается к Беллатрисе, - Вы это верно заметили о прогулках. Что касается хромоты Вашего мужа, то мне прежде нужно его осмотреть. - Как бы ни хотелось ей оттянуть этот момент... - Присядьте, пожалуйста, мистер Лестрейндж, и подкатайте штанину.
Осмотр не даёт обнадёживающих результатов. Кость находится в ужасном состоянии, даже непонятно, как Рудольфус вообще способен передвигаться с такой-то криво сросшейся костью. Но хуже всего то, что вылечить больную конечность можно только одним - далеко не самым приятным - способом. Встав с колен после осмотра ноги Рудольфуса, Эммалайн произносит всё то же диагностирующее заклинание и хмурится, получая точные результаты своего осмотра.
- Очень, очень запущенная чахотка, - сетует женщина, мысленно в который раз ужасаясь условиям в Азкабане, - пожалуй, в зелье для Вас я дополнительно добавлю кое-какие травы, скажем так, чтобы сделать лечение более эффективным... - Про ногу говорить, конечно, не хочется, но испытующие взгляды Лестрейнджей чреваты новыми Круциатусами, поэтому Вэнс озвучивает свои мысли вслух, хотя не собиралась делать этого. - Мистер Лестрейндж, Ваша нога в действительно плачевном состоянии. Я могу вернуть Вам свободу передвижения, Вы сможете снова ходить без хромоты и боли, но само лечение будет очень неприятным. Мне придётся удалить Вашу кость и дать Вам выпить Костероста.
"И убойную дозу снотворного. Потому что, если он не будет спать ночь из-за режущей боли в ноге, я стану трупом раньше, чем скажу слово "Мунго"".
Эммалайн, стараясь выглядеть как можно более бесстрастной, достаёт из кармана платья маленькую записную книжку. В кармане пальцы натыкаются на гладкий угол пачки сигарет, и Эмма с тоской думает, как актуально было бы сейчас покурить. Наколдовав себе перо и баночку изумрудно-зелёных чернил, Эммалайн оставляет эту баночку висеть в воздухе и быстро пишет на листе из записной книжки список тех ингредиентов, которые нужны ей для лекарственных зелий. Котлы. Разные котлы, вот что ещё ей понадобится. И, конечно, было бы неплохо раздобыть как можно больше склянок. Наколдованные - такие непрочные порою... Эммалайн не вполне понимает, как Лестрейнджи, находящиеся вне закона, собираются это всё раздобыть, ведь они же, мягко говоря, немного вне закона. Но не спрашивает ничего - Рудольфус ведь сказал, что у неё будет всё для лечения.
Отредактировано Emmeline Vance (21 апреля, 2015г. 05:54)
Поделиться3321 апреля, 2015г. 17:34
Рабастан подчиняется, хотя и упорствует, что в порядке. Упорствует, но все же раздевается, нехотя снимая рубашку.
Рудольфуса раздражает медлительность, эта легкая отстраненность брата, как будто он здесь и одновременно где-то в другом месте - он человек действия, а не размышления, ему нужны мгновенные реакции.
Когда Беллатриса раздраженно дергает плечом, Лестрейндж этого практически не замечает, поглощенный диагностикой, проводимой Эммалайн Вэнс.
Четырнадцать лет они были в когтях каменного проклятого острова. Четырнадцать лет ждали смерти. Четырнадцать лет дрожали на ледяных сквозняках, проникающих даже сквозь толстые стены.
И это его вина. Он привел свою семью туда, где мысли о смерти кажутся долгожданными.
Где безглазые твари высасывают день за днем даже мельчайшие проблески надежды и радости - даже намеки, призраки, воспоминания о счастье. И раз уж Милорд дал ему второй шанс, он постарается на этот раз разыграть свои карты иначе.
И брат, и жена выглядят жалко, избавляясь от маггловских тряпок - тощие, кожа покрыта едва зажившими шрамами и ссадинами. Даже по-семейному смуглый Рабастан выглядит трупно-серым, что уж говорить о белокожей Беллатрикс.
Рудольфус не хочет, чтобы его видели таким, но помощь ему необходима.
Он отставляет изрядно опустевшую бутылку на тумбу, недоумевающе взглядывает на жену, услышав ее слова - соль шутки до него не доходит, и он велит Беллатрисе помолчать. Она замолкает даже раньше, отворачиваясь.
Итак, хватятся скоро - однако они аппарировали несколько раз, отследить такой след будет затруднительно. Насколько помнил Рудольфус свое прошлое в Отделе магического правопорядка, выяснить конечную точку нескольких аппарирований невозможно, если не использовать мощные артефакты и команду заклинателей. Да и в этом случае понадобится не меньше пары недель, чтобы распутать клубок оставленных трансгрессией нитей, учитывая, что наверняка от Мунго аппарирует в день несметное множество магов.
Время пока терпит, но все же этот коттедж не вечен - только на первое время, пока они не придут в себя, не вернут старые знакомства. Не получат приказа.
На слова о чахотке Рабастана он кивает, а вот на уточнение о своей, куда более тяжелой форме, хмурится. Не нужно его семье знать о нем такие вещи.
- Вы с Рабастаном отправитесь в аптеку чуть позже, - ухватывается он за ее ответ о деньгах. Пусть пока выкупает свою безопасность и ровное отношение, думает Рудольфус. О дальнейшем он позаботится сам.
Когда целительница доходит до его ноги, он не колеблется: взгляд жены просто не оставляет ему возможности иного решения.
- Оба - вон, - приказывает он Рабастану и Беллатрисе.
- Вон, - повторяет чуть громче, замечая выражение неповиновения на лице супруги. Она горько пожалеет, если не подчинится - и они сверлят друг друга долгими взглядами.
- Уведи мадам Лестрейндж, - не отрывая взгляда от жены, четко проговаривает Рудольфус. С его братом можно иметь дело - Рабастан не может не подчиниться, если ему приказывает глава рода. А вот одна из Блэк - иной случай, и если в итоге все равно будет, как он хочет, они придут к этому через ее кровь и боль.
Когда брат и Беллатриса покидают спальню, Рудольфус тяжело опускается в кресло по просьбе целительницы и вытягивает ногу. Даже от такого простого жеста после ночи, полной активного движения, колено пронзает раскаленная спица.
Рудольфус непонимающе смотрит на тумбочку, куда ставил бутылку, но виски нет.
Неправильно сросшийся сложный перелом делает его ногу похожей на корневище старого дерева - покрытую набухшими венами, шрамами, неровную и синюшную.
Судя по тому, что Вэнс не спешит его ободрить, дело не очень хорошо - а Рудольфус всегда ценил свою физическую форму и многое бы отдал, чтобы вернуть прежнюю легкость передвижения и перестать чувствовать себя старым и ущербным.
Но когда целительница поднимается и, никак не комментируя состояние давнего перелома, принимается диагностировать его и дальше, он тоже находит в себе силы промолчать, хотя испытующе смотрит в лицо женщине. Он все равно заставит ее сказать все, и они оба это знают.
Мотаает головой на слова о чахотке - от нее не умирают, разве что задохлый Крауч - а вот при упоминании ноги внутренне подбирается, сверля Вэнс взглядом.
- Удалить кость - звучит не слишком-то хорошо, - медленно проговаривает он, наблюдая за тем, как ведьма принимается составлять обещанный список необходимого.
- Но вы принесли мне Непреложный Обет. И вы боитесь смерти, - продолжает озвучивать свои размышления Лестрейндж, закуривая и поднимаясь на ноги. - Полагаю, вам не нужно говорить, что подробности моего осмотра должны остаться между нами двумя? Это условие вашего выживания, мисс Вэнс.
Рудольфус не угрожает, но она должна это знать - иначе Беллатриса, да и Рабастан наверняка покажутся ей убедительными. И тогда пусть вспомнит его доводы. Его Круциатус. Скримджера, осевшего на стуле без сознания.
- И вашу палочку, она вам не понадобится пока. Мансарда напротив. Будьте готовы к выходу в лавку ингредиентов. - Забирая у Эммалайн волшебную палочку, Лестрейндж чуть ли не с жадностью сжимает еще теплое от только что примененной магии древко. За четырнадцать лет он отвык от этого податливого тепла, самое время вспоминать.
- Ужин вам принесут в мансарду, - он кивает целительнице на дверь из спальни.
До второго этажа добираются ароматы готовящейся пищи - видимо, старается Петтигрю.
Никогда еще Рудольфус не был так неуверен в завтрашнем дне - и так полон жажды деятельности.