Свалив на диван в гостиной старую добрую Эммелину Вэнс, Рабастан отправился наверх под бодрые комментарии Рудольфуса. Одного взгляда на брата хватало, чтобы с очевидностью утверждать, что тот едва не счастлив, заполучив Руфуса Скримджера. Теоретически, Рабастан тоже имел, что предъявить аврору - но все портило осознание того факта, что теперь в гостиной их более чем ненадежного убежища глава Аврората, а не просто маг, к которому у Лестрейнджей накопились особые счеты. Вытирая с лица пот - в какой-то момент этой душной ночи братьям пришлось пробежаться - Младший поднялся в мансарду, где с нескрываемым удовольствием избавился от тряпок мадам Боунс. К счастью, Питер обеспечил их приличной, хоть и маггловской одеждой из ближайшей лавки, и Лестрейнджи ныне могли себе позволить такую роскошь, как носки и прочие приятные мелочи.
На пути обратно Лестрейндж стукнул в дверь спальни брата и свояченицы и буркнул приглашение спуститься - коли уж Беллатриса не ждала их с добычей внизу, она могла бы хотя бы теперь проявить интерес.
Сам же Рабастан если что и испытывал, то только растерянность, которую тщательно прятал от Рудольфуса - им было ясно велено затаиться и сидеть как можно тише, было велено ждать, а чем вместо этого занимаются они?
Раабстан, спускаясь, с силой сжал кулаки, прислушиваясь к звукам из гостиной. Сколько они уже на свободе? Три дня, три полных дня - и в их гостиной глава Аврората. На что рассчитывает Рудольфус?

На его появление Рудольфус едва отреагировал - коротко кивнул в сторону Вэнс да вновь вернулся к своему хождению вокруг привязанного к стулу в центре гостиной Скримджеру.
От резкого вскрика брата Рабастан пришел в себя, завороженный было маниакальным поведением главы рода - как давно, хотелось бы ему знать, у Рудольфуса эти симптомы нарастающего безумия?
Отворачиваясь, Младший сжал зубы и оглядел Вэнс, безвольным тюком сползающую с низкого дивана.
Мерлин и Моргана, о чем думал Рудольфус - им же даже некуда поместить пленников, здесь нет ни роскошных потайных комнат, ни древних подземелий.
Глубоко втянув в себя воздух, Лестрейндж приказал себе не беспокоиться насчет пленников - и магией призвал палочку Эммелины. Тонкая и гибкая - никак, из ивы - деревяшка удобно легла ему в ладонь, как будто признала чистокровного мага, а затем последовала в освободившиеся ножны на боку.
Рабастан коротким рывком усадил Эммелину на диван поудобнее, обошел диван и остановился за спиной волшебницы, все еще находящейся под заклятием Онемения.
С их ракурса и Рудольфус, уже стащивший капюшон, и Скримджер были отлично видны - как и расстановка сил в этой композиции.
Лестрейндж прикоснулся волшебной палочкой к горлу целительницы и невербально снял Петрификус.
- Добрый вечер, мисс Вэнс. Добро пожаловать во временную резиденцию семейства Лестрейндж. Нам понадобятся ваши навыки в колдомедицине, а также ваша готовность внимать голосу разума. Вы готовы проявлять здравомыслие, Эммелина? Вы хорошо меня слышите? Понимаете, что произошло? - его палочка по-прежнему касалась шеи Вэнс, а пальцы свободной руки впились женщине в плечо, напоминая, чтобы она не геройствовала.

Отредактировано Rabastan Lestrange (10 февраля, 2015г. 16:19)

Эммелина всегда считала оглушающее заклятие, по сравнению с обездвиживающим, более... милосердным, что ли. Было бы куда лучше, если бы от заклинания мадам Боунс целительницу накрыла спасительная тьма. И так всё происходящее в последние тридцать секунд до этого кажется слишком сумбурным и непонятным, а тут ещё и министерская служащая ни с того ни с сего запускает в грудь Вэнс парализующее заклятие...
Совершенно нелепое чувство, словно превратилась в дурацкую тряпичную куклу. Мало того, что невозможно пошевелить даже кончиком пальца, так не получается, как минимум, и моргнуть. Трансгрессия с широко раскрытыми глазами - это, знаете ли, совсем не смешно. Мало того, что внутренности сжимает неприятным спазмом, так ещё и глаза пересыхают болезненно, очень хочется прикрыть их - и не выходит. В конце концов возникает чувство, будто глазные яблоки буквально горят, лишая женщину способности фокусировать зрение. Эммелина слышит, как её похититель - а уже, конечно, совершенно ясно, что это не Амелия Боунс, ибо на женские руки совсем не похожа - делает шаг по шелестящей траве, и понимает, что он там не один. Чей-то голос командует человеку, держащему в руках Эммелину, переодеться.
Когда похититель заходит в дом и без особых церемоний сваливает Эммелину на диван, женщина внезапно отвлекается от мыслей о боли в зудящих глазах и запоздало понимает, что было не так в сказанном чуть ранее: "Сообщи Беллатрисе". Затуманенное обездвиживающим сознание отчаянно сопротивляется абсурдной мысли о том, что она, Эммелина, знает только одну Беллатрису, ту, которую осудили более десяти лет вместе с мужем и братом мужа, а ещё младшим Краучем за... Нет, это совершенно невозможно. Как раз в это мгновение Петрификус, кажется, начинает ослабевать, потому что Эммелина с облегчением прикрывает уже покрасневшие веки, но едва она собирается попробовать пошевелить конечностью, как её накрывает повторное парализующее.
Вэнс уже собирается мысленно обругать своих похитителей такими словами, каких нигде, кроме собственного сознания, ни за что не произнесёт, как до её слуха добираются произнесённое кем-то непростительное заклятие. Женщина долю секунды уверена, что Круциатус направлен на неё, и внутренне сжимается в ожидании боли, но заклинание направлено не на неё.
Эммелина едва-едва чувствует, как её собственная волшебная палочка выскальзывает из кармана длинного платья. "Замечательно..." Неожиданно чья-то рука усаживает Эммелину ровно, предотвращая её возможное позорное падение на пол, и Вэнс чувствует, как к её шее прикасается чужая волшебная палочка, и тут же Петрификус Тоталус теряет силу над телом целительницы. Эмма начинает часто-часто моргать, пытаясь сфокусировать зрение, и, когда это удаётся, она одновременно слышит сказанные кем-то за спиной адресованные ей слова и видит перед собой то, чего совершенно не ожидала увидеть. Рудольфус Лестрейндж, который по логике вещей должен находиться в Азкабане, запускает Круциатус в главу Аврората.
"На этот раз, Эммелина, ты облажалась."
- Мистер Лестрейндж, - полушепчет-полусипит Вэнс, обращаясь, конечно, не к Рудольфусу, который занят Руфусом Скримджером, а к Рабастану - бывшему соседу Эммы по парте, ведь, несомненно, именно он стоит за её спиной, - благодарю за... гостеприимство. - Голос становится немного твёрже после того, как Вэнс нервно сглатывает. - Я надеялась, что Вы... объясните, что происходит, - Скримджер начинает кричать на старшего Лестрейнджа, а Эммелина почему-то чувствует прилив внутренних сил. - Если Вам была нужна консультация целителя, зачем же обходиться со мной так грубо?
Эммелина чувствует совершенно неуместное, какое-то болезненное веселье. Скримджер называет Рудольфуса пленником, а Эмма - тоном светской беседы и с юмором висельника - спрашивает своего похитителя.
- Или, Рабастан, Вы думаете, что я не помогла бы по... старой дружбе?

Скримджер бросает Рудольфусу оскорбление за оскорблением - и Рабастан задается вопросом, как скоро у брата окончится эта весьма мелкая чаша терпения. В какой-то степени, даже на руку самому Рабастану: пока Рудольфус увлечен встречей с главным аврором, он не переходит к Вэнс. И от той еще можно добиться какого-либо толка.
К слову, несмотря на обстановку, реагирует Эммелина с присущей рэйвенкловке рассудительностью, и Лестрейндж даже позволяет себе отчасти расслабиться: пока не было похоже, что целительница, так неудачно встретившая свою смену, собирается напасть на него, имея в своем распоряжении только голые руки.
- Признаться, я думаю, что у старой дружбы истек срок годности, - настороженно отвечает он на ее оптимистичную попытку пошутить. "Старая дружба" в их случае вообще понятие растяжимое, растяжимое почти до понятия "старой вражды", и пока Лестрейнджу  отказывает чувство юмора.
Однако кое-чего Вэнс добивается и он разжимает пальцы на ее плече. Хрупкое равновесие установлено.
И тем некстати фраза Рудольфуса о сопутствующем ущербе. Словосочетание не из лексикона брата, тот обычно и не задумывается над такими вещами, и Рабастан резко вскидывает голову, как будто Рудольфус окликнул его.
Сопутствующий ущерб, значит - вот как брат воспринимает колдомедика. Значит, приоритеты сменились, и Рудольфус, как обычно, не поставил никого в известность.
Раздражение тягучей слюной поднимается к горлу, и Рабастан поспешно сглатывает.
- Вкратце, - нейтрально обращается он к затылку сидящей перед ним Эммелины, - как вы уже догадались, на некоторое время ваша свобода перемещения и использования магии ограничена. И мы бы хотели, чтобы наша консультация проходила исключительно на наших условия.
Он намеренно употребляет это местоимение "мы", стремясь максимально отстраниться от бывшей соседки по парте. От того, насколько ему хочется по крупицам воссоздать поврежденные в Азкабане воспоминания, ощущается почти физический зуд - а от невозможности удовлетворить его у него ломят виски.
- Условия просты, - занудно продолжает Рабастан, черпая спокойствие в собственном голосе, в этих безликих и сложносочиненных фразах,  - вы проявляете максимальную лояльность и остаетесь в живых. В противном случае присоединитесь к мистеру Скримджеру в центре комнаты...
Он замолкает, прерванный Рудольфусом. А еще тем соображением, что вовсе не уверен в планах старшего брата на Эммелину Вэнс. Колдомедик и правда шел по статье "сопутствующий ущерб", так может, не стоило так оптимистично обнадеживать женщину?
- Наверху, - коротко огрызается он в ответ Рудольфусу: бежать за ведьмой Младший не собирается. В конце концов, когда брат совсем разойдется, лучше поднимется к свояченице вместе с Вэнс.
А между тем Рудольфус продолжает удерживать Круциатус - по прикидкам Рабастана, прошло никак не меньше десяти секунд. Разумеется, главный аврор был незапланированной рыбой в их сетях, но, может, стоит как следует обдумать - и использовать его более толково, прежде чем превращать в истекающий слюнями овощ наподобие Френка и Алисы Лонгботтомов.
Одновременно следить и за братом, и обсуждать условия ее выживания с Вэнс выходит не очень хорошо. Рабастан начинает дергаться, и хотя пока это внешне никак не проявляется, это дурной признак - двух дергающихся Лестрейнджей лучше не запирать в одном доме.
Глубокий вдох. Выдох. Волшебная палочка твердо лежит в руке, упираясь под подбородок целительницы.
- Я думаю, выбирать особо не из чего, мисс Вэнс, - резковато говорит Рабастан, не в состоянии отвести глаз от Скримджера под Пыточным заклинанием. - Нам нужна ваша профессиональная помощь - нам всем. И боюсь, в первую очередь... Рудольфус! Ты его просто убьешь сейчас!

Отредактировано Rabastan Lestrange (12 февраля, 2015г. 07:56)

Производственный пресс, который Скримджер как-то раз видел на плановой экскурсии министерских служащих в маггловский мир, раз за разом опускал свое стальное исполинское тело на тело самого Скримджера. Если говорить о том, что ощущение это не из приятных, то лучше уж вообще не говорить. К слову, Руфус как раз-таки и был в таком положении - не оставалось сил даже на то, чтобы раскрыть рот и закричать во всю глотку, стараясь хоть каким-то действием отвлечь себя от всепоглощающей и не терпящей компромиссов боли.
Следует добавить, что сумей Скримджер в тот момент выстроить свои мысли в некое подобие ряда, то он непременно бы заметил - палач из Лестрейнджа первоклассный. Однако, к сожалению - или скорее к счастью - соображать Руфус не мог, так что сей очевидный вывод промчался мимо его сознания как бешеный Пожиратель мимо опорного пункта Аврората.
Зубы Скримджера инстинктивно сжались настолько сильно, что, казалось, еще усилие - и они просто треснут и разлетятся на осколки под нечеловеческим натиском челюстей. Глава Аврората не мог кричать, не мог дышать и не мог даже мыслить - вокруг был только боль. Боль неестественная и чуждая миру сему. Всепоглощающая боль.
И вот, наконец, хриплый вздох вырвался из легких Скримджера. С трудом разжав неподдающие челюсти, Руфус даже не пытался открыть глаза. Зачем? В этом мире смотреть больше не на что - вокруг лишь тьма и ее детища, которые ничем не лучше всего прочего. Натиск Лестрейнджа, который закончился отступлением, все еще чувствовался в каждом мускуле. Скримджер не смог уловить того момента, когда боль исчезла.
К жизни его вернул голос Рудольфуса.
Должно быть, следовало выкрикнуть что-нибудь вроде "не обольщайся, ублюдок!", но сил на это не оставалось. Впрочем, поверьте, Руфус дорого бы отдал за то, чтобы получить совсем немного энергии. Однако...
Тем не менее, на самую малость аврора хватило. Безмолвно он чуть отвел голову назад - веревка на шее ощутимо натянулась, плевать - и что было силы дернулся вперед, слепо намереваясь хватить Лестрейнджа лбом по носу. Путы нестерпимо пережали шею, но удар своей цели достиг - с непередаваемым чувством удовлетворения Скримджер услышал хруст носа Рудольфуса. Это воспоминание оказалось последним.

- Руфус!
- Катрин? - мужчина медленно поднялся на ноги, - Где ты?
Все окружающее было застелено тусклой дымкой. Видимость была практически нулевая - стоило отстранить от себя руку, и вот уже пальцы едва можно различить под белесой пеленой странного тумана.
- Я здесь, Руфус, здесь. Иди на мой голос!
- Катрин...
Скримджер выбрал правильное - насколько ему это казалось - направление и быстро зашагал вперед. Сейчас он был не в том состоянии, чтобы рассуждать или анализировать ситуацию. Лестрейнджи канули в небытие, проблемы позади. Впрочем, воспоминание о Лестрейнджах тотчас же исчезло. Кто это? А, это те подонки, что сидят в Азкабане! Прекрасно, прекрасно...
- Руфус!
- Я иду, Катрин, милая, иду к тебе!
Под ногами проступил каменный пол. Определенно, где-то мужчина этот узор уже видел...
- Эй, Скримджер! Отбей-ка это!
Руфус молниеносно вынул палочку из кармана мантии и принял оборонительную позицию.
- Я отобью это дерьмо и покажу тебе как надо сражаться!
Парень, выступивший из тумана, навел палочку в сторону от Скримджера и сотворил Защитные чары. Мужчина опустил палочку.
- Руфус!
Спрятав оружие, аврор молча повернулся на голос и вновь твердо зашагал вперед. Видение Хогвартса исчезло.
В тумане быстро промелькнула чета Лестрейнджей, но аврор не заметил их.
- Я иду, Катрин! Иду...

Беллатриса, обиженная, что ее кинули в доме одну, лежала на кровати и даже не пошевелилась на приглашение Рабастана спуститься. В конце концов, она сейчас больше всех нуждается в колдомедике. В конце концов, Лестрейейнджи ей должны за то что кинули тут одну. В общем, сами пусть поднимаются.
Но Лестрейнджи все не поднимались. Беллатриса лежала на животе, сверля взглядом пол, служивший потолком первому этажу. Что там сейчас происходит? Какой он, привезенный колдомедик? Он рассказывает что-нибудь интересное? Это мужчина или женщина?
Любопытство в глубине Беллатрисы нарастало с каждой минутой, но гордость все еще не давала ей спуститься вниз. Лестрейндж стала думать, а не устроить ли ей скандал, когда снизу послышался шум, бессвязные вопли. Пожирательница резко села на кровати, морщась от боли в ноге.
Пережив долгую и мучительную внутреннюю борьбу, Беллатриса подхватила костыль и начала медленно спускаться вниз, прислушиваясь к происходящему внизу. Потом она встала в дверном проеме, наблюдая за происходящим в комнате. Вот Рабастан с какой-то девушкой, смотрят на Рудольфуса, больше напоминающего сейчас мясника.
Кого пытал Рудольфус, Беллатрисе разглядеть не удалось, но любопытство от этого только усилилось.
И когда Лестрейндж развернулся к девушке, взору Беллатрисы открылись сразу несколько вещей. Кровь, залившая пол лица супругу. Бессознательный старый враг семейства, привязанный к стулу. Пожирательница инстинктивно схватилась за палочку и закричала от переизбытка эмоций.
- Рудольфус, вы притащили колдомедика ради какого-то аврора, или ради семьи? В первую очередь ради меня? - возмутилась Беллатриса, когда первая волна неожиданности прошла, - колодомедик нужен тебе, - игнорируя напоминающего мешок с картошкой Скримджера, привязанного к стулу, Лестрейндж ковыляет к Рудольфусу, на ходу вытащив платок, - у тебя кровь, - женщина осторожно постаралась вытереть брызки из-под носа у супруга и почувствовала, как горячая жидкость мгновенно пропитала платок, обжигая руку.
- Лучше присядь и запрокинь голову, - ласково посоветовала Беллатриса и кивнула девушке, по-видимому являвшейся колдомедиком, мол, помощь нужно оказывать не главе аврората. Лестрейндж перевела взгляд на мужа и добавила, - ну пожалуйста.

Рабастан практически уверен, что брат захочет разобраться с его несанкционированным замечанием, однако все происходит иначе: главный аврор едва ли не предсмертным движением успевает разбить нос Рудольфусу, а затем обмякает на стуле.
Нечто, похожее на краткое злорадство, возникает где-то под кожей, однако Рабастану хватает ума сдержать эмоции при себе.
Он кивает на согласие Эммалайн. Впрочем, он не сомневался, что она сделает выбор в пользу единственно рационального варианта. Даже если он кажется маловероятным.
Однако Рудольфус, по видимому, вывел Скримджера из уравнения. По началу Младший даже уверен, что главный аврор мертв - мертв, твою мать, а они даже не успели с ним поговорить. Кто знает больше о безопасности Министерства, чем главный аврор и начальник Аврората? И вот один мертв, а вторая в Азкабане, умирает от пыток.
И как в этом случае прикажете начинать партизанскую войну?
Раздражение - вот с каким чувством Младший наблюдает за попытками старшего брата подлатать Скримджера, хотя они и указывают на то, что старый враг все же жив, а значит, есть еще шансы на информацию, если держать его подальше от Рудольфуса...
Требования главы рода к пленной целительнице, в общем, даже закономерно, и Рабастан отодвигает свою деревяшку от горла Вэнс, позволяя ей встать.
И то, что она выполняет приказ Рудольфуса, а не появившейся в гостиной Беллатрисы, выдает в ней бывшую рэйвенкловку: Беллатриса опасна непредсказуемостью, но если выбирать ее гнев и гнев Рудольфуса, Рабастан бы тоже следовал указам брата. Да и кому знать лучше, что бывает с неподчиняющимися главе рода, как не Белле?
- С Рудольфусом ничего серьезного, - негромко говорит он свояченице, следя за манипуляциями Эммалайн. - К тому же, чуть позже мисс Вэнс все равно доберется до каждого из нас.
Когда целительница просит волшебную палочку - не просит, конечно, не в той ситуации, но все равно понятно - Рабастан взглядом просит у Рудольфуса позволения. Тот не проявляет негодования, и это удача - едва ли было бы много пользы от колдомедика, обходись она голыми руками. Да и магическая кома явно куда хуже простого обморока.
- Пожалуйста, без нервных жестов,  - уточняет Рабастан. - Мне нужны гарантии, что ты не воспользуешься палочкой против нас. Империо или Непреложный Обет?
С его точки зрения, ему все равно, что выберет Вэнс - и с его точки зрения, она не так глупа, чтобы вступить в бой, но он насмотрелся и не такого. Секрет успеха - это сведение любых нежелательных вариантов к нулю, и к счастью, у Лестрейнджей есть хоть кто-то разумный в семье.

Эммелина не знает и сама, что уж лучше - Империо или Непреложный Обет. С одной стороны, конечно, Непреложный безопаснее для здоровья, несмотря даже на то, что Лестрейнджи явно поднаторели в искусстве накладывания запрещённых заклинаний, а регулярный Империус может так или иначе сказаться на психическом здоровье целительницы. Но "Империо" легко распознаётся, и потом можно было бы списать своё нездоровое желание помочь этим людям на подчиняющее волю заклятие.
Однако же, всё решают за неё. А Вэнс совсем не в том положении, чтобы ставить условия.
Эммелина медленно, словно сомневаясь в том, что нужно это делать, подходит к Рудольфусу. Нервно вздрагивает, когда старший Лестрейндж произносит её имя так, как оно было дано при рождении.
Каждый раз, когда кто-то это делает, Вэнс испытывает острую тоску по дому.
- Эммалайн, - то ли извиняясь, то ли объясняя, произносит отец, отвязывая ежемесячное письмо от дочери с лапы совы.
- Эммалин, - поджимая губы, вторит ему мать в своей неподражаемой манере и со своим неизменным французским акцентом.
Пусть Эмма никогда не получает от них ответных писем, но ей это всё представляется именно так.
- Я, Эммалайн Вэнс, - губы пересыхают от волнения, - клянусь, что сделаю всё, зависящее от меня, чтобы оказать всю необходимую семейству Лестрейндж помощь. Я клянусь, что сознательно или неосознанно не причиню им никакого вреда. - Эммалайн глубоко вздыхает. - Я клянусь, что не предприниму попыток к побегу, покуда потребуются мои услуги.
О последнем её никто не спрашивал, но Эммелина чувствует, что эта клятва обеспечит какое-никакое, а всё-таки доверие к ней. Лучше ведь им подстраховаться дважды, ибо попытка к побегу в любом случае может завершиться её смертью, а так... Да и самой Вэнс это на руку: не будет появляться дурацкое желание нажить себе дополнительных неприятностей.
Золотистые ленты танцуют причудливый танец вокруг запястий клянущейся и того, кто принимает клятву. Эмма делает вид, что всё происходящее задумано и просчитано ею заранее. Ровная спина, недрогнувший голос, невозмутимое выражение лица. Матушка могла бы гордиться. И уж то ли к счастью, то ли к сожалению, но этого она никогда не узнает.
Вэнс с явно видным удовольствием берёт в руки свою волшебную палочку. Дружественное тепло ивового дерева придаёт уверенности в себе. Эммелина ловит себя на мысли, что, даже если бы не было Непреложного Обета - того, после которого уже нет пути назад - она бы вряд ли попыталась обороняться от своих похитителей. Наверное, всё дело в банальном чувстве самосохранения.
Эммелина возвращается к телу Скримджера. Одно невербальное заклинание. Другое. Третье. Ничто не даёт нужного эффекта. В конце концов Эммелина, едва сдерживая раздражение, магией заставляет Руфуса подняться над своим стулом, будучи освобождённым от верёвок, и лечь ровно. Ещё несколько заклинаний. Некоторые произносятся вербально, с явственным нетерпением в голосе. Однако же - всё это безрезультатно.
Забывшись, чувствуя себя, как в приёмной клиники Святого Мунго, Эммелина констатирует:
- Кома магического рода, а не вызванная болевым шоком, как я думала ранее. Привести его в чувство нет возможности, во всяком случае, на данный момент. Нужно обеспечить его определёнными микстурами, чтобы рано или поздно он пришёл в себя. Иначе он зависнет в этом состоянии на долгие годы.

Услышав дополнение, которое допускает Вэнс, давая Непреложный Обет, Рабастан поднимает голову и надолго впивается взглядом в невозмутимое лицо целительницы. Странно невозмутимое, если уж говорить начистоту. Совершенно абсурдным образом контрастирующее с ситуацией в целом.
И возвращая Эммалайн ее волшебную палочку, Младший ищет в ее словах какой-либо подвох - и не находит.
Возможно, дело в шоке, который не позволяет бывшей старосте Рэйвенкло отреагировать на происходящее с ней, но возможно, дело вовсе не в шоке. Возможно, чистокровная ведьма Эммаланй Вэнс вовсе не прочь помочь Лестрейнджам. Как она сама сказала, по старой дружбе.
Неподалеку Беллатриса начинает атаковать Рудольфуса идиотскими вопросами, и Рабастан жалеет, что вообще сообщил ведьме об их возвращении - у свояченицы отсутствует инстинкт самосохранения, не иначе, по другому Младший не может объяснить, почему она принимается критиковать действия мужа на глазах его младшего брата и пленницы. Не может же Беллатриса рассчитывать, что в таком состоянии Рудольфус выслушает ее замечания?
Между тем Эммалайн безрезультатно экспериментирует с телом аврора. Лестрейндж наблюдает за тем, как ловко она управляется - мастер своего дела, без сомнения. Пожалуй, им повезло, что он натолкнулся именно на нее в Мунго - кто знает, как много пользы было бы от второго кандидата и не начал бы он оказывать сопротивление.
Вообще, готовность целительницы помочь заходит дальше ожиданий Рабастана. Он пессимистически рассчитывал максимум на диагностику под Империо и необходимость постоянно быть начеку, и теперь чувствует невероятное облегчение.
- Итак, Скримджера мы потеряли... По крайней мере, на какое-то время, - Рабастан берет слово сразу же, едва замолкает Вэнс, опасаясь, что Рудольфусу может не понравиться то, что он услышал, и сдерживается от того, чтобы не кинуть в сторону брата укоряющий взгляд. Главный Аврор мог быть их счастливым билетом - мог послужить для поиска ненаносимого поместья, отчужденного у прежних хозяев и затерявшегося в отчетах Министерства, может быть, но теперь Скримджер просто кукла, которую будет искать вся королевская рать.
Младший жалеет об упущенной возможности, но сделанного не воротишь, однако есть кое-что в словах Эммалайн, что заставляет его обеспокоенно повернуться к брату.
- Мы же не оставим его здесь в ожидании, когда он очнется? Ты сам слышал, это произойдет неизвестно когда - а его будут искать, Рудольфус. И его, и Боунс, и ее, - он кивает в сторону целительницы. - Но за него Аврорат прочешет любой угол. Нам нужно избавиться от него.

Отредактировано Rabastan Lestrange (16 февраля, 2015г. 17:18)

Эммелина всегда плохо переносила физические уроны и ломалась раньше других, но сейчас, от первого испытанного в своей жизни Непростительного Заклинания, женщина понимает, что до этого момента не понимала вполне значения слова "боль". Если уж даже пальцы Рудольфуса на горле причинили женщине невообразимо неприятные ощущения, а короткий полёт к стулу своим завершением наверняка оставил целительнице памятные синяки, то... Круциатус словно пронзает все до единого нервные окончания. Такое ощущение, будто всё тело превращается в обширную открытую рану; будто кожа отходит слой за слоем, оставляя оголённые нервы. Все пытки, о которых Эмма когда-либо читала или слышала, обрушиваются на субтильную молодую женщину на мучительные несколько секунд. Кажется, Вэнс кричит, хотя толком не осознаёт этого. На какие-то считанные секунды целительница теряется в пространстве и времени, молясь о спасительном обмороке, но воздействие заклинания прекращается так же неожиданно, как и началось.
Тело всё ещё болит, когда Эммелина понимает, что стоит на коленях около стула, опираясь на ослабевшие руки. Ещё несколько секунд уходит на то, чтобы сознание худо-бедно встало на место. Странно, но урок боли от Рудольфуса Лестрейнджа даёт женщине чисто научную информацию: "Так вот почему Лонгботтомы тронулись умом. Думаю, я продержалась бы намного меньше, чем они". Вэнс поднимает ледяные руки к лицу, стараясь остудить пылающие отчего-то щёки. Затем медленно, словно испытывая своё тело после Круциатуса, встаёт. Глубокий вдох, унимающий подкатывающую тошноту. Кажется, всё на месте, хотя ещё с полминуты назад Эммелине казалось, что её тело распадается на кусочки.
В мгновение каких-то альтруистических порывов Эммелина думает, что её коллегам по Клинике было бы в данной ситуации ещё хуже, так что сейчас Вэнс почти служит благородной цели: спасает других целителей от возможных похищений. Ведь если она выйдет из строя, Лестрейнджи, которым, несомненно, действительно требуется колдомедицинская помощь, будут похищать целителей одного за другим, пока эту самую помощь не получат, или пока в Мунго вообще не останется колдомедиков. Эта мысль отрезвляет Вэнс, возвращая ей потерянное было самообладание, побуждая её оставаться невозмутимой. Женщина распрямляет плечи, слегка вскидывая подбородок.
- Плохая целительница? - Эммелина делает вид, что никакого "Круцио" и не было, хотя её голос хрипит от короткого крика, который вырвался из её горла под воздействием запретного заклятия. Вопрос про второй шанс она так же игнорирует, хотя и понимает: второй - значит последний. Руки, которыми она разглаживает несуществующие складки на юбке, слегка дрожат, а Вэнс смотрит на Рудольфуса так, словно он её смертельно оскорбил своим замечанием.
Обиженное тщеславие. Показное бесстрашие. Не самая искусная актриса.
- Такие пациенты, как мистер Скримджер, требуют долгого ухода и стационарного лечения. Простите, если я ошибаюсь, но разве вы, - Эммелина оглядывает всех троих Лестрейнджей таким взглядом, словно это она их похитила, а не наоборот, - пригласили меня для того, чтобы я обеспечила бессрочность пыток этого человека? - Бессовестно перегибает палку, войдя в роль, как будто забывает, в какой опасности находится её жизнь. "Глупая, глупая Эммалин," - закатывает глаза матушка. - Или всё-таки мне следует заняться непосредственно вами? - взгляд Эммалайн поочерёдно ненадолго останавливается на каждом из Лестрейнджей, словно прикидывая объём будущих работ.

Когда Круциатус вновь озаряет комнату, Рабастан предпочитает опустить голову - он не склонен к сочувствию, но зато склонен к избеганию опрометчивых поступков. И хотя с его точки зрения всем должно быть абсолютно ясно, что магическая кома второй степени - это не синяк на колене, он не делает попытки воспрепятствовать пытке Эммалайн, надеясь лишь, что брат сможет остановиться до того, как целительница присоединится к главе аврората там, где он ныне находится.
Короткий вопль Вэнс проходится по натянутым нервам, как наждак по коже. Лестрейндж разглядывает паркет, не поднимая головы. Очень показательно, что Рудольфус так беспокоится о самочувствии Скримджера, но почему бы не проявить чуть больше эгоизма.
Именно эти мысли Рабастана озвучивает Эммалайн Вэнс, поднимаясь на ноги и готовая дать отпор, судя по всему, не только Рудольфусу - но и любому другому, проявившему такой показательный идиотизм.
Однако она не поднимает свою волшебную палочку, и потому ее объяснения звучат скорее профессионально-непредвзято. Чуть отстраненно и сухо. Как будто она действительно проводит прием и ей попался глуповатый пациент.
И даже в ее взгляде не видно паники, только уверенность и заинтересованность специалиста.
Вот только едва заметно дрожащие руки и некоторая скованность в движениях выдают, что на деле все не совсем так.
Пока Рабастан, опасаясь за и так претерпевший недавно нос, колеблется между желанием вновь попытаться увещеваниями обратить внимание Рудольфуса к более глобальным задачам и желанием ни за что не вмешиваться, что бы там ни происходило между его старшим братом и бывшей школьной конкуренткой, он практически забывает о четвертой участнице их небольшого собрания. И мадам Лестрейндж напоминает о себе с присущим ей тактом.

Единственное, чего теперь хочется Младшему - это не иметь никакого отношения к тем волшебникам, которые сейчас оспаривают друг у друга титул самого упертого.
Щитовые чары едва заметно мерцают, отгораживая Вэнс. Сквозь их пелену ее лицо выглядит еще бледнее, практически мертвым - ей не идет.
Но она принесла Обет, она всегда обладала твердой рукой и здравомыслием, она явно пользуется авторитетом в Мунго - чего еще можно пожелать от колдомедика.
Лестрейндж почти нехотя приближается к Беллатрисе и вздергивает повыше подбородок, глядя на брата.
- Мисс Вэнс совершенно права - мы шли за колдомедиком, а не за Скримджером, - Рабастан оставляет при себе свои вопросы о том, зачем Рудольфусу вообще понадобился аврор. Оставляет при себе возмущение. Просьбу прекратить сходить с ума и попытаться дать целительнице помочь им всем. Просьбу прекратить вести себя так, будто им уже ничто не страшно. Потому что Рабастану страшно.
- Мы должны быть готовы, когда Милорд позовет нас, - вновь Младший пытается достучаться до рассудка главы рода, не обращая внимания на лишние уши - Эммалайн и так знает слишком многое, уж наверняка она сопоставила побег Лестрейнджей со слухами о возвращении Темного Лорда. - Готовы, здоровы, сильны... Кто знает, сколько времени у нас в запасе? Или ты хочешь появиться перед Повелителем таким? Хромым, полубезумным, выхаркивающим собственные легкие и с полумертвой женой, которая не может двигаться без костыля?
Он не знает, кто такая Миллисента, о которой упоминает Беллатриса - а может, не помнит, он теперь так многого не помнит, но одобрительно косится на свояченицу - родственные узы никогда не были для Рудольфуса пустым местом, и если Вэнс и вправду им каким-то боком родственница - только к счастью.

Отредактировано Rabastan Lestrange (19 февраля, 2015г. 11:20)

Чего Беллатриса каждый раз так упорно ждет, когда идет наперекор мнению Рудольфуса, назло его тотальному стремлению все контролировать? Что он вдруг чудесным образом от ее резких слов и необдуманных действий переменится в характере и пойдет у нее на поводу?
И несмотря даже на поддержку Баста, слишком очевидную для невооруженного глаза, Беллатриса не очень верит в успех мероприятия, особенно когда шрамы на спине снова начинают болезненно покалывать.
Однако, Рудольфус убирает оружие, и садиться в кресло, и тогда Беллатриса тихо, но с облегчением вздыхает. У них не будет больше трупов в комнате. Даже Скримджер еще не труп - так, вторая степень.
Лестрейндж бросает на него презрительный взгляд, потом изучающий взгляд на Венс. Что-то не хочется пожирательнице быть осмотренной при всех. Но это подождет немного.
Беллатриса также убирает палочку, потом неровно хромает к креслу мужа, опускает руку ему на плечо, несколькими движениями поглаживая его, а потом снова убирая руку на костыль.
- Спасибо, - тихо говорит Беллатриса, уверенная, что несмотря на приступы безумства у Рудольфуса его можно приручить. Лаской.
- Мне казалось, Миллисентой зовут твою крестную дочь? Ты вроде бы крестил кого-то аккурат перед годовщиной нашей свадьбы, - Беллатриса уверена - крестил. И что Венс тоже крестила. Ну а если она не права, снова включит дурочку, как будто в первый раз заваливает Рудольфуса несуществующими фактами.
Лестрейндж пожимает плечами, бросая взгляд на целительницу.
- Пойдемте наверх, мисс Венс, раз мой муж любезно решил, что моя сохранность важнее сохранности Руфуса Скримджера, - она уверенно идет в сторону лестницы, и слышит, как Рудольфус, также хромая, поднимается и идет следом. Беллатриса передергивает плечами, однако молчит, пока не останавливается у дверей спальни и не делает приглашающий жест для Эммалайн, чтобы та вошла.
Сама Беллатриса задерживается у дверей, чтобы прошипеть Рудольфусу о своем желании приватного осмотра.
- Что ты тут делаешь? Не бойся, мисс Венс не оставит тебя вдовцом, она обещала, - и Беллатриса, чтобы не застать реакции Рудольфуса, скользит в комнату следом за Эммалайн.
- ну, Эммалайн, я не думаю, что вы плохой целитель, поэтому давайте, командуйте парадом.

Миллисента Булстроуд - да, теперь он вспоминает крохотного младенца в пене кружев и шелка. Позаботиться о ней у него не было ни времени, ни возможности - в Азкабане не до крестниц - и Рудольфус пожимает плечами в ответ на нехитрую ласку Беллатрисы.
Никак не комментируя выпад жены насчет Скримджера, Лестрейндж поднимается на ноги и следует за женщинами, не уделяя больше внимания Главе Аврората.
- Займись Скримджером и поднимайся к себе, - велит он выходящему из кухни брату.
Забирая у Рабастана бутылку виски, Рудольфус тяжело поднимается по лестнице, слыша, как пересчитывает ступеньки костыль Беллатрисы.
- Членов моей семьи будут осматривать в моем присутствии, - его тон не подразумевает возражений, но Беллатриса не в настроении - да и не в состоянии - принять очередной бой.
Лестрейндж располагается у закрытой двери в спальню, где все еще не выветрился запах крови, пропитавший, казалось бы, даже стены, и отпивает глоток из бутылки, пока целительница приступает к осмотру. Диагностируемый вывих его отчасти успокаивает, и Рудольфус, отставляя виски, исполняет просьбу Вэнс, придерживая жену за плечи не с желанием причинить боль, но с желанием помочь эту боль перенести, а затем отходит обратно к двери, откуда наблюдает, как Беллатриса избавляется от многострадального платья.
В очередной раз за последние дни ему приходит в голову сравнение жены с фестралом - кожа до кости, ничего больше. Да, Азкабан не курорт, и кормежка там не отличалась изысканностью, к которой привыкла мадам Лестрейндж на свободе, но ей все же стоило есть больше - если бы он видел, до какого состояния она себя довела в тюрьме, то нашел бы способ даже из соседней камеры настоять на питании.
Оставалось надеяться, что простая и сытная пища, на которую горазд Петтигрю, сделает свое дело.
Богатая россыпь синяков на теле супруги оставляет Рудольфуса равнодушным - это, как раз, довольно привычная картина для него, а о возможном удивлении целительницы он, разумеется, не думает.
Зато тихий выдох с упоминанием Мерлина, когда Беллатриса поворачивается перед Вэнс спиной, не заметить сложнее.
Шрамы уже подживают благодаря компрессам из бадьяна, но клеймо выглядит по-прежнему воспаленным и болезненным. Будь воля Лестрейнджа, он предпочел бы, чтобы Беллатриса вечно чувствовала эту боль как напоминание о том, что не стоит играть с ним в свои игры - и уж тем более, чтобы остались шрамы.
- Шрам и должен остаться, просто снимите воспаление, - отвечает Рудольфус из своего угла, - а что до рябины, то мы найдем способ ее достать. Все, что потребуется.
Он делает долгий глоток из бутылки, не сомневаясь в своих словах. Теперь, когда клетки Азкабана остались позади, не существует ничего, что могло бы их остановить.
- Это все? Жизни мадам Лестрейндж ничто не угрожает?

Отредактировано Rodolphus Lestrange (4 марта, 2015г. 10:43)

Эммалайн подбирает слова осторожно, словно ходит по минному полю. Совсем не хочется сказать что-то лишнее. Правильным ответом на вопрос Рудольфуса было бы что-то вроде "Единственной угрозой жизни и здоровью мадам Лестрейндж является супружество с Вами" или тому подобное. Клеймо на спине Беллатрисы по-прежнему притягивает к себе взгляд, напоминает, что старший Лестрейндж чрезвычайно жесток даже с близкими людьми, и что целительница находится в опасности, а вовсе не на своём рабочем месте, как ей уже успело показаться.
- Как я уже сказала, мадам Лестрейндж необходимо здоровое питание, укрепляющее зелье и покой. Прямой угрозы жизни в её состоянии нет. Пока что. Говоря откровенно, если Вы станете пренебрегать моими советами о покое и питании, состояние Вашей супруги может стать критическим. Вы можете одеться, Беллатриса, - мягко, как приболевшему ребёнку с этажа волшебных вирусов, говорит Эммалайн и снова обращается к Рудольфусу. - Разумеется, я прослежу за тем, чтобы мадам Лестрейндж принимала зелье в нужной дозировке. Я полагаю, Вы сумеете обеспечить наш импровизированный лазарет не только рябиновой настойкой, но и другими необходимыми лекарствами?
Мысленно Вэнс уже занимается своим любимейшим делом: составляет список всего необходимого, чтобы обеспечить самой себе условия для работы. Целительница почти предвкушает предстоящие трудности: ясное дело, что Пожиратели Смерти - далеко не самые послушные пациенты, но возможность поставить на ноги бывших узников Азкабана, какой бы нелёгкой ни была эта задача, - это своеобразный вызов для Эммалайн. А вызовы, даже такие, граничащие с суицидом, ей всегда были по нраву. Конечно, Эммалайн считала себя лучшей в своём деле, но её специализацией всё-таки были травмы от заклятий, а не обеспечение сбежавших из Азкабана преступников условиями для восстановления физических и духовных сил. Это всё обещает стать интересным. Своеобразное научное исследование...
Когда Беллатриса только заканчивает одеваться, в комнату стучит Рабастан, словно по невидимому сигналу. Младший Лестрейндж интересуется у брата, где тот планирует разместить её, Эммелину.
Странно, что она сама об этом не подумала.
Одного взгляда на потенциальных пациентов хватило, чтобы понять: за день или два ей одной здесь не управиться. Долгое нахождение под одной крышей с Пожирателями Смерти, действительно, было чревато... чем? Смертью? Это должно было пугать, но почему-то не было так уж страшно. Пытками? Пытки закончатся смертью так или иначе, а значит, нужно будет только потерпеть. Но для начала она собирается выполнить свою миссию. Да и шанс на спасение всё ещё остаётся: быть может, в Министерстве засекут вспышки магической энергии и отправят сюда каких-нибудь инспекторов.

После своего вопроса Рабастан коротко смотрит на бывшую соседку по парте - та спокойна и собрана, как будто обсуждение ее вовсе не касается. С другой стороны, он поправляет сам себя, наверняка она уже примерно представила, в течение какого времени они будут нуждаться в ее услугах - но представить не значит осознать.
Ответ Рудольфуса и в самом деле предсказуем - как Младший и ожидал, с таким трудом отвоеванная им мансарда, за покушение на которую Беллатриса поплатилась стократ, теперь числится за штатным колдомедиком - или как теперь ему лучше называть Эммалайн?
Лестрейндж пожимает плечами - какие еще вещи, у него там вещей: носки да газеты, принесенные Петтигрю, Рудольфус будто не отдает себе отчет в том, насколько бедственное у них сейчас положение. если даже пищу и одежду носит бывший протеже.
Младший провожает взглядом очередной огромный глоток - они не ужинали, а Рудольфус присосался к бутылке, - и снова пожимает плечами:
- Задело, можно сказать. Ничего серьезного, - однако недавно сломанный нос напоминает о себе, и Рабастан решает не спорить с братом, хлебающим виски как воду. Тот и в трезвом состоянии агрессивен, а уж алкоголь будто активизирует все худшие черты характера, присущие Лестрейнджам.
Он стаскивает через голову рубашку, комкая ее в левой руке и чувствуя, как воздух холодит спину и ноют плечи - Вэнс не больно тяжелая, но ему хватило и ее веса, с непривычки и после азкабанской диеты.
Отводит в сторону правую руку, скашивает глаза, наблюдая, как натягиваются шрамы на плече и верхней части груди: зарубцевавшиеся раны от старого Секо, не слишком аккуратно залеченные перед первыми допросами. Как там Рудольфус сказал - думал, голову снесло?
А он живучий, увертливый.
Можно было бы и без этого обойтись - он же сказал, что с ним все в порядке.
Под бессвязные вопросы Рудольфуса он прикрывает глаза, про себя вспоминая, какие зелья им нужны в первую очередь - Вэнс целитель, а значит, сварит что угодно... Варить можно на маггловской кухне - вот только нужны треноги, котлы... Ингредиенты... И все это не валяется бесплатно, ожидая, когда Лестрейнджи проявят интерес к зельеварению.
Зелье Сна без Сновидений, Укрепляющий бальзам, Костерост на всякий случай, микстуры для Скримджера, рябиновый настой, много бадьяна - и это все в первом приближении, если не вдаваться в подробности кашля Рудольфуса...
Ах да, Антипохмельное - и запас Оборотного.
Судя по всему, этот коттедж рискует превратиться в филиал лаборатории зельеварения, а это гарантирует новые расходы: дополнительное оборудование тоже не дешево. Поход в Гринготтс неумолим - даже если Эммелина таскает с собой целое состояние, расходы пока превышают любые прикидки.
- Со мной  и правда все в порядке, - негромко говорит он в сторону Вэнс - куда больше его интересует, что она ответит Рудольфусу, а не то, какой бальзам посоветует ему.

Отредактировано Rabastan Lestrange (11 марта, 2015г. 20:52)