Они сидят некоторое время молча, Паркинсон сложила руки на коленках и не смотрит на него, не отводя глаз от горизонта и ежась от прохлады в своем мешковатом свитере. Он настолько ей большой, что в треугольном вороте Малфой видит правую грудь Паркинсон с крупным соском. Ему плевать, что она подумает, поэтому он продолжает пялиться в вырез, не скрывая этого. Впрочем, Паркинсон не замечает. А может, замечает, но ей тоже наплевать.
    - Ты поговоришь с ним?
   Ее голос глухой и очень спокойный.
    - Да, - отвечает Малфой, а потом протягивает руку и обхватывает Паркинсон за шею, притягивая к себе. У нее горячие губы и она не разжимает их, хотя позволяет руке Малфоя беспрепятственно хозяйничать под свитером и прижимает его к себе, гладя по спине и ероша волосы. Он долго целует ее закрытый рот, и когда, наконец, заканчивается воздух, Малфой отстраняется почти с облегчением. Руки Паркинсон соскальзывают с его плеч и безвольно падают к ней на колени.

Щёку Беллатрисы обжигает пощёчина, она вскрикивает больше от неожиданности, чем от боли. Лестрейндж никогда не думала, что деверь способен её ударить. Зря.
Лестрейндж не ограничивается ударом и затаскивает сопротивляющуюся  Беллатрису в комнату. Явно не в свою, но Лестрейндж не интересно, чья это комната. Пока её руки свободны, она изо всех сил колотит Рабастана по плечам, по шее и голове, но не может с ним справиться. Вскоре она чувствует под лопатками холодную стену, а на бёдрах руки Рабастана, обжигающе горячие.
Беллатриса смотрит в глаза Рабастана, чувствуя, кто из троих Лестрейнджей на самом деле безумный. Её юбка взлетает вверх, и Лестрейндж возобновляет попытки к сопротивлению. Она царапает ему лицо, стараясь попасть в глаза. Рабастан может думать, что не похож на старшего брата, но вот с ним Беллатриса ведёт себя точно также. И только когда боль внизу живота оповещает её, что Рабастан добрался до желаемого, она перестаёт сопротивляться. Как будто от вдруг наложил на неё конфундус.
Беллатриса болтается в его руках, словно тряпка, ударяясь затылком об стену с каждым движением Рабастана, и сжимает зубы, сдерживая слёзы и любые звуки. И только когда он заканчивает, она издаёт тихий стон. Несколько секунд она смотрит на его сжатые губы, глаза, полные непонятно чего. А потом осторожно касается его подбородка

Сейчас совсем некстати упоминать брата - и Рабастан выражает свое недовольство сравнением с Рудольфусом способом, который Рудольфус и присоветовал.
Бьет он не сильно, скорее, шлепает Беллатрису раскрытой ладонью по щеке, чтобы она, так сказать, прочувствовала разницу между ним и своим мужем. Но и это помогает: женщина замолкает и больше не издает ни звука, пока он затаскивает ее в какую-то комнату, удачно оказавшуюся рядом, отворачиваясь от ее ногтей, нацеленных ему в лицо.
Прижимая ее к стене, лихорадочно шаря в ее юбках, невыносимо долго расправляясь с собственным брючным ремнем, он перестал существовать. Осталось только вечное неутоленное желание, азкабанский голод - ничего больше от Рабастана.
Осталось то, что он так презирал в людях - слабость, тупой инстинкт, низводящий мыслящего индивида на один уровень с животным.
Но тому животному, в которое он сейчас обернулся, все равно, пока оно слизывает пот с ее щеки, пока чувствует ее тяжелое дыхание рядом и горячую влажную пустоту, ждущую, чтобы ее наполнили и неохотно отпускающую его, чтобы принять снова.
Финал похож на внезапную остановку сердца. Лестрейндж задыхается, а чувство опустошения и удовлетворения все никак не приходит к нему сквозь пелену перед глазами.