Рабастан мрачнеет, едва Беллатриса заговаривает о Рудольфусе. Он знает - разумеется, он знает, что его брат не был образцом нравственности, и в этой связи поступки Беллатрисы могли быть ответной реакцией на некоторые вольности ее мужа. Вопроса о том, кто начал первым, для Рабастана не существует - он знает ответ. Равно как и знает, что блэкова гордость Беллатрисы не позволяла ей принимать безропотно удары судьбы, на которые был скор Рудольфус как в прямом, так и в переносном смысле.
Однако ему не нравится то, как женщина снимает с себя вину за собственное поведение, обвиняя жестокого мужа - и кстати, не нравилось ли ей самой это по ее же признанию? - обвиняя склад собственного характера.
Лишь бы не нести ответственность за собственные ошибки.
В этом вся Беллатриса, как думается Лестрейнджу.
- Я услышал вашу просьбу насчет обстановки, - начинает Рабастан с самого безобидного, - однако хочу отметить, что нынешние жалкие условия, в которых вы проживаете, - целиком и полностью ваша вина. Комната была полна симпатичных безделушек, я даже пошел вам навстречу, если вы забыли об этом и хотите вновь упрекнуть меня в бесчувственности, и исполнил ваши капризы, касающиеся музыкального инструмента и хобби для времяпрепровождения. Вы не оценили этого, как не цените и того факта, что я не возбуждаю против вас судебное преследование по факту убийства вашего мужа. Вы ненасытны, Беллатриса, вы хотите всего и сразу, хотите порхать по жизни, будто бабочка, не испытывая ни чувства вины, ни чувства раскаяния, не обращая внимания на то, как ваши желания отражаются на жизнях окружающих.
Он говорит все это совершенно спокойно, рассказывая ведьме, в чем причина его тотального неприятия ее вместе со всей ее сложной и противоречивой натурой. Злится здесь совершенно неуместно, а ее попытка объясниться заслуживает хотя бы внимания и ответного хода с его стороны.
Рабастан не любит выяснения отношений, но еще меньше он не любит недопонимание, которое, как ему кажется, иррационально и вредоносно.
- Присядьте, - куда более настойчиво предлагает он, и когда Беллатриса все же садится на кровать, присаживается напротив, развернув к ней единственный теперь в комнате стул.
- Видите ли, вы склонны замечать лишь то, что затрагивает лично вас, игнорируя окружающее. Более того, ваши злоключения кажутся вам исключительно несправедливыми, хотя со стороны очень часто ситуация выглядит вполне закономерной - какой реакции вы ждали от меня, убивая Рудольфуса?
Едва он вновь начинает говорить об этом, в голове прокатывает волна раздражения.
- Я не хотел быть главой рода, Беллатриса, никогда в жизни, уж поверь мне,  - Лестрейндж не может больше выдерживать тщательно подобранный официальный тон, и скатывается к более привычному стилю разговора с женщиной. - Я не хотел нести все это бремя, я вообще никогда не хотел всей этой ответственности. Может, Рудольфус был и не лучшим мужем, но со своими обязанностями главы рода он справлялся как мог. Я не думаю, что смогу справиться лучше - учитывая, что у меня куда хуже начальные условия. Каким, Мордред тебя покарай, образом я должен завести потомство, Беллатриса, если ты для меня по-прежнему жена старшего брата?
Он устало стучит раскрытой ладонью по столу, в такт последним словам, и делает небольшую паузу.
- Ты предлагала мне помощь, ну так давай. Избавь меня от этого брака. Помнится, однажды ты уже пыталась убить себя, правда, безуспешно. Может быть, желание быть мне полезной на этот раз тебе поможет?
Ладно, это низко, так говорить, обвинять ее в том, что у Рудольфуса было не то не все в порядке с чувством юмора, не то - с головой, и Рабастан жалеет, что вывалил на женщину эти проблемы, терзавшие его несколько недель.
- Что же до бесчестности, в которой вы не хотите быть упрекаемы, то я и правда пожалел о своем предложении отпустить вас, - с трудом ему удается вернуться к прежним вежливо-холодным интонациям. - Одной из моих задач, как главы рода, стоит препятствие любым действиям, позорящим имя рода. Представить вас, ведущую скромный и достойный образ жизни вдали от моей карающей длани, для меня невероятно тяжело - поэтому единственным выходом является постоянный контроль. Я не стану играть в эти бесконечные завоевания, к которым, видимо, была страсть у моего брата. Но мне нужно, чтобы вы не портили то, что я собираюсь достичь. Даже если для этого мне придется лишить вас некоторой свободы передвижения и принятия решений, что, к слову, по-прежнему осуждается как в Англии, так и за ее пределами, однако поддерживается теми, кто имел удовольствие знать вас лично.

Отредактировано Rabastan Lestrange (22 ноября, 2014г. 23:05)

По мнению Рабастана, немного головной боли Беллатрисе не помешает. В конце концов, это отвлечет ее от скуки, на которую она жаловалась ранее.
Впрочем, ее следующие слова заставляют его забыть обо всем, кроме этой женщины перед собой и того, кого она носит в себе.
Рабастан практически чувствует, как с его плеч исчезает непреподъемный камень, который он был вынужден тащить с самой смерти старшего брата.
Беллатриса беременна, а это значит, что род продолжен, и что спустя каких-то семнадцать лет он, Рабастан, будет свободен от забот и проблем, составляющих жизнь главы рода.
Однако Рабастан скрывает облегчение, вызванное этим откровением Беллатрисы. Скрывает, во-первых, по привычке, а во-вторых, потому что вместе с облегчением приходят новые проблемы.
Например, уверен ли он, что ребенок, которого носит Беллатриса, от Рудольфуса?
Или уверен ли, что она не соврала ему прямо сейчас - новой сыворотки взамен разбитой при более раннем посещении Беллатрисы у него нет.
Эти вопросы требуют немедленных ответов, и Рабастан привычно планирует следующие шаги.
- Возможно, я дам вам шанс, о котором вы просите. Мы вернемся к этому разговору, но прежде, чем я смогу относиться к вам не как к врагу, а как к союзнику, мне нужно убедиться, что вы не врете мне касаемо этого важнейшего факта о вашей беременности. Подготовьтесь к визиту целителя.
На прощание он все же легко кивает Беллатрисе, хотя по-прежнему избегает сокращать расстояние между ними.

Французский целитель осматривает мадам при закрытых дверях, а после, уже в кабинете главы рода, подтверждает слова леди Лестрейндж, хотя и сетует на крайнюю истощенность женщины. Рабастан вкратце поясняет, что леди Лестрейндж находилась долгие годы в магической тюрьме и относительно недавно была освобождена своими друзьями. Лекарь бойко тараторит на чужом языке, который Рабастан поясняет с пятого на десятое, однако этого достаточно, чтобы понять главное: мадам необходим покой, здоровая пища и любовь.
С непроницаемым лицом поблагодарив француза за оказанные услуги и приняв многословные поздравления в связи со скорым отцовством, Лестрейндж прощается с представителем колдомедицины Кале, и вновь отправляется в комнату Беллатрисы.
Остается второй вопрос - вопрос принадлежности ребенка роду Лестрейнджей. Рабастан не был бы сильно удивлен, если бы узнал, что Беллатриса наврала о ребенке, но он практически не сомневается, что она не допустила бы беременности от кого-то кроме Рудольфуса - родовую магию в этом вопрос не обмануть, а Рудольфус наверняка бы первым делом проверил бы, насколько великк его вклад в эту беременность. Нет, так рисковать Беллатриса бы не стала - даже Рабастан знает, что она любит жизнь, несмотря на отсутствие страха перед смертью.
Однако формальность есть формальность, и когда магия подтверждает, что у рода Лестрейндж будет наследник, Рабастан велит подать лучшего вина.
Домовик, довольный тем, что хозяева не ссорятся, споро исполняет приказ, и Лестрейндж наполняет два бокала до половины - лекарь особенно отметил умеренность с алкоголем для будущей матери, а ему самому алкоголь не доставляет удовольствия.
- Мне следовало бы наказать тебя за то, что ты не сообщила о ребенке давным-давно и подвергала себя опасности и переутомлению, однако, признаюсь, это слишком радостное известие, чтобы омрачать день наказанием, - Рабастан салютует бокалом Беллатрисе, отпивает глоток и отставляет. Повод прекрасный, но увлекаться не стоит.
- Что касается твоего желания помочь, то есть дело, где ты могла бы быть полезной. - Он садится на тот же стул, что и в прошлый раз, и внимательно разглядывает женщину - подумать только, Беллатриса станет матерью. - Министр магии Англии готов поддержать мою инициативу о компенсации потерь всем семьям, пострадавшим при промаггловском режиме от действий прежних министров. Нам возвратят сейфы, конфискованные поместья, определят материальную компенсацию за разрушенный Лестрейндж-холл и прочие потери. Я составил списки, но хочу, чтобы ты проверила, все ли имущество я включил. Все документы о собственности погибли вместе с Холлом, так что я могу просто не помнить о каком-либо нюансе.
Манящими чарами Рабастан заполняет столик в комнате ведьмы пергаментами, исписанными его аккуратным почерком.
- Списки нужно подать до сентября, так что нет необходимости перенапрягаться. Заодно это развеет твою скуку.
Рабастан оглядывает комнату - неуютную, пустую.
- Когда ты хотела бы отправиться в Англию? - между делом спрашивает он. Теперь, когда Беллатриса является матерью будущего наследника рода, он куда сильнее склонен советоваться с ней в мелких бытовых вопросах.  - Что еще тебе нужно, чтобы ребенок родился здоровым? Разумеется, кроме свободы передвижения.

Рабастан заинтересовано поднимает голову к Беллатрисе на ее слова о том, что все будет так, как он захочет. Эта фраза вообще кажется инородной в разговорнике мадам Лестрейндж, и он на самом деле удивлен ее непривычной покорностью, равно как и спокойствием.
Его также несколько задевает, что ведьма даже не пытается выглядеть благодарной - ну или хотя бы довольной, что он проявляет внимание к ее нуждам, куда там.
Загадочная Беллатриса как будто закрывается от него - и это после того, как он готов прислушаться к ее словам, дать ей просимое хотя бы в виде шанса быть достойной женой. И потом, не она ли жаловалась на скуку - а теперь снова недовольна.
Энтузиазм, граничащий со счастьем, быстро угасает, и не последнюю роль тут играет настроение Беллатрисы, которая вновь ведет себя, как будто он проявляет бесчеловечную жестокость к ней и совершенно без повода.
Собственно, ее слова о просьбах укрепляют его в догадке о том, что женщина вновь решила проявить характер, но на этот раз сменив тактику - теперь она не проклинает его, не бесится, не осыпает упреками, а замыкается в ледяной обиде.
Какая неслыханная неблагодарность - стоит хоть на мгновение ослабить узду, как Беллатриса пускается во все тяжкие, лишь бы усложнить ему жизнь.
Впрочем, это он вслух не проговаривает - ему нужно соблюсти рекомендации врача хотя бы по возможному в их ситуации максимуму, и вряд ли покою Беллатрисы пойдет на пользу, если он уличит ее в неблагодарности, непоследовательности и прочих милых чертах ее характера.
Поэтому, пока он думает, как выразить свои мысли, не задев, по возможности, чувства ведьмы, проходит не менее пятнадцати минут, которые она проводит, глядя в окно.
Никак, соскучилась по свежему воздуху - начало июля напоено дыханием лета и соленым запахом моря.
- Возможно, стоит перестать использовать просимое для моего неудовольствия, - нейтрально начинает он,  - и дать мне шанс перестать подозревать тебя в худших намерениях.
Слишком грубо? Нет, кажется, без явного упрека. Продолжим.
- Более того, ты, кажется, считаешь, что для меня нет радости большей, чем сделать твой быт еще невыносимее. Это не так. Свои мотивы твоего содержания я высказал, однако в рамках этой необходимости контроля мы можем достичь некоторых договоренностей. Например, обставить твою комнату как здесь, так и в мэноре согласно твоим пожеланиям. Заменить книги по домоводству на что-то, более интересное - в моей библиотеке не только повествования о гоблинских восстаниях.  Может быть, тебе нужен балкон для солнечных ванн - они, кстати, были бы полезны.
Он наблюдает за Беллатрисой, стоящей к нему спиной, и в который раз проклинает себя, что так опрометчиво дал согласие брату принять вместе с обыкновенным наследованием титула еще и эту женщину. Куда проще было бы, разъедься они в разные стороны еще в мае, сразу же после смерти Рудольфуса.
- Возможно, - очень осторожно кидает он пробный камень, - тебе пошли бы на пользу короткие прогулки по саду. В моем сопровождении, разумеется. Как видишь, я сильно заинтересован в твоем здоровье и благополучии, ведь оно напрямую отражается на здоровье ребенка. Было бы намного проще, если бы ты озвучила свои пожелания, а я оценил бы их с точки зрения выполнения.

Рабастан тщательно обдумывает условия Беллатрисы. Для него не является секретом, что она завела разговор вне дома неспроста, так пятнадцать минут, отведенные им на прогулку, удлиняются, превращаясь во все двадцать, а то и двадцать пять - но это не страшно.
Итак, просьба, которая не будет касаться чести, гордости и свободы перемещения. Отдавая себе отчет, что он вступает в игру с драконом, Рабастан дает обещание выполнить то, что попросит Беллатриса и воздержаться от издевательских комментарием.
Едва обещание прозвучало, в глазах женщины вспыхивает жадный огонек.
Он кивает на просьбу о газетах, вспоминая о скопившихся в его секретере письмах от Нарциссы - возможно, впоследствие это будет хорошим вознаграждением, или мотиватором, или инструментом воздействия - Мерлин знает, чем, затем также вдумчиво кивает на просьбу о доступе в библиотеку - сам бы он не прожил без книги и недели, а вот следующая просьба повергает его в шок.
- Ты издеваешься? - он отпускает ее руку, осознав, что стиснул пальцы слишком сильно, услышав последнее желание женщины.
Нет, она не издевается - лицо Беллатрисы, застывшее холодной сосредоточенностью, остается невозмутимым. Она боится спать одна - не хочет спать одной.
Пока Рабастан с подозрением ищет в глазах Беллатрисы намек, что это насмешка, она сохраняет упрямую невозмутимость.
Он подавляет желание высказаться, что, видимо, леди Лестрейндж придется привыкнуть спать одной, отбрасывает несмешную шутку, что ей придется привыкать, что к ее кровати не выстраиваются ныне очереди - он обещал, что обойдется без издевок.
Затем замолкает, оглядывает утопающий в летних сумерках сад - ее просьба не вредит ни чести, ни гордости, ни роду. Разве что вносит беспорядок в относительно упорядоченный мир Рабастана, который долгое время учился воспринимать Беллатрису как трансцендетный объект своей вселенной. И долгое время учился не видеть в ней женщину, чтобы позволить теперь делить с ним кровать в самые уязвимые часы - часы сна.
Но объяснить ей это невозможно. А потому ему остается только одно.
- Какую спальню ты предпочитаешь? - стараясь сохранить видимость равнодушия проговаривает он глухо.
- На твое усмотрение, Баст, - Беллатриса даже плечами пожимает, и тут же поправляется,  - то есть, Лорд Лестрейндж.
На его усмотрение он бы спал с ней не то что в разных спальнях - в разных странах, если бы это было возможно.
Спать в ее комнате он тоже не собирается - это не его клетка, а ее.
- Хорошо. Эльф придет за тобой в десять. Будь готова.

К десяти он не заканчивает разбираться с делами. Библиотека Холла, о которой напомнила ему Беллатриса, была весьма обширна  и включала в себя многие оригиналы и первые издания с дарственными надписями - какую компенсацию можно потребовать за их утерю, Рабастан не знает.
Когда Беллатриса появляется на пороге его спальни в сопровождении эльфа, он кивает ей в сторону кровати в дальней углу, продолжая писать.
- Устраивайся и засыпай, я присоединюсь позже.

Засыпать вместе с Беллатрисой кажется Рабастану каким-то извращением, поэтому он, хоть и меняет осточертевшее кресло на свою кровать, но забирает с собой книгу потолще - чтобы почитать, пока женщина рядом не заснет. А потом уже попытаться заснуть самому.
Куда там. Беллатриса, будто чует все его маневры,  и просит почитать вслух.
Резкая отповедь, что он не чтец ей, замирает, не успев оформиться в слова - Беллатрисе необходим покой, а опыт Рабастана во взаимодействии с беременными ведьмами настолько мал, что он искренне опасается получить осложнения при вынашивании от очередной обиды.
- Тебе не понравится, это скучно, - сухо роняет он, на что Беллатриса реагирует раздраженным ударом в бок под одеялом.
Рабастан одновременно понимает две вещи - во-первых, он будет ей читать, во-вторых, со следующего дня будет спать в рубашке.
- Глава третья. О возвращении ранее отчужденных земель при решении Визенгамота...
Примерно спустя пару страниц Беллатриса уже спит, и Лестрейндж, уже хрипящий, перестает читать и с облегчением гасит люмос.
От чтения вслух, а не про себя он едва понимает половину прочитанного, завтра придется все читать заново, зато Беллатриса спит, а не пристает к нему с разговорами, чего он боялся с самой первой ночи. Или, чего боялся еще больше, с непристойными шутками.
Под спокойное дыхание Беллатрисы он тоже засыпает, с удовольствием вытягиваясь на кровати, а не в надоевшем кресле.

Утром от удовольствия не остается ни следа. Во-первых, спит Беллатриса совершенно эгоистично, занимая всю поверхность кровати и упираясь в соседа коленями, пятками и локтями одновременно. Во-вторых, присутствие женщины под боком вызывает с утра реакцию вполне определенного рода, причем куда сильнее, нежели обычно. В третьих, ему снилось нечто совершенно непотребное. Ну и наконец, его кровать слишком узка для двух человек - совершенно напрасно он не озаботился тем, чтобы занять спальню брата.
Невыспавшийся и раздраженный Рабастан садится в кровати, спуская ноги на прохладный пол, и потирает лицо, чтобы выдавить из головы остатки непристойного сна.
Какого черта, он знал, что это вынужденно сожительство приведет к одним неприятностям.
По изменившемуся дыханию Беллатрисы за спиной он понимает, что она проснулась.
- Думаю, нам нужно пересмотреть договор о совместном сне, - не глядя на нее, говорит он. Со сна голос звучит хрипло, почти грубо, но Рабастан слишком раздражен, чтобы думать об этом. А раздражаться ему нельзя - это делает его уязвимым.

Отредактировано Rabastan Lestrange (23 ноября, 2014г. 19:54)

Беллатрисе явно не в новинку просыпаться со случайным мужчиной, язвительно думает про себя Рабастан, хотя иронию происходящего может оценить и он - не со случайным. С мужем, чтоб Рудольфусу в аду икалось.
И ее прикосновения тоже кажутся вполне мастерскими - она прекрасно знает, видимо, как успокоить своего любовника. Ну или недолюбовника в их конкретном случае.
От ее прикосновений у него сердце в груди замирает, потому что - ну, просто. Просто так бывает.
И снова туманные и разрозненные воспоминания о том, что когда-то он также реагировал на ее руки на своей коже. Надо было в тот раз все же допытать ее с сывороткой - на что в их совместном прошлом она намекала? Танцы, поцелуй - прикосновения? Что между ними было. И что важнее, чего не было.
Потому что хоть он и уверен, что никогда не был в списке любовников Беллатрисы, почему же такими знакомыми кажутся ее прикосновения? И таким знакомым это напряжение в теле при звуках ее едва не мурлыкающего сейчас голоса.
Ее ладони смело, даже рискованно скользят по его спине, поднимаются к плечам. Если он не ошибается - а это вообще для него редкость - она определенно соблазняет его.
Это его отрезвляет.
Ему вообще не нравится, когда его держат за идиота, а уж тем более за идиота, который не может контролировать собственные инстинкты.
Он никак не отвечает на ее подначки насчет массажа - хочет убедиться, как далеко ведьма готова зайти в борьбе за свою свободу.
Когда Беллатриса выскальзывает из постели, он было думает, что женщина оставила свои попытки соблазнения, но жестоко ошибается - ее мурлыканье и ласковые, но настойчивые поглаживания в постели были лишь разминкой к главному блюду, которое она для него приготовила.
Он поднимается на ноги, подходит к ней и кладет ладони поверх шнуровки на спине. Разгоряченная кожа женщиины обжигает его даже через ткань платья.
Рабастан прихватывает пальцами концы шнуров и наклоняется ниже, к ее шее.
- Я смотрю, Леди Лестрейдж, потому что ни разу не видел в своей комнате настоящую шлюху, - резко отвечает он и так же резко дергает драккловы шнурки, а затем разворачивает Беллатрису за плечи лицом к себе. - Тебе так невтерпеж, даже когда ты носишь ребенка моего брата? Как, ответь мне, я могу дать тебе свободу, зная, что ты не можешь управлять собственной похотью? Как я могу отпустить тебя?
Ему не нужен ее ответ. Хуже того, он даже опасается, что ему придется - да, именно так, придется - удовлетворять потребности Беллатрисы самостоятельно. Подобная перспектива его категорически не устраивает. И в первую очередь из-за того, что он не может не признаться себе, что ему этого хотелось бы.
Отлично, думает Рабастан. Просто отлично.

Импова ведьма бесит его специально. В этом Рабастан тоже не сомневается, равно как и в том, что она лжет по поводу того, что не имела намерений соблазнить его. Впрочем, ее следующие фразы вызывают у него реакцию, обратную тому, что вызвало ее тело во сне.
Он молча выслушивает все, что она имеет ему сказать, однако ее хворь его беспокоит не на шутку.
Ладно, он простит ей и этот насмешливый взгляд вниз, и "ублюдка", лишь бы с ребенком все было в порядке.
Какое ему вообще дело, что она о нем думает и думает ли вообще.
- Прежде чем вы меня покинете, мадам, - ледяным тоном начинает он, - я позволю себе ответить на вашу тираду. Во-первых, леди Лестрейндж, ваше поведение крайне нежелательно и не входит в мои представления о том, что не задевает моей гордости и чести. И позвольте, я напомню, что наш договор состоял в том, что я удовлетворю ваши  просьбы только в том случае, если вы будете следить за своим поведением. Это утро может быть основанием для меня прекратить действие договора, видите ли. Во-вторых, я настоятельно предлагаю вам не забываться, беседуя со мной. Мне казалось, что мы обсудили этот момент. В-третьих, не вынуждайте меня ужесточать условия вашего содержания. Имейте в виду, что потакаю я вашим капризам исключительно по причине вашего положения - но опасайтесь выйти за рамки. Однажды вы родите уже этого ребенка, и тогда ничто не помешает предъявить вам длинный счет. А теперь вы свободны. Я подумаю над вашим предложением о втором одеяле, когда вернусь сюда через неделю. Приятных вам снов в одиночестве. Пусть вас греют мысли о тех мужчинах, которые были куда интереснее меня.
Он зовет эльфа и просит проводит леди Лестрейндж в ее комнату.
В последней своей фразе он раскаивается, едва за женщиной захлопывается дверь - слишком уж неоднозначно она прозвучала. Будто принадлежала уязвленному любовнику.

Собирается он в крайне мрачном настроении - утро не задалось. Даже когда просматривает прекрасно переписанные бумаги со столь необходимыми уточнениями, это не возвращает ему любовь к жизни.
Определенно, у их делового партнерства с Беллатрисой может быть будущее. Если он вышвырнет ее из своей постели.
Неделя вдали от нее - то, что нужно им обоим.

Министерство магии Англии всегда нравилось Рабастану - и во времена до-Азкабанские, и во времена после-Азкабанские, несмотря на грязнокровок или уродливую статую в Атриуме.
Теперь Министр может хоть все стены коридоров увешать пасторальными картинами с котятами в бантиках и клубочках - Рабастан и ухом не поведет, наслаждаясь тем ощущением, которое дарит ему пребывание в Министесрвте по делу, на законных основаниях.
Ощущение того, что наконец-то все все исправляется. Что можно выкинуть двадцать лет жизни, и начать с того момента, где на развилке что-то пошло не так.
Он почти верит этому чувству, если бы не напоминание о том, что рядом нет и не будет Рудольфуса, что его жизнь уже не вернется к прежнему, сколько бы ответственных постов в Министерстве он не занял - что он глава рода, и его не ждет дома жена. Ждет, конечно, но думать о Беллатрисе в таком ключе - только сильнее осознавать, что мир необратимо сдвинулся с места.
Зато Лестрейндж-Холл отстраивается рекордными темпами - негоже начальнику отдела магического права жить у коллег или в гостинице. Негоже лорду Лестрейнджу жить милостью старых друзей или в поместьях, пришедших с приданым и не конфискованных из-за незначительности.
И восстановление родового гнезда радует Рабастана, по-настоящему радует, хоть он и не ожидал от себя такого почти старческого сентиментализма.
Однако восстановление Холла снимет с его плеч еще одно бремя - он передаст наследнику рода имущество, которое Лестрейнджам было пожаловано Вильельмом Великим. И род вернется на землю, которая пропитана родовой магией. К склепам, хранящим останки мужчин и женщин, носивших фамилию Лестрейнджей.
В таком меланхолично-мечтательном настроении он возвращается во французское поместье, выбросив из головы неприятный инцидент с Беллатрисой по утру, после последней проведенной вместе ночи.
Более того, в кабинете его дожидаются бумаги, оформленные женщиной со всей тщательностью архивного работника.  Дисциплинированность и формализм Рабастана ликует, пока он наскоро прочитывает пергаменты.
В конце его поджидает сюрприз - реестры сменяются дневниковыми заметкам страдающей в неволе невинной жертвы всех мыслимых злодеяний.
Лестрейндж, утративший разом львиную долю своего благостного расположения духа, не без интереса знакомится с собственными красочными характеристиками и едкими заметками на свой же счет.
Чтиво настолько интересное, что он принимает решение вдумчиво перечитать его несколько раз и не торопиться приветствовать леди Лестрейндж, явно не пребывающую в восторге от общества такого мрачного, бессердечного и жестокого мужчины, как ее нынешний супруг.
Лишь в конце дня он все же решает оповестить Беллатрису о том, как продвигается восстановление Лестрейндж-Холла. Он обещал советоваться с ней, а он из тех мужчин, которые держат слово.

Бурная реакция на его появление кажется Рабастану отвратительно-лживой.
Он слишком резко для своего невозмутимого выражения лица бросает пергаменты с мемуарами на стол, и саркастично хмыкает в ответ на реплику ведьмы.
- Не может быть. Странно слышать, мадам, что вы скучали по человеку без сердца и... Какие еще характеристики вы мне определили? Мучитель, слабак, трус?
Невозможно сказать ей, что он тоже скучал - скучал по ее резковатому чувству юмора, по внезапным комментариям и сменам темы разговора.

- Вы правы. Мне не понять, как можно быть настолько безответственной, настолько пустоголовой, - Рабастан не хочет, не собирается идти на примирение. Как так вообще получается, что едва их отношения начинают налаживаться, эта женщина умудряется выкидывать очередной фокус, сводя на нет все его запасы терпения?
- Подозреваю, вы скучаете не по мне, - пришедшая в голову догадка заставляет его продолжать пустой разговор, хотя наилучшим сейчас было бы уйти, наказывая женщину за все сразу. - Вы скучаете по своему мужу. Разумеется, я имею в виду Рудольфуса. Вы скучаете по тем играм, в которые вы играли с ним. Скучаете по человеку, который с тем же восторгом, что и вы, будет тратить свое время и силы на вечные препирательства, выяснения, ссоры и примирения. Я не при чем, здесь, Беллатриса. Я не смогу быть вам партнером в этой игре - вы и сами признаете, что со мной не интересно. Единственное, о чем я вас просил - вести себя пристойно. Адекватно. Соответственно вашему положению. Не принимать меня за идиота, изображая невинную жертву. Не ворочать тяжелые перины...
Он затыкается, будто на него наложили заклятие немоты. Как объяснить ей, что рядом с ней ему неприятно находится? Что он все время ждет от нее ловушки?
Слова не собираются в предложения, а ведь раньше он мог обосновать все, что угодно. Раньше.
Раньше все было иначе, к чему вспоминать. Раньше пустые откровения Беллатрисы на пергаменте вызвали бы у него только чувство гадливости.
Чтобы обрести прежнее спокойствие, он достает из ножен волшебную палочку и принимается методично сжигать обрывки тех пергаментов, что ведьма вытащила из своего импровизированного сейфа. Вскоре пол покрывают безобразные островки пепла, а в комнате начинает ощутимо пахнуть дымом.
- Раскройте окно, - приказывает он женщине, резче, чем весь последний месяц вообще разговаривал с ней. - Вам одиноко и страшно, Беллатриса, потому что вы не желаете признать, что мир не вращается вокруг вас и никогда не вращался. Я не тот человек, который будет убеждать вас, что вы  - центр мироздания. Я не тот человек, который будет развлекать вас. Но так уж сложилось, что на долгие годы мы с вами связаны обстоятельствами, и раз уж вы не можете ограничить себя в общении со мной, я просил вас лишь об одном - держать себя в рамках. В рамках, Беллатриса, означает, что ты не будешь разгуливать передо мной голой, дракон тебя задери.
Он переводит дух, но покой не возвращается. Напротив.
- Не будешь то изображать охваченную страстью деву, то осыпать меня оскорблениями. Не будешь необоснованно критиковать мои действия. Не будешь мешать мне читать, в конце концов. Наше сосуществование нелепо и отвратительно. Теперь, когда между нами нет человека, который нас связывал бы, нет необходимости притворяться, что мы можем жить вместе. Мы не можем. Я не буду далее вновь и вновь повторять с тобой основные условия нашего мирного договора. Мы возвращаемся к тому, с чего начали. И если вы изволите сообщить мне, где я допускаю алогичность, я подискутирую с вами об этом.

Отредактировано Rabastan Lestrange (24 ноября, 2014г. 16:51)

Видимо, он погорячился, обещая Беллатрисе дискуссию. Не вяжется у него представление о дискуссии с беседой о сексе.
И, кажется, ведьма не желает его слушать.
Беллатриса желает говорить о том, что она бедная-несчастная, что он ее не ценит. Не благодарит за проделанную работу. Не обратил внимания, когда она устраивала стриптиз перед сном. И да, как же он забыл - не трахает.
Больше всего Рабастану хочется как следует наорать на женщину, предложив ей сначала думать, а потом говорить. А лучше, сначала думать, а потом вообще не говорить. И что сделать с этим желанием, он не знает.
Поэтому он только молча смотрит на возмущенную Беллатрису, а потом с тихим ругательством выходит из комнаты.
Впрочем, спустя минуту он возвращается, прямо с порога указывая пальцем на Беллатрису.
- Нет, не логично. Вы и отдаленного представления о логике не имеете. Я мешаю вам спать? Но не я напрашивался к вам в постель, скуля как ребенок - или мне использовать выражение "течная сука", раз уж вы коснулись сексуальных потребностей? - пожалуй, его заносит, но какого импа - пора расставить все точки над и. - Я читаю перед сном, логично ли мне менять свои привычки ради вашего желания спать с любым находящимся рядом? А может быть, логично то, что вы просите меня разрешить помочь с документами, чтобы доказать свою полезность - а после требуете благодарности за это? Или логично, что вы упрекаете меня в том, что я не обращаю внимания на каждую вашу попытку предстать обнаженной?
Воздух снова заканчивается, и Рабастану приходится прерваться хотя бы для того, чтобы вздохнуть.
- Вы ноете о своей утраченной свободе, а сами не уходите, когда это возможно. Бросаетесь мне на шею, когда еще не высохли чернила, которыми вы живописали ваше неприятие меня. Что вообще происходит? Как мне понять, чего вы вообще хотите? Снова напоить вас сывороткой правды? Подвергнуть Круцио? Принять Непреложный Обет?
Он с силой трет ладонью лоб, до смерти сытый этими месяцами бок о бок с противоречивой, алогичной, мнительной, мелочной и склочной женщиной.
- Я даю вам последний шанс. Или вы отвечаете мне, чего вы хотите от меня, или наше общение впредь ограничивается темой вашей беременности.

... Они возвращаются в Англию чуть позже запланированной Рабастаном даты, задержавшись лишь для того, чтобы затянувшиеся летние дожди Альбиона сменились теплым сентябрем.
Нельзя сказать, что их возвращение триумфально - они не устраивают званного приема, не дают интервью настойчивым журналистам "Нового Пророка", однако Лестрейндж-Холл вновь появляется на карте каминной сети в Министерстве.
Леди Лестрейндж деятельно участвует в обживании восстановленного дома, пользуясь относительной свободой - лорд Лестрейндж не допускает, чтобы она покидала Холл без его сопровождения, однако все комнаты  и парк полностью в распоряжении Хозяйки. Она не обманула - их отношения больше не напоминают холодную войну и, пожалуй, устраивают Рабастана куда больше, чем ожидание очередной вспышки ярости или язвительности от Беллатрисы.
Сильно менять привычки не пришлось - ведьма не навязчива, интересный собеседник и научилась спать при Люмосе. Пожалуй, если бы Лестрейндж заранее был уверен, что его не поглотит разверзшаяся Хель после вступления с Беллатрисой в брачные отношения, он сделал бы это давно - эта мысль приходит не сразу, но удивляет Рабастана, когда появляется.
Он все сильнее погружается в устоявшийся, сонный быт, лениво созерцая происходящее вокруг. Наверное, он выдал все, что мог, за прошедшие годы - войны, тюрьма, - и у него теперь нет сил, чтобы участвовать в восстановлении прежнего мира. Или нового мира, за который они боролись, о чем часто напоминает ему Долохов, не получающий приглашений в Лестрейндж-Холл.
Магическое право со всеми его коллизиями и запутанными прецедентами больше не увлекает Рабастана так, как увлекало в юности - он перегорел. Тем неожиданнее и волнительнее для него известие из Отдела Тайн: господа невыразимцы нашли Воскрешающий камень.
Министр, сочувственно похлопывая его по руке, сообщает, что искренне соболезнует его потери - и не видит препятствий в том, чтобы лорд Лестрейндж использовал смертную магию в личных целях. В виду исключения. Как награду за боевые заслуги. За верность родине и идеалам.
Рабастан будто просыпается. Сонливость снимает как рукой, вернуть брата и отвязаться от всех обязанностей и беспокойств, вернуться во Францию, отгородиться от мира непроницаемой завесой книг и сна - отличная награда для героя, каким никогда не чувствовал себя младший Лестрейндж.
В конце концов, снова быть Младшим.
Но есть одна проблема, и имя ей, по традиции, Беллатриса.
За ужином он просит принести бутылку вина - кажется, в небольших дозах вино может способствовать счастливому прохождению трудного разговора - почти нехотя заговаривает о причине личного приглашения Министра.
- Невыразимцы нашли Воскрешающий камень. Министр предлагает вернуть Рудольфуса.
Собственно, все. Больше прибавить ему нечего.
Лестрейндж хочет выслушать, что думает по этому поводу его жена - в конце концов, его решение по этом поводу затронет и ее, так что она имеет право хотя бы высказаться.

Рабастан почти успевает. Почти выражается в том, что он успевает убить лишь двух нападавших, а третий уходит, прижимая ладонь к рваной ране в боку от Секо.
Беллатриса поправляется медленно, слишком медленно с точки зрения Рабастана. Он не может видеть ее такой слабой, жалкой, молчаливой, поэтому предпочитает проводить с ней как можно меньше времени. К слову, это весьма просто - нападение на защищенное магическое поместье является именно тем делом, которым вплотную должен заниматься начальник отдела магического правопорядка. Даже вне зависимости, что это его поместье, и что это его подопечная чистокровная волшебница потеряла ребенка из-за воздействия проклятий нападавших.
Ниточка разматывается нехотя - аврорат выходит на след так называемого Темного Феникса, который продолжает дело Дамблдора, сея смуту и террор в начавшую успокаиваться жизнь Англии.
В принципе, сложить два и два не так сложно: Лестрейндж имеет представление, кто входит в этот новый орден. Недобитые Уизли, грязнокровки, которых не отловили полностью после Битвы за Хогвартс. Предатели крови.
Одна угроза третьей магической войны заставляет Рабастана просыпаться в поту в своей прежней спальне, где он спит один, пока целители запрещают беспокоить Беллатрису.
Когда женщина достаточно окрепла, Лестрейндж решается заговорить о том, что его волнует.
В конце концов, с потерей ребенка Рудольфуса у него больше нет шансов отвертеться от почетной миссии главы рода. И с потерей ребенка он вновь единственный мужчина в роду.
Рабастан присаживается на край кровати Беллатрисы, осторожно поглаживая ее по голой руке, безвольно лежащей поверх одеяла. Он обычно не допускает физического контакта без необходимости вне спальни, но, в конце концов, это он виноват, что не смог защитить женщину. И он виноват также в том, что она не могла защитить себя.
- Послушай, обстоятельства изменились. В Роду снова нет наследника, и у нас два пути - либо озаботится проблемой наследника, - разговор неприятный, слишком откровенный, и Лестрейндж снова мрачен и насторожен, несмотря на то, что продолжает поглаживать руку ведьмы,  - либо принять щедрое предложение Министра Амбридж и вернуть Рудольфуса.
Он верит, действительно верит, что когда они с братом вновь будут вдвоем, никто не посмеет напасть больше на поместье, на женщину, которая составляет их семью. И это наилучший способ, с его точки зрения. Вернуть все Рудольфусу, вернуть ему шанс продолжить род. В конце концов, если бы не несчастный случай, Рабастан и на милю бы не приблизился к креслу Главы рода. И  к телу Беллатрисы, не стоит забывать об этом.
Собственно, из-за этого Рабастан и колеблется. Он не льстит себе мыслями, что по возвращению брата сможет претендовать на место в постели женщины Рудольфуса - он не сумасшедший и не идиот. Но это единственное, чего он не хочет терять, хотя Беллатриса бы наверняка не поверила ему, позволь он себе столь откровенную слабость в ее отношении.
- Вдвоем мы сможем защитить тебя от подобного впредь, - озвучивает он часть правды и напряженно ждет, какой путь предпочтет женщина.
Даже себе Лестрейндж не признается, какой ответ хочет слышать.
- Мне нужен Рудольфус, - бесцветно выдыхает Беллатриса, закрыв глаза.
Выбор сделан.
Случай вновь играет судьбами.

С Камнем сложности - Рудольфус сожжен, а потому нужно сначала провести не самый безопасный ритуал, чтобы из его пепла и еще нескольких компонентов вернуть тело старшего Лестрейнджа во плоти. Темнее этой магии просто нет, как нет и другого пути у Рабастана, которого подстегивают слова Беллатрисы, всплывающие в памяти, что бы он не делал.
Он делает то, что велит ему долг - как иначе. Он занимался этим всю жизнь.

Перед ритуалом, который будет проведен на родовой земле, он заходит за Беллатрисой, которую перестал звать женой даже в мыслях - отвыкание всегда давалось ему легче, чем привыкание.
- Как ты считаешь, - небрежно спрашивает он, когда они спускаются по лестнице, направляясь к склепу, где содержится и урна с прахом Рудольфуса, - должны ли мы сообщить ему, что я выполнил свою клятву?
Этот вопрос интересует Рабастана уже пару дней - реакция Рудольфуса, вернись он обратно тем же, совершенно непредсказуема.