[icon]http://s5.uploads.ru/fXNhI.jpg[/icon]
Рудольфус вцепляется в протянутую ему волшебную палочку, недоверчиво смотрит на брата, едва его слушая, мотает головой, пока в глазах не начинает темнеть.
- Не хочу, не хочу, не хочу, - снова заводит он прежнюю песню, и бросает на Эммалайн такой же недоверчивый взгляд - почему она заботится о них, почему помогает?
Он боится ее - того, что она может сделать, воспользовавшись его слабостью и его состоянием. С ним, с Беллатрисой...
Его прежняя уверенность в себе, уверенность в том, что он одолеет любого врага, защищала его будто броня, но сейчас этой уверенности нет, на ее смену пришел страх, и Рудольфус полон этим страхом, еще не понимая, что это, не умея узнать это новое для него чувство, такое тревожащее, засевшее занозой глубоко под кожей.

Беллатриса сжимает его руку, сжимает крепко, и это пожатие его бодрит. Как ребенок от матери, Рудольфус ждет от нее помощи, спасения, и вздыхает с облегчением, когда слышит ее решение. То, что решение принимает она, его не беспокоит, сейчас  - нет, в нем нет сил, нет решимости, чтобы принимать решения, он боится брать на себя ответственность, пусть лучше она решает, пусть она разберется с этим.
Подставляя лицо под ее ладонь, Рудольфус следит за женой, тревожно ищет в ее взгляде обещание боли, но ее прикосновение теплое, ничуть не угрожающее, и, застыв сначала, он расслабляется, ища под ее рукой покоя, а затем скидывает ноги с ложа, встает, покачнувшись, опираясь на жену чуть ли не всем своим весом, и хотя он помнит, что должен беречь ее, что должен быть сильнее, никаких сил у него нет, ему по-прежнему холодно и он хочет оказаться подальше отсюда, от взглядов Рабастана и Эммалайн.
Только Беллатрисе он сейчас верит, только с ней чувствует себя в безопасности - что это, память тела или очередное проклятие Твари, он не знает, да и не хочет знать.
- Пойдем, - просит  - просит! - Рудольфус сою крошку-жену. В его руке поо-прежнему зажата волшебная палочка, но проку от нее сейчас никакого: магия требует уверенности, силы, а ничего из этого у него сейчас нет. - Забери меня отсюда.
Собственный дом - земля его рода, его семьи - кажется ему еще одной угрозой: мрачная осенняя погода, темное озеро, эти высохшие кусты роз вокруг разгромленной беседки в оранжерее... Все здесь как будто призвано напомнить о подстерегающих их опасностях, как и обугленные руины дома дальше. Каждую минуту он ждет здесь появления врагов - Аврората, Долохова, решившего наконец-то покончить с конкуренцией в Ближнем круге, самого Скримджера или психованной Итон, и ему хочется убраться подальше от этого проклятого, мрачного места, притягивающего неприятности.
- Пойдем, отправимся как можно скорее в твое поместье, аппарируй нас, - он уже не просто просит, а почти умоляет, как малый ребенок просит у матери прогнать чудовищ из-под кровати. - Пока никто не появился, пока не вернулась Тварь...