Уже перевалило далеко за полночь, когда они аппарировали к коттеджу, и на востоке, прерываемая абрисами невысоких построек, ширилась светлая полоска - первый намек на приближающийся рассвет.
Коттедж выглядел мирно, но Лестрейнджа это мало успокоило: с возвращением сюда будто вернулись и многочисленные проблемы, изрядно отравляющие ему жизнь. Хель представляла собой основную головную боль - но и Рудольфус с Беллатрисой могли доставить немало неприятностей, если дать им шанс, а потому Рабастан, уверенный, что брат не пришел бы в себя без помощи Эммалайн, а значит, можно не торопиться с объявлением о своем возвращении, в самом деле не торопится.
И шкуру, и книгу, не говоря уж о магическом разговорнике он думает оставить в подвале господского дома - подальше от любопытной Беллатрисы, поближе к месту, более подходящему для спокойного и вдумчивого анализа этих загадочных рун, и хотя он ловит себя на жутком желании немедленно добраться до Хель, поджидающей в теле Рудольфуса, он все же сдерживается.
Ну сколько времени им с Вэнс потребуется, чтобы проведать пленников, сложить трофеи? Двадцать минут? Пятнадцать, если не возникнет никаких дополнительных вопросов?
Увлеченный перспективами, он поверхностно проверяет чары над обоими домами, списывая небольшие искажения защитного фона на то, что Беллатрису по его просьбе посещала Яэль, да и Питер мог заглянуть, аппарировав не в сам дом и тем самым оставив следы своего физического присутствия на этой земле.
Возникни серьезные проблемы, уверен Лестрейндж, Беллатриса воспользовалась бы Меткой, отправилась бы в Ставку - он бы не пропустил такое, но Метка не беспокоила его эти дни, и ничто не намекает, что за время его отсутствия Аврорат нанес визит своим старым знакомым.
Впрочем, как вскоре поймет Лестрейндж, визит Аврората - это вопрос времени.

Массивная дверь, ведущая в подвалы, заперта - и Лестрейндж уверен, что так не должно быть. Даже если Сатклифф в своей человеческой ипостаси прониклась к гуляниям под луной, эльфу были даны четкие указания, касающиеся общих условий содержания как пленников, так и гостьи - и темный безмолвный зев распахнутой двери нервирует Лестрейнджа настолько, что он замедляет шаги, прислушивается и опущенную было после аппарации палочку поднимает отнюдь не играючи.
Беллатриса, уговаривает он себя. Заскучала и решила добраться до Бишоп, воспользовавшись его отсутствием. Придется получше объяснить ей, чтоб не совалась в подвалы.
Густая, насыщенная вонь из подвала не особенно противоречит его подозрениям: развлечения Беллатрисы оценил бы и его брат, но, право, если она угробила весь эксперимент из-за своей дурацкой прихоти...
Домовик, материализующийся на верхней ступеньке и бросившийся ему наперерез, едва не сбивает с ног. Лестрейндж вынужденно скидывает рюкзак с плеча, чтобы удержать равновесие, отпихивает эльфа, клещом вцепившегося в его ногу, едва разбирая сквозь завывания отдельные выкрики - это все вина эльфа, Молодой Хозяин должен наказать...
Стандартные песни, знакомые с детства.
Ну точно, Беллатриса угробила всех и даже, наверное, Уинифред - Фенрир будет в ярости, с недовольством думает Рабастан, продолжая спускаться.
А затем думает снова - и непечатно.
- Твою мать, - выдает он самую цензурную версию охвативших его чувств, оборачиваясь на Вэнс. - Не подскользнись.
Застывшая на нижних ступенях кровь превратилась в желе, и в нем, раскинувшись и мертвее некуда,лицом вниз, прямо в кровавую лужу, встречал вернувшихся путешественников Деррик Мартелл.
Лестрейндж делает Люмос мощнее - и ему не нужно иметь слишком богатое воображение, чтобы практически вживую увидеть, что к лестнице Мартелл полз - через первые две комнаты, отделяющие пленников от свободы.
Не гася Люмос, со второй палочки Лестрейндж кастует Гоменум Ревелио - просто чтобы убедиться, и получает ожидаемый результат: в подвалах никого нет. Никого живого.
- Твою мать, - повторяет он, так и не подобрав ничего более подходящего, и скулеж эльфа ввинчивается в самый мозг, раздражает, отвлекает, и он отсекает это скуление Силенцио, двигаясь дальше, заглядывая под стол, поводя палочкой вдоль темных стеллажей.
Если Беллатриса выпустила Мартелла...
Следующее тело он находит в другой комнате, рядом с клетками. Дейзи Бишоп тоже мертва не первый час - и, судя по рваным ранам на шее, вряд ли скончалась во сне или от Авады.
Сколько он не оглядывается, других тел нет - ни тела свояченицы, ни тела Сатклифф.
Надоедливый эльф все теребит его за штанину, припадая к коленям и жестикулируя так, будто от этого зависит его жизнь
- Где Хозяин и его жена? - возвращая домовику способность говорить, спрашивает Лестрейндж. - Где женщина-оборотень?
И тут эльф оказывается прямо-таки кладезем информации и сообщает, что Хозяин и Хозяйка в коттедже, а женщина-оборотень сбежала, но перед этим открыла обе клетки...
Кое-что становится понятно - кроме основного.
- Почему ты не сообщил Хозяйке, что здесь произошло? - интересуется Лестрейндж, никак не в состоянии собрать и разложить все это по полочкам сразу. - Сколько времени прошло с тех пор, как ушла женщина оборотень?
Эльф захлебывается хриплыми криками, дергает себя за пучки волос, торчащие из ушей, принимается кататься по полу, вляпываясь в лужу крови под телом Бишоп, и это нисколько не помогает ему изъясняться понятнее, но Рабастан и так кое-что ухватывает: разумеется, он сам запретил эльфу рассказывать в коттедже о том, что происходит в подвалах, запретил строго-настрого и даже подкрепил свой запрет словом главы рода, едва только заполучил такую возможность, и Сатклифф ушла, ушла еще вечером...
Лестрейндж холодеет.
Забрасывая на плечо поудобнее широкую лямку рюкзака, с которой, кажется, сроднился за их с Вэнс мытарства, он резко разворачивается, больше не обращая внимания на эльфа.
- Твою мать, - в третий раз говорит он, мелком обегая взглядом стеллажи, полки, разложенные книги. - Эммс, нам нужно отсюда уходить. Прямо сейчас. Немедленно.
Авроры, думает он.
Куда направилась Сатклифф?
Он не думает, что прямиком в Аврорат - к тому же, у нее нет волшебной палочки, но что, если так?
Что, если она прямо сейчас - или час назад, или три часа назад - уже нашла способ связаться с аврорами?
- Возьми только самое нужное. То, что невозможно воссоздать. Жду тебя в доме.
Забрать Рудольфуса. Забрать Беллатрису.
Уничтожить здесь все, что может указать на них.
Через тело Бишоп он переступает механически, обращая на нее внимания не больше, чем на поваленное дерево в сибирских сугробах.
- Уйдем отсюда и решим, что делать дальше.
На Вэнс можно положиться - Вэнс умница, уговаривает себя Лестрейндж, снова отпихивая эльфа, так и жмущегося к нему не то в надежде на прощение, не то - на наказание.
Только - куда отсюда? Легко сказать.
Неужели в Ставку, под бок к Лорду и Долохову? К в любой момент возможной легиллеменции, от которой ничто не защитит?
Рабастан не дает себе погрузиться в панику, хотя подспудная мысль, что коттедж пуст - что там не окажется ни Рудольфуса, ни Беллатрисы - грызет его изнутри.
Он аппарирует с места, прямо из подвала, прямо от Эммалайн, равнодушный к этикету как редко когда раньше - и тяжело опускает пятки уже в коттедже, в темном пропахшем брюквой коридоре.
- Белла?! Гоменум Ревелио.
Рюкзак мягко бьет его в спину.
- Белла!
В любой момент он готов услышать визг сработавших сигнальных чар.

В плече неприятно колет, когда Рабастан выдёргивает её из сна, заставшего в неудобной позе: она сидит, привалившись затекшей стороной к дивану. Виском к безвольной руке Рудольфуса.
Всё тело протестующе ломит, когда Беллатриса поднимается на ноги, не торопясь ответить на зов деверя. Разминается, хрустя поясницей, проверяет наличие палочки в рукаве.
— Какого хера? — риторически спрашивает она, замирая на пороге.
Он, видимо, только что с дороги, судя по маггловским обноскам. Собственно, Рабастан всегда в них, поэтому это ничего не значит. Может, с него сталось вернуться из путешествия раньше, заглянуть к невесте, да мало ли ещё куда, потерять где-то Вэнс — Беллатриса на всякий случай вытягивает шею, проверяя, что целительница не прячется во тьме коридора — мало ли что взбредёт чокнутому райвенкловцу в голову.
— Какого хера ты орёшь? — интересуется она, всё ещё брезгливо рассматривая рюкзак и прочее, в чём он явился, — Так поздно? Так рано.
Наконец она замечает, что обычно спокойный Рабастан чем-то взволнован. Не то чтобы события последних дней к этому не располагали, но Беллатриса уже научилась жить с новыми обстоятельствами, так что же стряслось?
Как будто он подцепил вторую Тварь, не иначе.
— Что? Что? Яэль рожает? — несмешно шутит она, зевает, прикрывая рот ладонью.

Вэнс ищет кота. Проблема в том, что мистер Черч уже привык бродить где-то, появляясь в ее комнате или в подвале когда ему вздумается или когда есть надежда получить что-нибудь съедобное. Но Эммалайн не готова бросить здесь мистера Черча, пусть даже ему-то Аврорат не грозит. Докричавшись до хрипа и уже собравшись уходить, ведьма обнаруживает зловредное животное на полке стеллажа, так что в дом они аппарируют уже вдвоем, и вредное животное выглядит немого не в себе от крепких объятий и всего вот этого. Но Эммалайн тоже выглядит немного не в себе, так что тут они на равных.

- Это я, - громко предупреждает она, на случай, если и Рабастан немного не в себе, что было бы неудивительно. – Заберу записи из мансарды.
Лабораторные журналы было жаль до слез, к тому же, попади они не в те руки (а можно подумать, они попали в те руки), то станут для нее обвинительным приговором.
Еще одна причина поскорее убраться подальше.
Еще одна причина потом, когда они окажутся в безопасности, найти Унифред.

Она спускается в гостиную и выжидающе смотрит на Рабастана, рассеяно кивнув Беллатрисе, и здороваясь не столько с ней, сколько с ее талией – во всяком случае, смотрит целительница именно туда, пытаясь на взгляд определить, все ли хорошо с плодом и будущей матерью.
- Я готова.
Кот на руках таращится совой, но то ли соскучился по хозяевам, то ли животное умнее, чем прикидывалось, но попытки вырваться любой ценой не делает.

- Другая милая девочка, - огрызается Рабастан, не так чтобы очень хорошо понимая, что и кому говорит. Чувство юмора Беллатрисы находится с ним в разных вселенных, особенно теперь, и если в иное время он оценил бы хотя бы сарказм, сейчас ему просто хочется, чтобы она послушалась - молча, быстро, без этой своей манеры для начала вымотать ему все нервы.
Может, Беллатриса это чувствует, потому что сменяет свою шутливость - и, кажется, в самом деле способна оценить серьезность ситуации.
Он разворачивается сразу же, едва чувствует ее руку, и выполняет прямую команду - смотрит в глаза.
- Я пока не знаю, куда, - признается он, не в силах сейчас соврать. - Дай мне минуту. Пока ты собираешься.
Лестрейндж-Холл не подходит - не потому что там недостаточно безопасно, хотя и это тоже, ведь логично со стороны Аврората время от времени наведываться на покинутые земли, а потому что там просто нельзя жить. Негде - не шалаш же им строить. Комфортабельный шалаш, в котором могли бы расположиться четверо человек.
Почему-то он не думает, что Вэнс могла бы вернуться в дом, в котором они провели ночь, а он сам - отправиться к Яэль, предоставив Беллатрисе наслаждаться вольной жизнью в компании тела беспомощного и бессознательного супруга. Почему-то он пока не думает даже о том, что они все могли бы погостить в Хакни-Уик, пугая котов Яэль.
Все, о чем он может думать, так это о том, что они не могут остаться в Ставке - только не в Ставке.
Беллатриса дергается, когда раздается голос Эммалайн, а Рабастан тут же использует это как предлог, чтобы избавиться от ее руки на плече.
- Поторопись, - без необходимости напоминает он Вэнс, больше желая дать ей понять, что она услышана, и, когда Беллатриса, помрачневшая, но не спорящая, выходит, рассеянно чешет подбородок.

Даже кот с рук Эммалайн смотрит на него выжидающе, как кажется Лестрейнджу. Как будто желает оценить, насколько временно исполняющий обязанности главы рода справится с этой задачей. Очень неприятный взгляд - особенно в контексте того, что Рабастан не уверен, что справится.
- Мы не можем надолго остаться в Холле, - начинает он издалека, глядя на Беллатрису - кажется, она хотела разделить его заботы? Обещала помощь? - Там негде жить, особенно тебе, в положении и все такое. К тому же, долго там находиться небезопасно.
Лестрейндж делает паузу, переводит взгляд на Вэнс.
- В Ставке мы тоже не можем задержаться. В Ставке никто не живет, - как будто это и есть объяснение, договаривает он. На самом деле, он лукавит - и обе женщины наверняка это знают: в Ставке живет, если этот термин вообще к нему применим, Темный Лорд, а это не то соседство, от которого Рабастан приходит в восторг, не говоря уж о том, что у них на руках Рудольфус в состоянии, которое лучше бы скрыть от Ближнего круга. - Остается дом Яэль.
И тут куча поводов отвергнуть и этот вариант - начиная с того, что она их не приглашала и не располагает тремя этажами гостевых комнат, а заканчивая тем, что к ней все же заходят бывшие коллеги, и он просто не может позволить себе убивать каждого, если не хочет, чтобы однажды какой-нибудь аврор посообразительнее все же отметил эту тенденцию.

Рабастан не уверен, попросту не знает, куда их занесёт теперь. Это выбивает почву из под ног — за годы супружества Беллатрисе пришлось научиться полагаться на других, не на себя. И тем не менее, она тоже прокручивает в голове варианты, куда бы они могли направиться.
Вместо конкретных предложений Рабастан начинает перечислять места, куда они отправиться не могут. Спасибо, умник. Более того, он советуется не только с ней, но ещё и с Вэнс. Как будто она тут что-то решает.
Опустевший диван нервирует, как и то, что они вынуждены топтаться в гостиной.
— Ты уверен, что она будет рада нас видеть? Нас всех? — Дело не в радости, но, насколько помнит Беллатриса, невеста деверя вполне себе в законе. И бывший аврор. Может, у Баста другой взгляд на это дело, но почему-то в гостях у рыжей она будет ждать появления наряда авроров едва ли не больше, чем здесь.
Даже предложение Вэнс звучит разумнее, хотя не нравится Беллатрисе уже совсем по другим причинам: быть зависимой от пленной целительницы, спавшей с её мужем, ей нравится куда меньше чем даже вторжение авроров.
— Можно попробовать вернуться в моё поместье, — наконец озвучивает она размышления, к которым пришла после вопроса Рабастана, куда бы она пошла, когда остановилась в Лестрейндж-холле.
— Если мой блудный кузен и вернулся в родовое гнездо, я думаю, это дом в Лондоне, а не основное поместье. Он сбежал слишком рано, чтобы ему успели объяснить насколько оно важно. Можно оставить Вэнс и Рудольфуса в Холле и проверить.

- Тебя впустит. И тех, кто будет с тобой.
Об этом Эммалайн позаботилась и теперь мысленно ставит себе маленький плюс. Маленький, но важный на фоне последних глобальных провалов.
- Аппарируем?

Дом встречает их темными окнами, пропускает, принимает – мягко и гостеприимно. Эммалайн открывает дверь и опускает на пол мистера Черча. Прямо на узорный паркет, столь любимый миссис Вэнс. В отличие от матери, мисс Вэнс не считает, что присутствие кота испортит паркет, или мебель, или общую атмосферу дома. Она намерена разрешать коту спать на любых подушках, есть из фарфорового блюдца – все лучшее для мистера Черча.
Кот насторожено осматривается, он, похоже, не в восторге – его оторвали от охотничьих угодий и случайных подружек, но держит лицо, показывая, что ему такие вот перемещения – пара пустяков.

- Карика, мы вернулись, - объявляет Вэнс.
- Добро пожаловать, госпожа Эммалайн, добро пожаловать мистер Лестрейндж, добро пожаловать, гостья госпожи Эммалайн, - пищит домовиха, и на глазах ее слезы счастья, как будто они отсутствовали с десяток лет, а не какой-то час.
- Проходите, Беллатриса, - любезно приглашает Вэнс леди Лестрейндж. – Карика позаботится о вас.
- Эммалайн, представь меня этой очаровательной леди, - седовласый достопочтенный Десмонд Оливер Вэнс оживился в своей раме, ничуть не удивленным таким вот быстрым возвращением внучки в отчий дом, да еще и с новыми гостями. –
Вэнс в легком шоке – флиртующий портрет деда зрелище то еще.
- Беллатриса, это мой дед, мистер Венс. Вернее, его портрет. Дедушка, это леди Лестрейндж.
- Очарован! – обаятельно улыбается охотник за магическими орхидеями так, словно Беллатрикс редкий вид Miltonia Dream.

Вэнс предпочитает встать поближе к Рабастану, подальше от флиртующего портрета.
- Что делаем дальше? – тихо спрашивает она.
Рудольфус.
Хель.
Беглянка Унифред и их журналы.
Им нужен план. На этот раз им нужен подробнейший, детальный план и никаких драккловых импровизаций.

Несмотря на то, что они теряют на этом время - а на счету, как кажется Лестрейнджу, каждая секунда, - отправляются они не из гостиной. Выталкиваются на крыльцо, с какими-то вещами, каждый занятый своими мыслями, наверняка вот-вот ожидая услышать хлопки аппараций прибывающих отрядов, сбегают на тропинку, едва намеченную редкими визитерами, избегающими прямого перемещения на крыльцо... Лестрейндж знает, что нужно делать - не просто сбежать, но уничтожить любые следы тех, кто полгода пользовался этим прибежищем, не оставляя ни единого шанса найти их  по оброненной личной вещи, по остаточному фону после аппарации.
Перед тем, как исчезнуть, уже обхватывая Беллатрису для перемещения, он поводит палочкой, резко заканчивая плавный замах коротким росчерком в воздухе, и тут же по прошлогодней сырой листве тянет дымом, а стены сторожки оказываются охвачены ревущим пламенем, отражающимся в оконных стеклах. Выпущенному огню мало будет сторожки - Лестрейндж рассчитывает, что Адское пламя перекинется и на развалины большого дома, уничтожая содержимое подвала. Магглам потребуется вся ночь, чтобы справиться с пожаром, а к утру здесь останется только пепел - но даже если маги отреагируют быстрее, зафиксировав сильные темномагические чары в этом мирном районе, огонь выгадает беглецам кое-какое время.

Они аппарируют, и хотя Рабастан слишком поздно понимает, что им стоило бы избрать более извилистый путь маршрута на тот случай, если ео ухищрений и защитных чар над сторожкой Риддлов и домом Вэнс может не хватить для сокрытия направления беглецов, ему все равно становится ощутимо легче: с первой проблемой они разобрались, авроры на повалят им на головы прямо сейчас.
Это, конечно, слабое утешение в свете того, что он потерял подопытных и раскрыл убежище, но Беллатриса и ее основная на этот год функция в семье спасены. Уже кое-что.
Эти соображения заставляют его смотреть на свояченицу с куда большей симпатией, чем обычно, и даже отпускает он ее осторожнее, чем обычно, как будто она может разбиться. Вопреки рациональному знанию, что, отследи их Аврорат, у него появятся проблемы посерьезнее недовольства Рудольфуса, именно упреков брата он хочет избежать любой ценой - да и еще бы, столько лет твердить Рудольфусу, что из того дерьмовый глава рода, а теперь самому облажаться по-крупному, да еще когда речь буквально идет о выживании этого пресловутого рода...

На Карику, которая, кажется, вне себя от радости от столь скорого возвращения хозяйки, да еще и с гостями, он не обращает внимания, вполуха прислушивается к приветствиям портрета, кивает на вопрос Эммалайн.
В самом деле, отличный вопрос - только у них же есть ответ.
- Потолкуем с Хель, - очень тихо говорит Лестрейндж, глядя за плечо Эммалайн - туда, где в отражении стоял Розье. - Дадим потолковать с ней тем двоим. Допереводим руны. Выкинем Хель из моего брата и закроем ей дорогу назад. Запечатаем его череп чем-то из наследства Грегорович. Потом ты поднимешь его - и это важнее, чем было до сих пор. Грэйбек... будет недоволен побегом Сатклифф, и не думаю, что она побежала обратно к нему. Учитывая, что Уинифред торчала в подвале исключительно по моей инициативе, я не могу просить помощи в Ставке. Мне нужен Рудольфус за спиной, когда Грэйбек узнает, что его новообращенная в любой момент может навести Аврорат на его логово.
Рудольфус, обе волшебные палочки и много удачи.
И не факт, что Грэйбек не потребует платы - может, даже не соразмерной.
Это вновь возвращает Лестрейнджа к мыслям, которые занимают его с самой ночи - мыслям о том, на что он готов, чтобы вернуть Эвана.
А точнее, на попытки представить, на что он не готов - и этот список ужасно, безумно короток.
Это тревожит Рабастана - не так, чтобы слишком, поэтому, краем уха прислушиваясь, он все же с опозданием, но реагирует на запросы Беллатрисы, затеявшей вполне себе увлеченный светский разговор с портретом.
- Куда ты собралась? - резко спрашивает он, повышая голос - и это вопрос не из разряда пустых или досужих. - С кем связываться?
С кем ей вообще может быть необходимо связаться - кому может быть нужда срочно подать весточку о том, что по старому адресу Лестрейнджей больше нет?
Здесь он вспоминает о Яэль - потому что ей знакома сторожка - но отгоняет эту мысль: на этот раз он не исчез без предупреждения, Яэль просто незачем кружить вокруг Литт-Хэнглтона, попадая в фокус внимания Аврората или беспокоясь о том, что случилось с погорельцами.

Беллатриса морщит нос и скорее кокетливо, чем разочарованно, кривит губы. Мысль использовать портрет по назначению, казавшаяся гениальной по первости, теперь обрастает осложнениями — и реакцией Рабастана, которую она надеялась спровоцировать.
— Тс, не мешай мне, — почти ласково отмахивается Беллатриса, провоцируя и игнорируя повышенный тон. Может, Рабастан и умеет думать одновременно кучу вещей, она — нет.
У неё многочисленная родня, прославившаяся скандальными проектами в Визенгамоте, репрессиями в попечительском совете Хогвартса и даже известными выходками на квиддичном поле. Кто-то из Блэков, видимо, мало известный, должен иметь свой портрет и в ботаническом сообществе. Или хотя бы в отделе тайн.
В Америке вряд ли.
— Ох, Мерлин, не могу вспомнить, — Беллатриса виновато улыбается портрету, — скажите, мистер Вэнс. Наверняка среди портретов Клуба Магического Ботанического общества есть кто-то из Блэков.
Наконец, в голове мелькает узнавание, чуть замявшись, Беллатриса добавляется.
— Скорее всего, Арктурус Блэк. Это мой двоюрдный дед. Если Вас не затруднит, мне нужно связаться с моей тётей, Вальбургой.
Чуть пожав плечами, Беллатриса улыбается, добавляя ненужную информацию.
— Мы похожи.
В чём-чём, а том, что тётушка закладывать её собственному сыну не будет, Беллатриса уверена как в том, что основателей Хогвартса было четверо.
— Кстати, — беспечно добавляет она, разворачиваясь к Рабастану, — пока ты не отвлёкся на что-то жизненно важное вроде своих пленников, предоставляя меня самой себе — ко мне заходила Яэль. На чай. Не уверена, что ей понравилось, но она может решить зайти ещё.

Дед на портрете вежливо кивает леди Лестрейндж и улыбается так, будто получил неожиданное развлечение. А может быть и правда получил, при Хестер тут небогато было с репертуаром, либо чинные чаепития с подругами, либо обмороки и истерики.
А уж после того, как чета Вэнс отбыла во Францию - тем более.
- Чердак свободен? – спрашивает Эммалайн у Карики, давая возможность Рабастану уладить все с Белатрисой.
- Там хранятся вещи старого хозяина, госпожа Эммалайн!
Эммс припоминает что да, так оно и есть, и в эти самые вещи она собиралась заглянуть на досуге, и прикидывает, что ей понадобится на чердаке – большой стол, шкаф, конторка для письма... Потеря подвала и журналов, конечно, невосполнима, но надо двигаться дальше.
Дом ее деда как нельзя лучше подходит для того, чтобы двигаться дальше.

Дальше у них по плану Хель и Рудольфус.
С того дня, как они со старшим Лестрейнджем отправились на поиски Рабастана, Хель стала прямо таки частью семьи, и в лучших семейных традициях Вэнс на многое готова пойти, чтобы избавиться от назойливого присутствия этой Твари в ее жизни и жизни тех, кто ей важен. Но к сожалению, она прочно привязана к Рудольфусу и от нее зависит воскрешение Эвана, так что на этом празднике без нее никак. Эммалайн пока что не слишком хорошо себе представляет, как они придут с Хель к соглашению, но Эйлинед и Родерик обещали помочь. А Мерлин видит, им сейчас любая помощь нужна и как-то не выстраивается очередь из тех, кто готов бескорыстно протянуть им руку.
Мысль о том, так ли бескорыстна помощь Эйлинед и Родерика неприятно царапает, вызывает тревогу, но Вэнс хорошо помнит их разговор в ее спальне, через зеркало, и те двое ничего не просили для себя. И, в общем, Эммс отдает себе отчет в том, что те двое опасны, но она из тех, кто предпочитает договариваться со своими внутренними демонами, а не выходить на них крестовым походом.

Но хочешь мира – готовься к войне, и Вэнс вешает на плечо привычную сумку со своим полевым набором целителя.
- Если не случится чего-то из ряда вон выходящего, Беллатриса, мы разбудим вашего мужа сегодня, и конечно, после кому ему потребуется уход и помощь. Ваша помощь, - подчеркивает она, хотя не очень уверена в том, что из беременной леди Лестрейндж выйдет хорошая сиделка.
Ну, какая выйдет, им капризничать не приходится.

Лестрейндж не так, чтобы особо удивлен. Упрямство Беллатрисы сводило его с ума и в лучшие годы, что уж говорить о сейчас, а еще он отчетливо понимает, что в нем нет азарта на спор. Все его мысли заняты предстоящим разговором с Хель, а не финтами свояченицы, и ему не до ее глупостей - кроме одной.
- Тебе ясно дали понять, что Хель в Рудольфусе опасна для тебя и для ребенка, - упорствует он. - Твой муж чуть не сдох там, чтобы ты ушла из склепа невредимой - собственно, с последствиями того, что он сопротивлялся воле Твари, мы сейчас и будем разбираться. Ты хочешь добить его? Хочешь, чтобы она проделала с ним это снова и теперь уже убила? Так уверена, что он перенесет второй раз? Хочешь поскорее остаться вдовой и стать во главе собственного рода в собственном доме?
Он несколько теряет ощущение берегов - например, припоминает Беллатрисе то, чего они касались в личном разговоре, не тяготясь присутствия Эммалайн.
- Так не останешься. Не станешь. Это я тебе могу прямо сейчас пообещать, - зло и убежденно говорит Рабастан, который уж, дойди дело до, костьми ляжет, но свою клятву Рудольфусу исполнит - и превратит жизнь Беллатрисы в ад, рядом с которым ей и Азкабан курортом покажется, если до этого дойдет. Он может. Наверняка может - нужно только захотеть.
- Хочешь рисковать ребенком - пожалуйста. Не Хель, так проклятье - что-то доберется до твоего мужа первым, только тебе от этого пользы не будет, - напоследок бросает Лестрейндж, разворачиваясь к Эммалайн. - Пошли. Если у нее хватит ума, останется здесь.
Ни хрена это не так, конечно - на это у Беллатрисы ума не хватит ни при каком раскладе, мрачно думает Рабастан, но единственной целью его эскапады было другое: пусть, если отправится за ними, хотя бы держится подальше до того момента, как им не удастся выманить Тварь и заставить ее уйти.
Хотя бы не торчит прямо перед ней.

Он помнит, что Беллатрисе тяжело дается аппарация - не то чтобы сильно надеется, что ее это удержит на месте, но все же оставляет один крошечный шанс.
Все еще раздраженный, подхватывает сумку Вэнс - там драгоценное зеркало - перецепляет удобнее рюкзак и, не взглянув на Беллатрису, аппарирует вместе с Эммалайн на земли Холла.

Попадает довольно близко к оранжерее - после того, как Рудольфус с женой провели здесь ночь, кажется, именно оранжерея становится своеобразным символом дома. Руины самого дома для жизни - даже для короткого визита - мало годятся, а потому беседка посреди пожухщих среди зарослей сорняков растений, в которой стоит грубо устроенное не то ложе, не то стол, заменяет его.
Там, в беседке и лежит Рудольфус - а домовик сидит рядом на земле, глядя куда-то в сторону. При виде Лестрейнджа и Вэнс он подрывается с места, бросается к ним:
- Хозяин бредил, Хозяин звал...
- Кого? - устало уточняет Рабастан, уверенный, что пнет домовика, если тот назовет имя Беллатрисы.
- Вас, - спасает себя эльф.
Ну, его так его. Он здесь.

- Доставай зеркало. Нам же это сказали? Хотите поговорить с Хель - поднесите зеркало к его лицу, так? - припоминает Рабастан события предыдущей ночи, вытряхивая из рюкзака шкуру и книгу с переводом рун, листая в поисках раздела с запечатывающими символами. - Она одолела его и в склепе, несмотря на родовую магию. Если она снова проделает что-то подобное, ты сможешь с этим справиться?
Вопреки всему, что он сказал Беллатрисе только что, Лестрейндж не может поверить, что Рудольфус может умереть. Такие, как его брат, не умирают.
По-крайней мере, не так.

— Если бы меня там не было, Хель бы оттуда вообще не ушла! И твоя невеста, кстати, тоже! — резко отвечает Беллатриса. Да, Хель опасна, но опасна она для всех. И раз уж её собираются доставать из головы Рудольфуса, Беллатриса уверена, что они договорятся. Лучше чем Вэнс или Рабастан. Две женщины, желающие исполнения своих желаний, смогут найти общий язык, если их интересы хоть как-то не противоречат друг другу. Но доказывать сейчас это Рабастану или, упаси Мерлин, Эммалайн, смысла нет.
Они оба вернулись взбаламошенные. Чокнутые, повернутые на этом своём путешествии. И дело совсем не в сбежавшем оборотне, которого они держали у себя в подвале, или мёртвой Дейзи Бишоп.
Что-то там случилось, но Беллатрисе это совсем не интересно, потому что она, находясь на чужой территории и будучи сбитой с толку, пытается отстоять своё право находиться на законном месте. Ещё час назад она спокойно раскладывала пасьянс в коттедже, и не думала, что Рудольфус, безмолвно лежащий на диване может встать или умереть в этот же день.
— Я и так каждый дракклов день рискую ребёнком, — неубедительно протестует Беллатриса, огрызаясь. Всё, что она может, это беспомощно наблюдать, как Рабастан хватает свою ненаглядную целительницу и растворяется в воздухе, появляясь наверняка на землях Лестрейндж-холла.
— Ублюдок, — обозлённо роняет Беллатриса в пустом коридоре. После того, что они вместе пережили с момента, как Тварь поселилась у Рудольфуса в голове, он просто оставляет её одну в чужом доме, наплевав, как будто она случайная любовница его брата или домовой эльф.
— Выродок, — повторяет Беллатриса. Пока аппарации в одиночку навредили ей и ребёнку куда больше, чем Тварь, и нужно не забыть это ввернуть Рабастану потом.
На что он рассчитывал? Что она останется? Будет смиренно ждать?
После того, как с РУдольфусом будет всё в порядке, она постарается, чтобы от Рабастана не осталось мокрого места. К дракклу договорённости и взаимное сотрудничество, мысли о котором он ей вбивал в голову две недели. Оставить её одну — вот что в его понимании значит перемирие.
Что значит перемирие в её понимании, Беллатриса ещё не определилась. Но что-то однозначно плохое.

Сконценрироваться на аппарации не получается. Едва она оказывается на земле Холла, шипит от боли. С ребёнком всё в порядке, но она чувствует, как чулок пропитывается кровью. Расщепов с ней не случалось со школы, но из-за сложной беременности приходится заново привыкать к тому, что аппарировать она не умеет. Не тратя время на то, чтобы проверить ущерб под юбкой, Беллатриса прихрамывая идёт к склепу, но спустя несколько шагов, вспоминает, что там, должно быть, после адского пламени ничего не осталось.
Ещё через несколько глупых предположений она догадывается позвать домовика и направиться к оранжерее.

...Те двое и впрямь помогают.
Рабастан даже удивлен - и тем, что их принимает родовая магия, хотя, разумеется, он понимает, что это в основном происходит по его воле, и тем, что они в самом деле держат слово. Ах да, это же в каком-то смысле отражения его и Вэнс - и не обязательно, что зеркальные.
И когда все заканчивается, а его старший брат жив - все еще жив - это кажется почти невероятным.
Серый день освещает такое же серое лицо Рудольфуса, и Рабастан наклоняется над ним, стирая с лица кровавые разводы - родовая магия требует крови - а затем с удивлением рассматривает затянувшийся давний шрам на щеке брата. Шрам, которого никогда не было.
Но это не главный сюрприз, как выясняется.
Пальцы Рудольфуса сжимаются на его предплечье - левом, что не удивительно. Не удивительно и то, что первое, что он говорит - это требование убить.
На очень короткий и очень неприятный момент Рабастан думает, что речь идет о Беллатрисе: что Рудольфус каким-то неведомым образом - а может, благодаря Твари или тем двоим - знает о ее измене, но не знает о его к этому касательстве, и сейчас хочет убить неверную жену.
Что ему придется решать все это прямо сейчас, немедля, не сходя с места, а не он не то что не готов, а даже не уверен, что хоть когда-нибудь будет к этому готов.
Но нет - дело, конечно, в Беллатрисе, дело всегда в Беллатрисе, но все же иначе.
Рудольфус говорит о Твари.
Сейчас Рабастан этому даже рад - тому, что брат говорит, тому, что не бредит, несмотря на то, что на первый взгляд его слова выглядят именно так. Чему он не рад, так это тому, что глаза Рудольфуса, прежде определенно светлые - не то серо-зеленые, не то что-то такое - сейчас потемнели. Вкупе со шрамом это ни хрена не обнадеживает.
Даже если Тварь в самом деле покинула голову Рудольфуса, что она там оставила? Что повредила?
Последняя мысль отдает сарказмом - как будто там есть что-то, что осталось неповрежденным к этому году - но Рабастан ее прогоняет.
- Ага, - говорит он, не найдя ничего другого, и поднимает глаза на Эммалайн - та видит? Обратила внимание? - Непременно убьем. Никуда она не доберется.
Белла, Белла, Белла - свет на ней клином сошелся, что ли?
Рабастан оборачивается.
- Что с ногой? - спрашивает почти спокойно, когда вдоволь насмотрелся, и тут же мысленно корит себя - зачем ему, что ему теперь-то от нее нужно. Все, Рудольфус очнулся, исполняющий обязанности может быть свободен.
И эта мысль в самом деле приходится ему по вкусу. Глава рода - не его роль.

— Иди к дракклу, — огрызается Беллатриса, едва переступает порог оранжереи и попадает в поле зрения Рабастана. Но, разумеется, продефелировать в гордом молчании к телу мужа она не может, поэтому развивает болезненную тему, обостряя зачинившийся конфликт, — мне сложно в положении аппарировать, вот, что с моей ногой. Ты, умник, догадался оставить меня одну, чтобы у меня был расщеп.
Он первый начал войну заново, уверена Беллатриса, и не хочет идти на мирную. На предложение помощи от Вэнс реагирует гневным взглядом, жалея, что не может убить её на месте. Это бы её потешило, и от сердца бы отлегло, но она не может, потому что помощь Эммалайн всё ещё нужна, как и живо обещание её не трогать.
Зато первая часть её предложения наконец-то доходит до Беллатрисы, и она понимает, что Рудольфус больше не лежит безвольным трупом — они разбудили его. Без неё.
Она должна была быть рядом, когда он открыл глаза.
Сначала Беллатриса застывает, как будто её примораживает к полу, а потом резко дёргается с места, расталкивая всё и всех на пути к импровизированному ложу.
— Руди, — больше всего она боится заглянуть к нему в глаза и увидеть там глаза Твари. Что не он откликнется на её зов — или не откликнется вовсе.
На мгновение Беллатриса даже забывает о том, что зла на него за Вэнс, за то, что он впустил в свою голову Мерлин-не-разберёт-что, а так же о вине, которая лежит грузом на плечах уже приличный срок, становясь невыносимой.
Она опускается на колени, рядом, касается его руки, обхватывая его пальцы, сжимая.
— Я боялась, что потеряю тебя.

- Ты могла дождаться нашего возвращения, - напоминает Лестрейндж Беллатрисе, не желая признавать, что она не могла. Только не она. Ну что же, значит, расщеп.
В отличие от Вэнс, он своей помощи не предлагает - помнит про их с Беллатрисой договор, помнит, что они собирались сразу же рассказать Рудольфусу о кольце, сразу же разобраться с этой проблемой, а значит, сейчас не лучшее время, чтобы демонстрировать заботу и внимание, пусть даже такие невинные.
Беллатриса хромает к мужу, и Рабастан тихо тянет Вэнс в сторону, думая, как бы предложить ей подождать на берегу или вообще вернуться к себе, но при этом чем-то объяснив собственную необходимость остаться.
В голову ничего не приходит - а чем больше он наблюдает за Рудольфусом, тем меньше ему хочется прямо сейчас устраивать это кошмарное объяснение.
- Ты уверена, что с ним все в порядке? - спрашивает он у Эммалайн. Схемы и причудливые завихрения над телом брата выглядели весьма впечатляюще - Вэнс, наверное, решилась на полную диагностику, что и логично, после Хель, но он-то в них ничего не понимает. - Просто ты предупредила про головокружение и боль - это нормально? И кстати, ты заметила шрам? У него не было шрама на щеке, я уверен. И глаза - почему потемнели глаза? Как с ним может быть все в порядке, если у него глаза поменяли цвет?
Про косметическую магию он, конечно, слышал - но вот уж уверен, что ни ему, ни Эммалайн не было до этого дела.
Уже договаривая, Лестрейндж обрывает себя: Вэнс выглядит порядком измотанной, у них выдались напряженные последние дни, ночью не вышло выспаться из-за тех двоих, да и с утра сплошные хлопоты.
Нужно вернуться к ней, выспаться, а потом уже обсудить все это.
И, к его облегчению, Рудольфус тоже пока не заметил отсутствие кольца и требует покинуть Холл.
Это странно - не так, чтобы очень, учитывая, что тут в самом деле нельзя жить, но достаточно странно, учитывая общую непритязательность Рудольфуса и любовь к родовому гнезду.
Впрочем, это только на руку Рабастану и он отбрасывает подозрения:
- Вот, вот твоя волшебная палочка, у меня, - он снова подходит ближе, торопливо ищет палочку Рудольфуса, которую носил как запасную, отдает ему, снова неприятно удивляясь - у брата дрожит рука. Временный тремор после дозы диагностики и лечебных чар? Или симптом чего похуже, что Эммалайн не смогла определить?
Чушь, она бы смогла определить все, уверяет себя Рабастан, и нехотя и очень быстро касается плеча Беллатрисы.
- Позже. Слышишь меня? Поговори с ним позже, - остается только надеяться, что до нее дойдет. - Да. Рудольфус, да, мы сейчас все отсюда свалим. Не в коттедж, его пришлось сжечь. В дом Эммалайн. Он пустой, хорошо защищен чарами, а еще это настоящий жилой дом, Руди, а не ободранная  конура, как предыдущие. Ее родители на материке, ее там не будут искать, и нас тоже.
Настоящий жилой дом - с отдельными спальнями, ванными комнатами, столовой и библиотекой. То, что им всем нужно.